Евразийский проект в эпоху глобального междуцарствия: мегатренды и риски

Любой политический и тем более геоэкономический процесс историчен. Он развивается в определенных условиях и по мере изменения этих условий должен изменяться сам, адаптироваться. В такой ситуации сегодня оказываются все интеграционные проекты – происходят глубокие изменения в мировой политике и экономике. Те, кто не сможет измениться, будут вытеснены на задворки. Те же, кто смогут вовремя распознать суть изменений, получат шанс захватить лидерство. Перед такой дилеммой сегодня стоят и страны Евразийского экономического союза. Профессор НИУ «Высшая школа экономики» Дмитрий Евстафьев – о ключевых трендах, перестраивающих современную политику и экономику в Евразии.

Евразийский проект в новых условиях

Проект ЕАЭС начал формироваться в существенно иных политических и экономических условиях, нежели существуют сейчас. И был нацелен на достижение очевидной в тот момент цели:

содействие интеграции ключевых в промышленном отношении стран постсоветского пространства в мировую экономику при минимальной утрате промышленного потенциала, созданного в советское время, и сохранении режима свободной торговли.

Прочие цели – такие, как установлении единого социального стандарта, относительная финансовая прозрачность и сохранение льготного миграционного режима для стран-участниц ЕАЭС – были подчинены основному приоритету. Создатели ЕАЭС не мыслили свои страны вне процесса глобализации в том виде, в каком он существовал в первой половине «нулевых», и рассчитывали на то, что этот процесс сохранится в своей основе. Реальность оказалась существенно более сложной.

Сегодня необходимо выработать понимание ключевых векторов адаптации созданных в рамках ЕАЭС и СНГ институтов и систем (и самой «интеграционной идеологии») с учетом новых глобальных тенденций. И только после этого пытаться перестраивать ЕАЭС и иные интеграционные объединения, повышая их эффективность.

Деиндустриализация отменяется

Ключевой фактор, определяющий современный мир – переходность состояния мировой экономики и, как следствие, политики. Главный вывод, который необходимо сделать уже сейчас, разрабатывая подходы к повышению эффективности интеграционных институтов, сводится к следующему.

Надвигающаяся историческая и экономическая эпоха будет эпохой новой индустриальности, причем разноуровневой и разновекторной. Мир в целом вступает в эпоху индустриальности разных скоростей.

Если удастся избежать глобального форс-мажора (глобального экономического кризиса или финансового дефолта), мы уже в самое ближайшее время увидим процессы сырьевой индустриализации в Африке, догоняющей промышленной модернизации на Ближнем Востоке и, вероятно, в ряде стран Восточной Азии. Проявятся попытки реализовать потенциал третьей промышленной модернизации (Китай, возможно, некоторые страны Восточной Европы). Не говоря уже об анклавных проявлениях четвертой промышленной революции в Китае и, возможно, в Индии. Последнюю почти неизбежно ждет мощная волна социальной модернизации, которая даст стимул развитию специфических отраслей промышленности.

На фоне этого естественным процессом становится формирование долговременной асимметрии экономического развития ключевых регионов.

Политические мегатренды

В качестве иных значимых тенденций развития мировой экономики отметим следующие обстоятельства:

Повышение значимости военно-силовых рисков. Военно-силовые риски имеют в настоящее время существенно большее значение для экономической политики и инвестиционных процессов, чем еще 10-15 лет назад.

Это пока не связано с форс-мажорными изменениями. Если они начнут происходить, ситуация станет еще более жесткой. Например, экономический рост в последние годы опирался преимущественно на позитивные тенденции в Китае и, в существенно меньшей степени, Юго-Восточной Азии. Они будут сломаны в случае реализации геополитических и геоэкономических рисков вокруг Корейского полуострова. После этого вопрос о глобальном экономическом росте приобретет совсем иное звучание, затронув практически все страны Евразии. В еще большей степени негативное воздействие на развитие российской экономики может оказать нагнетание напряженности в Балтийском регионе, которое поставит крест на ключевом углеводородном проекте России, да и вообще подорвет присутствие России на ключевом для нее внешнем рынке.

Разрушение создававшихся десятилетия региональных и межрегиональных экономических блоков и союзов. Такого рода блоки и союзы, наиболее известными из которых были Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство, Транс-Тихоокеанское партнерство, Северо-Американская зона свободной торговли, АСЕАН, были не просто средством утверждения свободной торговли. Они были инструментом абсолютной прозрачности инвестиционной деятельности и возможности организовывать изъятие торговой «ренты» через финансовые и маркетинговые механизмы в любой точке.

Торможение социальной глобализации. Вопрос о сокращении разрыва в уровне потребления и социальном стандарте между условно «развитыми» и «развивающимися» странами являлся одним из ключевых идеологических условий всеобщей поддержки глобализации как безальтернативной модели развития. Сейчас этот тезис постепенно заменяется концепцией «социально продвинутых анклавов» («мировых городов»), которая существенным образом сокращает «ареал» роста социального благополучия в мире.

Процессы «догоняющего социального развития» затормозились даже в рамках Евросоюза, где все больше проявляется разделение между условно «социально динамичными» (Германия, Северная Европа, Бенилюкс, Чехия, Словакия), «социально застойными» (большая часть Восточной Европы, Испания, Италия) и «социально деградирующими» (Греция, Португалия, прибалтийские государства, Болгария и Румыния) государствами. И это является одним из наиболее ярких свидетельств торможения глобализации.

Ужесточение режима глобальной финансово-инвестиционной деятельности. Политика США, направленная на глобализацию американского фискального законодательства и использование его для изъятия значительной части финансовых ресурсов для собственных нужд в той или иной форме, будет продолжаться. Вероятно, значение чисто административных форм регулирования будет увеличиваться.

Фрагментация экономических макрорегионов. Происходит выделение из глобальной экономики, в т.ч. и из сформировавшихся ранее экономических макрорегионов, групп стран, как правило, объединенных вокруг политических, логистических или инвестиционных проектов, которые начинают действовать по несколько модифицированным по сравнению с глобальной экономикой законам, фактически нарушая принцип универсальности глобализации. Дело не только в том, что встраивание в региональные и межрегиональные экономические тенденции становится более важным, нежели участие в глобальных процессах. Дело в том, что структура экономических «регионов» существенным образом меняется.

Проявлением этой тенденции является формирование Китаем системы Пояса совместного процветания «Великий шелковый путь», который фактически разрывает все ранее обсуждавшиеся и создававшиеся интеграционные проекты и принципиально меняет структуру двух макрорегионов (Евразии и Среднего Востока) и нескольких экономических регионов.

Другим ярким проявлением этой тенденции может стать и переформатирование ЕС в «Европу разных скоростей» с выделением нескольких субрегионов с различными экономическими моделями, но объединенных общими политическими задачами и идеологией («ценностями»). То есть объединенных не на экономической, а идеологической основе.

Негативные ожидания на глобальном финансовом рынке. В мировой экономической элите сформировалось понимание как минимум предкризисного состояния той модели финансово-инвестиционного капитализма, с которой мы ассоциировали глобальную экономику в последние три десятилетия.

Большая часть серьезных игроков на мировой экономической арене признает, что мир находится на пороге больших перемен, связанных прежде всего с изменением финансово-инвестиционных компонентов глобальной экономики.

Попытки «надстроить» глобальную финансовую систему за счет новых, нетрадиционных финансовых инструментов – криптовалют и кредитования с использованием механизма синдицирования финансов «блокчейн» – только подтверждают предкризисное состояние глобальных финансов.

Глубокий финансовый кризис может начаться в любой момент, будучи спровоцированным даже относительно незначительным по прежним масштабам негативным событием. Не всегда эти ожидания отражают текущую глобальную макроэкономическую реальность.

В целом, в мировой экономике возникает слабо контролируемый процесс ожидания «черного лебедя». Это превращает практически все долгосрочные неспекулятивные инвестиции в де-факто рисковые. Это существенным образом меняет требования к доходности и гарантиям (как страхованию, так и резервированию) таких инвестиций.

При обсуждении стратегии евразийского проекта важно учесть эти тенденции, формирующие принципиально новый контекст в отличие от того, что складывался в «нулевые годы».

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ