7 направлений новой индустриализации России и евразийского пространства

На страницах «Евразия.Эксперт» продолжается дискуссия об источниках экономического роста на пространстве стран Новой Евразии, возникших после распада СССР. Часть этого пространства собирается в Евразийский экономический союз, который сталкивается сегодня как с негативной конъюнктурой на мировых рынках, так и пределами роста в рамках прежней экономической модели. Казахстанский эксперт Сергей Смирнов в статье «Евразийский союз – колосс на одной ноге?» от 1 марта 2017 г. предположил, что локомотивом по преодолению «ловушки» низкого роста в ЕАЭС могут стать инфраструктурные проекты. Профессор НИУ ВШУ Дмитрий Евстафьев полагает, что от реиндустриализации евразийского пространства никуда не уйти, если мы говорим о развитии ЕАЭС. Каковые ее перспективные направления?

Исчерпание зоны свободной торговли

Констатация кризисного состояния интеграционных институтов постсоветского пространства стала банальностью. Но этот кризис является естественным и в каком-то смысле позитивным, поскольку свидетельствует об исчерпании потенциала развития Новой Евразии в формате «Зоны свободной торговли» (ЗСТ).

Это доказывает и выход на соглашения о ЗСТ с Вьетнамом, и переговоры с Ираном – с государствами, которые никак нельзя отнести к постсоветским. Потенциал зоны свободной торговли – основы базовых договоренностей о евразийской интеграции – либо уже исчерпан, либо будет исчерпан в ближайшее время, и торговая активность стран-членов ЕАЭС перенаправляется вовне.

Вопрос, однако, в том, что глобализация евразийских соглашений о свободной торговле, будучи естественным и в целом позитивным явлением, никак не стимулирует качественное развитие интеграционных экономических процессов и институтов. Напротив, обостряются попытки передела торгового пространства, что, естественно, заканчивается конфликтами и обидами.

В поисках экономического роста

Ключевой вопрос развития Новой Евразии и на национальном уровне, и как экономической системы – в нахождении эффективных ресурсов для экономического роста. Эта задача вполне осознана элитами постсоветских государств, в последние годы опробовавших различные варианты ее решения, в том числе и не связанные с реализацией интеграционных процессов. Например, попытки встроиться в механизмы экономического роста в Европейском союзе (Беларусь) и Китае (Казахстан, отчасти – Кыргызстан).

Страны постсоветской Евразии пока не видят ближайших перспектив модернизации через евразийские интеграционные механизмы, но одновременно пытаются «переформатировать» в свою пользу торговые отношения внутри ЕАЭС. Ситуация, однако, более сложная.

Россия уже не готова тратить значительные ресурсы для поддержания стабильности экономических систем постсоветских государства, особенно учитывая неоднозначные результаты прежних совместных проектов.

А большинство других внешних сил, проявляя интерес к сырьевой составляющей и рынку региона, явно не готовы инвестировать в социальную составляющую модернизации. Более того, для них не являются аксиомой ни права собственности, ни сложившиеся экономические системы. Россия же, при всех издержках, уже осуществляет программу реиндустриализации, естественно, сталкиваясь с целым рядом проблем, порожденных кризисом интеграционных институтов.

Шелковый путь и риски «туркменизации»

Некоторым особняком в данном случае стоит вопрос о встраивании государств Новой Евразии в проект «Великого Шелкового пути». Но при всей его привлекательности, даже отрешаясь от вопроса об экономической устойчивости современного Китая и «выводя за скобки» то, что у КНР пока нет такой «глобальной геоэкономической референтности», как у США и даже ЕС (проще говоря – Пекин не является законодателем мод в мировой геоэкономике), мы возвращаемся к вопросу о механизмах экономического роста.

История не дает примеров, когда логистический проект, осуществленный внешней силой, являлся инструментом сбалансированного развития страны и, тем более, – региона.

Это лишь способ взимания логистической ренты, которая, как правило, распределяется и перераспределяется внутри правящего слоя элиты. Такого рода проекты являются дополнением к зоне свободной торговли, ее продолжением, но никак не новым этапом в социально-экономическом развитии.

И тот же «Великий Шелковый путь» средневековья был, по сути, экстерриториальным коридором, оказавшим влияние на развитие региона, но не приведшим к его сбалансированному процветанию. Территория за пределами «великого пути» приходила в запустение. Более близкие примеры – современная Панама за пределами зоны Панамского канала или Египет до революции 1952 г.

Конечно, такие масштабные логистические проекты, как Великий Шелковый путь  являются позитивным фактором развития. Особенно с учетом того, что Китай в последние годы смог доработать проект до действительно глобально значимого уровня, выходящего за рамки просто логистического коридора.

Ценность таких проектов и в том, что они создают инвестиционное пространство нового типа. Хотя бы и в специфической сфере экономики и, как правило, на очень специфических условиях, включающих зачастую ту или иную форму экстерриториальности.

Проекты в области логистики должны дополняться и подпитываться сбалансированным развитием национальной экономики, которая была бы вписана «с правом решающего голоса» в более крупные экономические системы.

В противном случае, возникает долгосрочный эффект «туркменизации», то есть, экономически замкнутой рентной экономики, полностью зависимой от внешнеэкономической конъюнктуры и основанной на принципе «социального данничества».

Показательно и то, что именно по вопросу о создании объединенной евразийской логистической компании возникли весьма жесткие противоречия – это нормально для проектов, основанных на принципе перераспределения «ренты».

Неизбежность реиндустриализации

Чтобы встраиваться на достойных условиях в глобальные логистические проекты, Новой Евразии надо представлять собой значимую в геэкономическом плане силу, а не просто территорию для удобного и недорого транзита. И надо быть очень наивными, чтобы полагать, что китайские и европейские операторы Великого Шелкового пути легко поделятся своей долей «логистической ренты», взимаемой в т.ч. и через логистические компании.

Еще проще: зачем нужна Евразийская логистическая компания, если ей нечего будет возить? А пока спектр продукции, которую страны Евразии могут предложить на внешнем рынке, сравнительно невелик и характеризуется недостаточным уровнем индустриальной составляющей.

То есть, даже в случае выбора стратегии ориентации на включение в экономические процессы соседних макрорегионов, уйти от вопроса о реиндустриализации или хотя бы частичного восстановления интегрированного промышленного потенциала, не получится. Иначе «встраивание» произойдет на столь низком качественном уровне, что о социальной модернизации говорить будет невозможно.

Но основой даже для наиболее простых программ интеграционной реиндустриализации является появление общеевразийских инвестиционных инструментов, своего рода «инвестиционных денег», которые могли бы использоваться исключительно для инвестиций и обеспечения оборотным капиталом проектов, осуществляемых в рамках ЕАЭС.

Без существенного реформирования и укрепления финансово-инвестиционной составляющей ЕАЭС, без вывода ее за рамки инструмента обеспечения «зоны свободной торговли», едва ли можно говорить о какой-то реальной реиндустриализации.

Точки реиндустриализации

С точки зрения сотрудничества в, если хотите, «нулевой» фазе реиндустриализации, интерес представляют следующие направления практического взаимодействия:

• Совместная евразийская корпорация по роботизации промышленности. Постановка вопроса о роботизации на основе разработанных в Евразии технологий (в том числе и информационных) нескольких значимых предприятий, включенных в промышленные цепочки в России. Управляемая роботизация Новой Евразии могла бы стать хорошим ответом на те процессы, которые развиваются сейчас, прежде всего, в Китае, а также в ряде стран Юго-Восточной Азии
  
  
• Евразийская корпорация в сфере энергетического машиностроения. Россия может обойтись и без ее создания, однако формирование такой совместной (прежде всего, с Беларусью и Казахстаном) структуры является, вероятно, последним шансом сохранить в этих странах созданные в советское время промышленные активы этого и смежного профиля и стать участниками намечающейся перестройки энергетических секторов ключевых развивающихся стран Азии.
  
  
• Совместный Евразийский центр развития цифровых технологий, сопряженный с центром внедрения информационных технологий. Для этого потребуется решение многих административных и политических вопросов. Однако для дальнейшего развития важно, чтобы Новая Евразия сохранила единые стандарты и базовые технологические подходы в «цифровой экономике», что невозможно в условиях доминирования «лоскутности», неизбежной в системе «офшорного программирования».
  
  
• Сотрудничество в сфере «новой металлургии» на основе новых технологий (возможно, на начальных этапах, на более низком уровне взаимодействия, нежели единая корпорация). Это вполне реально, учитывая, что «запас прочности» созданной в советское время в странах Евразии металлургической промышленности почти исчерпан, а в складывающемся глобальном «разделении труда», особенно с учетом перспектив локализации производства в сфере сложного машиностроения (например, автомобильной промышленности), требования к конкурентоспособности резко повышаются.
  
  
• Создание совместной общеевразийской угольно-химической корпорации. По теме угля в ЕАЭС накопилось много противоречий, которые придется в любом случае разрешать. Это вполне можно хотя бы частично сделать за счет создания общеевразийской корпоративной структуры, сориентированной на внешний рынок: можно было бы пойти на то, чтобы сохранить конкуренцию на рынке угля внутри ЕАЭС, исключив ценовую конкуренцию вне Союза. Кроме того, есть реальные возможности реализовать комплексный научно-производственный проект в сфере глубокой переработки угля, заняв лидирующие позиции в мире по данному направлению. Это, с учетом неоднозначного состояния мировой энергетики, стоит того, чтобы пойти на определенные уступки в экспорте сырья.
  
  
• Совместный центр по разработке и первичному внедрению биотехнологий. Несмотря на то, что востребованность биотехнологических разработок оказалась сейчас меньше того, на что изначально рассчитывали, данная сфера представляется крайне перспективной. Конечно, никакой «жизненной потребности» именно в совместном формате разработки таких технологий нет. Однако это даст возможность перестать быть только объектом для деятельности глобальных биотехнологических корпораций, особенно учитывая негативные социальные последствия такого состояния.
  
  
• Единая евразийская почтово-торговая площадка для интернет-торговли с соответствующей инфраструктурой, ориентированная на продвижение произведенных в Новой Евразии товаров. Конечно, такая площадка не сможет полноценно конкурировать с глобальными торговыми гигантами, однако сам факт присутствия на таком рынке, причем, именно в плане продвижения товаров и услуг, произведенных в ЕАЭС, был бы шагом на пути полноценной глобализации Новой Евразии и апробацией возможностей не только в сфере интернет-торговли, но и интернет-финансов.

При всей дискуссионности этих направлений сотрудничества и необходимости существенных дополнительных инвестиций, причем, от всех участников процессов, они дают возможность не просто использовать возможности экономического роста в России для общеевразийского промышленного развития, но и сделать экономический рост в странах Новой Евразии до известной степени сбалансированным. Хотя это еще и очень далеко от реальной программы совместной «каскадированной» реиндустриализации Евразии, которая может превратить регион в значимого игрока в мировой экономике.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ