Россия и США: военно-силовой сценарий не исключен

Между Вашингтоном и Москвой в последние недели достигнут новый пик конфронтации – на фоне срыва договоренностей по перемирию в Сирии и президентской гонки в США. Пропаганда достигла порога, за которым открывается реальная перспектива военно-силового столкновения, полагает профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев.

В тупике политической пропаганды

Обострение взаимоотношений России и США достигло, кажется, апогея. Последний эмоциональный всплеск в американской политике был, вероятно, связан именно с осознанием «предельного» состояния пропаганды, при котором ее дальнейшее наращивание просто бессмысленно.

Россия – как на уровне элиты, так и на уровне вовлеченной в политику общественности - приобрела за последние два с половиной года изрядный иммунитет и к пропаганде, и к политическому давлению. Поэтому обращение Дж. Керри к «российскому народу» было комичным «выстрелом в пустоту».

На повестку дня выходит вопрос о переходе к практическим действиям в сфере экономики, политики, а затем, - и к военно-силовому противостоянию, которое вряд ли будет протекать в традиционном для последних 25 лет колониальном ключе.

Заявление С.Лаврова о том, что Кремль видит переход от агрессивной риторики в адрес России, которую он, вероятно, считал нормальной для современной американской администрации, к антироссийским практическим действиям, не оставляет иллюзий относительно того, насколько серьезно российское руководство воспринимает сложившуюся ситуацию. Но главное, -

Кремль готов к переносу конфронтации из преимущественно пропагандистской сферы в военно-силовую.

США стали жертвами собственной политики: они попали в тупик агрессивной пропаганды, слишком высоко «подняв градус» пропаганды и превратив Россию, ранее объявленную «региональной державой», в глобальную угрозу новому мировому порядку. В результате любое снижение напряженности риторики стало восприниматься и на политическом уровне, и на уровне общественного мнения как уступка России. Обостряло ситуацию и то, что процессы развивались на фоне таких действий России, которые приносили Москве очевидный практический результат.

У рубежа «реальных действий»

Западу не удалось использовать антироссийскую риторику как инструмент консолидации общественного мнения.

Жестко антироссийских настроений в обществе не удалось достичь даже в Германии и Франции, где пропаганда носила почти тотально антироссийский характер.

В США эффект антироссийской пропаганды оказался еще более сложный – при отсутствии симпатий к России, возник вопрос о такой важной для «среднего американца» категории, как «решительность и лидерство», в чем российский лидер, по мнению многих в США, превосходил американского президента.

В любом случае, американская политика в начале октября 2016 г. подошла к тому рубежу, когда надо либо с неизбежной «потерей лица» свертывать антироссийскую пропаганду, либо переходить к неким практическим действиям.

Очевидно, что нынешняя администрация, политика которой изначально была нацелена на максимизацию PR-результатов, скорее будет склонна пойти по пути практических действий, нежели признать свое поражение в пропаганде.

Показательной была суета вокруг заявлений официального представителя Госдепа США Дж. Кирби (в том числе, о возможных терактах в России – прим.ред), которые так и не были прямо дезавуированы. И надо понимать, что в современном мире, где информационное доминирование рассматривается порой как более важное, нежели военное, мы неизбежно столкнемся с колоссальной инерцией пропаганды.

Бумеранг антироссийских санкций

Россия, впрочем, также допустила целый ряд ошибок, в частности, дав себя втянуть в эскалацию пропаганды, что особенно было ощутимо в конце 2015 – первой половине 2016 гг. Этот негативный момент не преодолен до сих пор, свидетельством чего является заявление о развертывании Россией зарубежных военных баз, которое, вероятно, пока сделано в логике обмена информационными ударами.

Проблема в том, что глобальная взаимозависимость оказалась реальностью, причем реальностью, которая касается не только малых и средних государств, вовлеченных в глобализацию, но и США.

Любая масштабная дестабилизация глобальной экономической системы через очень короткое время заденет и их. Так что такие варианты жестких действий против России, например, отключение SWIFT, которое многими мыслится как одностороннее, односторонним, по сути, не является. Оно повлечет за собой цепь неминуемых решений, которые бумерангом сравнительно быстро ударят и по американской экономике. И полностью предсказать эффект будет невозможно.

Можно говорить, по крайней мере, о 5-6 ключевых звеньях в «экономических цепочках» глобального масштаба, ограничение или дестабилизация российского участия в которых может привести к тяжелым глобальным последствиям. Для современной мировой экономики этого достаточно.

Проблема в том, что политики и политологи, рассуждая о глобализации, исходили из того, что «кости» в глобальном экономическом «домино» может расставлять и валить только одна сила и только тогда, когда захочет.

Поглощение Новой Евразии

Проблема в данном случае еще и в том, что мировая политическая и экономическая элита совершенно игнорировала в последние годы значение тех хозяйственных связей и тех финансовых потоков, которые формировались в Новой Евразии и, хотя бы частично, управлялись за счет экономических инструментов, контролируемых государствами – не только Россией – этого региона.

Мировая экономическая элита так и не смогла осознать значения перерастания экономических комплексов «Новой Евразии» из объектов экономической экспансии и поглощения в важные элементы системы мировой экономики, дестабилизация которых будет иметь глобальные последствия.

Новая Евразия и ее экономический потенциал рассматривались, как нечто, что надо купить или поглотить и включить в собственные системы управления. Такой подход был почти везде на постсоветском пространстве, даже в России, где ему сопротивлялись путем создания т.н. системы «назначенных олигархов». Наши западные партнеры так и остались в этой логике, не поняв, что экономические субъекты постсоветского пространства, даже вне ЕАЭС, заняли самостоятельно значимые ниши в глобальных цепочках. И не могут быть оттуда исключены или заменены без риска дестабилизации всей цепочки.

Из этого, вероятно, и проистекает та смелость, граничащая с безрассудством, с которой на Западе обсуждались планы расширения экономических санкций против России. Отсюда и идея неограниченного политического и экономического давления на Россию, в рамках которой никакие реальные «ответные ходы» не предусматривались.

Увы, но и Россия, и другие страны постсоветского пространства допустили явные ошибки с точки зрения консолидации своего влияния в экономических кругах Запада, не сформировав корректный имидж и на страновом, и на общерегиональном уровне именно как глобально значимых экономических субъектов.

Заблаговременное развертывание информационной работы, например, на экспертном уровне в этом направлении могло бы иметь вполне ощутимое сдерживающее воздействие. В конечном счете, «западные партнеры» плохо себе представляли возможности государства, против которого они собирались задействовать «мягкую силу».

Силовой сценарий не исключен

Стоит ли говорить, что сдерживающий – в отношении политической риторики и санкций – потенциал ЕАЭС также остался невостребованным.

В дальнейшем против России можно будет задействовать только сценарии, которые несут для США весьма значительные риски и которые не всегда можно будет предсказать и, тем более, - контролировать.

И нельзя исключать, что в условиях столь значительного нагнетания пропагандистской напряженности выбор военно-силового варианта (а в США явно уверены, что силовое противостояние удастся локализовать в удаленном и безопасном для Запада регионе, причем выбор будет за ними) может показаться допустимым способом для выхода из пропагандистского тупика в отношениях с Россией. Ибо логику: «война» скроет все предыдущие просчеты политиков, еще никто не отменял.

И, вот это, действительно, очень опасно.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ