Российско-китайское сближение: геополитические последствия для Евразии

Достигнутые в ходе визита Председателя КНР Си Цзиньпиня в Россию соглашения имеют стратегическое значение. Они обозначают готовность Пекина перейти на новую ступень стратегического взаимодействия. Это приведет к глубоким последствиям для всей постсоветской Евразии.

Конечно, речь не идет о переходе Китая к формальным союзническим отношениям с Россией. Однако новая ступень уже явно выходит за рамки использования России как источника относительно дешевых ресурсов и средства для укрепления переговорной позиции с США.

Решающим фактором такой трансформации является то, что китайское руководство, с одной стороны, убедилось в относительно высоком уровне устойчивости России и российской элиты под внешним давлением, а с другой, – в Пекине созрело понимание, что на нынешнем уровне военно-политических возможностей Китай не способен в одиночку конкурировать с формируемыми США коалициями.

Это не означает возникновения между Россией и Китаем полноценных союзнических отношений, но это существенным образом меняет геополитическую ситуацию, как минимум, в Евразии, а, вероятно, и в более широком контексте.

Для окончательной кристаллизации заложенных в последний год и публично обозначенных на ПМЭФ-2019 тенденций нужно время. Но российско-китайское сближение уже на данной фазе является реальностью.

Стратегический постсоветский контекст

Для постсоветской Евразии возникновение нового, существенно более кооперативного вектора в российско-китайских отношениях является относительно новым фактором, имеющим и позитивный, и усложняющий эффект.

Было бы неправомерно говорить, что новое состояние российско-китайских отношений однозначно ухудшает или улучшает перспективы для постсоветских государств и их элит. Оно, скорее, заставляет их более ответственно относиться к своим действиям и планам, хотя возможны и эмоциональные проявления враждебности.

Главная проблема современной Евразии сводится к тому, что это пространство постепенно утрачивает свойства синергичной коллективной субъектности, то есть регионально или даже субглобальной значимой экономической системы, потенциального регионального центра экономического роста.

А на индивидуальной основе страны Евразии в условиях стратегического сближения России и Китая могут быть только объектами политики, но никак не равноправными партнерами, способными претендовать на геополитическое влияние.

Чем дальше будет развиваться российско-китайское сближение, тем меньше шансов будет оставаться для восстановления коллективной субъектности стран Евразийского региона.

Для Москвы взаимодействие с КНР по мере развития сближения будет становиться все более и более привлекательным, а главное, - будут поступательно усиливаться соответствующие группы экономических интересов. А группы интересов, нацеленные на взаимодействие в рамках постсоветского пространства, будут постепенно ослабевать по мере ослабления технологических цепочек и хозяйственных связей. Это будет естественным процессом, если ЕАЭС и в целом – интеграционные процессы останутся в формате управления взаимной торговлей.

Российско-китайское сближение – это сближение разновесных в экономическом плане государств и экономических систем, учитывая внешние «продолжения» национальных экономик. Оно свидетельствует о критическом повышении важности стратегических, – геоэкономических и геополитических – факторов в глобальном развитии. А одновременно и о превышении уровня политических и военно-силовых рисков того предела, когда они могли считаться вторичными по сравнению с чисто экономической конкурентоспособностью.

Это обстоятельство совершенно не осознается пока политическими элитами постсоветских государств, включая и ряд государств ЕАЭС, продолжающих ментально существовать в рамках прежнего, фактически, «инерционного» сценария развития глобализации, частью чего был вялый распад экономических цепочек советского времени.

Факторы сближения и интересы Китая и России

Сближение России и Китая не является безальтернативным курсом ни для Москвы, ни для Пекина. Обе стороны сохраняют значительную свободу геополитического маневра. Более того, нынешний цикл сближения не снимает с повестки дня стратегические направления политики обеих государств.

Для Китая стратегическим направлением является освоение европейского и американского рынков продукции с высоким уровнем добавленной стоимости и захват лидирующих позиций в глобальной логистике, что давало бы возможность переформатировать финансовое обеспечение глобальных логистических операций. Это откроет КНР и на корпоративном, и на государственном уровне широкий доступ к финансово-инвестиционным ресурсам. Это также обеспечит относительную финансовую устойчивость страны в условиях очевидного политического обострения отношений с США, а также объективного усиления недоверия к долларовой системе взаимных расчетов и инвестиций.

Для России принципиальными моментами является восстановление в благоприятном режиме партнерства со странами ЕС, нарушенного, в том числе, стратегической его невыгодностью в формате начала 2010-х гг. А также укрепление статуса нашей страны, как глобально значимой энергетической сверхдержавы, что означает на практике получение решающего (блокирующего) голоса по всем основным форматам поставок углеводородов и увеличение той доли глобализированной энергетической ренты, которая может использоваться для внутреннего развития.

Нынешний цикл российско-китайского сближения, безусловно, выходящего за рамки тенденций 2014-2017 гг., говорит о качественно новом уровне взаимодействия. Но он является своего рода «планом Б». Он задействован в связи с пониманием политическими и экономическими элитами обоих государств невозможности далее действовать в рамках прежних сценариев экономического развития. Этот фактор более выражен, вероятнее, у России, в меньшей степени – у КНР.

В Китае экономическая и часть политической элиты которого продолжает рассчитывать, что политика умиротворения США позволит выиграть время для накопления ресурсов и завершения формирования «альтернативной» системы глобальной логистики (для этого требуется 5-7 лет).

Но и в Китае, и в России, очевидно пришли к выводу о неизбежной необходимости активизации «резервных» сценариев развития.

Это свидетельствует, что политические элиты двух стран – а очевидно, что достигнутые соглашения относятся к категории «политических» –оценивают уровень дестабилизации глобальной экономической системы как высокий с перспективами разрушения, как минимум, отдельных ее базовых компонентов. Это диктует необходимость формирования «страховочных» механизмов в экономической области, дополняющих механизмы политического и военно-силового взаимодействия.

Перспективы развития евразийской интеграции

Помимо стратегического эффекта, новый качественный уровень российско-китайских отношений повлечет и последствия для экономической и политической ситуации в Евразии. Обозначим несколько принципиальных направлений, где операционный эффект представляется наиболее очевидным.

1. Ключевым фактором становятся значимые проекты в реальном секторе, способные дать эффект формирования в юго-восточной Евразии нового центра экономического роста, создающего условия для синергии с центрами экономического роста, формируемыми Пекином.

Эта синергия существенно более привлекательна, нежели сопряженные с непростыми политическими процессами попытки ряда стран постсоветского пространства выйти в одиночку, например, на европейский или индийский рынки.

Если страны Евразии смогут встраиваться в подобные проекты самостоятельно или через российские каналы, что представляется более вероятным, это может существенно усилить их конкурентоспособность. Но такая синергия потребует более глубокого и политически открытого сотрудничества с Москвой, а также соинвестирования в проекты, где Россия будет заведомо иметь больший операционный вес. Но и для России это создает новые требования к инвестиционной политике.

2. Новый уровень российско-китайского взаимопонимания снижает вероятность конкуренции Москвы и Пекина на постсоветском пространстве за экономическое и политическое влияние.

Это лишает элиты постсоветских государств возможности играть на противоречиях двух стран, получая себе дополнительные преференции экономического и политического характера. Конечно, достигнутый к настоящему моменту уровень российско-китайских отношений недостаточен для полной гармонизации интересов в Евразии, в частности, в Центральной Азии, где уже отмечалась значительная китайская экспансия. Но, например, в вопросах, связанных с Прикаспийским экономическим пространством, возможности раздувать противоречия РФ и КНР существенно сократились. По мере развития практического взаимодействия Москвы и Пекина значимость даже крупных, но тактических «инвестиций» обоих стран в элиты Евразии начнет поступательно сокращаться.

3. Российско-китайский союз может стать гарантией устойчивости для политических элит постсоветских государств от давления и политических, а главное – экономических манипуляций со стороны США и их сателлитов.

Это же обусловит и возможность крайне жесткой реакции Москвы и Пекина на действия евразийских элит в случае проведения ими проамериканской политики, особенно неафишируемой. Ситуация требует нового уровня геополитической ответственности от постсоветских элит. В противном случае, экономическая и политическая их маргинализация становятся неизбежной при минимальных возможностях компенсировать российско-китайское влияние за счет привнесения новых игроков в систему.

Конечно, в логике РФ и КНР есть и отличия. Если Россия готова к диалогу с элитами соответствующих стран, будучи связанной формальными и неформальными обязательствами, даже такими неоднозначными, как ОДКБ, то китайская сторона таких обязательств не имеет и может в какой-то момент поставить вопрос о смене политических и экономических элит соответствующих государств, как чрезмерно связанных и зависимых от США.

4. Возрастает важность достижения общеевразийскими институтами, прежде всего, ЕАЭС более высокой степени дееспособности, перехода на новый уровень институционализации и инвестиционной целостности.

В этом, с учетом нового статуса российско-китайских отношений, заинтересована и Москва. Укрепление институциональной дееспособности даже при сохранении нынешнего качественного и пространственного уровня интеграции, даст дополнительные «очки» в усилении своих позиций в двусторонних отношениях.

Имеет смысл существенно усилить интеграционный потенциал в вопросах новых финансовых коммуникаций и цифровизации экономики.

Это дало бы возможность сформировать относительно защищенное расчетное, а затем, – и инвестиционное пространство в Евразии, потенциально востребуемое КНР на равноправной основе. Сам Китай такое пространство создать не смог в силу избыточной степени зависимости от экспорта своих товаров.

Контуры будущего

Москва и Пекин начали осторожное, но уже вполне заметное движение к тому варианту будущего, к той модели глобальных политических отношений и мировой экономики, ранее считавшийся «альтернативным» по отношению к модели неограниченной глобализации.

С этой точки зрения крайне показательно, что следом за новым глобально значимым пакетом российско-китайских экономических, а по сути, – политико-экономических соглашений, президент России Владимир Путин выступил с фундаментальной речью на пленарном заседании ПМЭФ-2019, прямо заявив об исчерпании потенциала социально-экономической глобализации и нарастании политического сегментирования глобальной экономики.

Взятые в совокупности, эти процессы являются сигналом для лидеров многих государств, в том числе, и стран постсоветской Евразии об исчерпании возможностей прежнего «инерционного» сценария развития и необходимости более энергичной подготовки не только к кризису, неизбежно вытекающему из торможения глобализации, но и к посткризисному миру.

В этих процессах произойдет перераспределение глобального и регионального влияния ключевых государств, и российско-китайский альянс, даже если его развитие затормозится на нынешнем уровне, будет одним из важнейших компонентов.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ