Войны Дональда Трампа: уроки для России и Евразии

28-29 июня в японской Осаке состоится саммит «большой двадцатки». На его полях должны состояться одни из самых ожидаемых в последнее время встреч – президент США Дональд Трамп намеревается «наладить дружбу» с лидерами России и Китая. С президентом Владимиром Путиным Трамп обсудит вопросы региональной безопасности; от встречи с председателем Си Цзиньпином, которая ожидается во второй день саммита, мировое сообщество ждет новых решений по торговому конфликту. Какую линию в переговорах с коллегами поведет американский лидер и на чем основывается внешняя политика США в период его правления, для портала «Евразия.Эксперт» проанализировал профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев.

С приходом к власти Дональда Трампа политическая картина мира резко изменилась. Произошла радикализация внешнеполитического поведения США, переход от попыток диалога к прямому политическому и экономическому давлении и на оппонентов, и на партнеров. США стимулируют традиционных институтов глобальной политики, таких, как международное право, система международных договоров и организаций, ограничивавших свободу рук США. За последние годы при непосредственном участии Трампа произошла политизация ключевых направлений экономического взаимодействия, причем как в пропагандистских целях (казус американского сланцевого газа как «молекул свободы»), так и в операционном плане (форсированное введение ограничений для Ирана на доступ к инвестиционным и кредитным ресурсам). На первый взгляд, мы наблюдаем хаотизацию глобальной политики и экономики, но на деле в кажущемся хаосе есть определенная логика, которую нарочитая грубость поведения США призвана скрыть, как призвана она скрыть и целый ряд важнейших уязвимостей США. Накануне встречи Трампа и Владимира Путина в конце июня 2019 года в Осаке кажется важным понять эту логику и пределы американских политических и экономических возможностей.

Логика США

Определяющим элементом современной американской стратегии является стремление максимизировать поток прямых и портфельных инвестиций в американские финансовые институты (в основном) и реальный сектор (в существенно меньшей степени) с целью инвестиционной (по сути, кредитной) компенсации внутренней убыточности американской экономики и нарастания элементов деградации в социальной системе.

Смысл современной американской политики на операционном уровне заключается в максимизации тех аспектов глобальной экономической взаимозависимости, где США имеют наибольшее влияние.

Таких аспектов у современных США два: глобальная финансовая система – прежде всего, ее инвестиционная часть, поскольку в сегменте глобальных и субглобальных торговых расчетов уже возникла значимая конкуренция для США – а также возможности глобального информационного общества, где США продолжают контролировать большинство каналов глобальных коммуникаций и все крупнейшие глобально значимые каналы бизнес-коммуникаций. Все остальные сегменты глобальной экономики стали «конкурентным»: США вынуждены бороться в них за влияние с другими центрами экономического влияния.

Постоянное поддержание управляемой военно-политической напряженности в мире через цепь постоянно инициируемых и/или возобновляемых военно-силовых конфликтов при наращивании манипулятивного воздействия на мировую экономику и вовлеченные в политику круги становится ключевым инструментом управления инвестиционными потоками в глобальном масштабе. США балансируют на грани, а иногда и за гранью военно-силовой конфронтации, но стремятся ее не переходить. Это оказывается более эффективным способом управления инвестиционным пространством, чем попытки конкурентов США (главным образом, КНР и ЕС) сократить американское влияние за счет усиления собственного контроля в традиционных для эпохи зрелой глобализации экономических и политико-экономических институтах.

Такой подход можно было бы назвать «политикой ситуативного глобализма». США не готовы ни инициировать формирование нового мирового порядка, ни возвращение к традиционным нормам «коалиционного атлантизма». На среднесрочную перспективу их вполне устраивает нынешнее «промежуточное положение», позволяющее принимать ситуативные решения и избегать каких-либо формализованных обязательств политического и экономического характера.

Системные черты американской политики

Опыт политики США последних полутора лет, включая и ситуации, когда США не добились решительного успеха, дает основания делать выводы относительно ключевых алгоритмов планирования и политического поведения США при нынешней администрации. Выделим следующие отправные точки в оценке политики Д.Трампа:

– Сохранение достаточных операционных ресурсов и своего рода операционного качества. США оказались вполне способными осуществлять комплексные политико-манипулятивные действия с элементами силового давления, что доказала ситуация вокруг Ирана, а также давление на Россию и ЕС с целью обеспечить продвижение американских углеводородов на рынок.

– Стремление к индивидуализации политики, к стимулированию разрушения единства глобальных и региональных коалиций, даже если по формальным признакам эти коалиции являются дружественными по отношению к США, как, например, ЕС или АСЕАН.

– Максимальное использование принципов глобализационной взаимозависимости в финансах и коммуникациях, активное превентивное противодействия попыткам разрушения американской монополии в этих двух сферах. При этом пропаганда и манипуляции используются для решения тактических задач с относительно слабым «прицелом» на среднесрочную перспективу и почти без учета долгосрочных факторов. Как результат, США сталкиваются со снижением эффективности своей пропаганды, что вынуждены компенсировать постоянным повышением градуса ее интенсивности.

– Моносценарное поведение, нарастающая шаблонность американской политики, построенной на максимально быстром «увеличении ставок» в политических и экономических вопросах, чтобы не дать оппонентам или даже партнерам возможности затянуть себя в диалог. Расчет делается на то, что оппонент, опасаясь эскалации, пойдет на уступки, что будет поводом для дальнейшего усиления давления. Это говорит о хроническом цейтноте администрации Трампа и недостатке организационных ресурсов.

– Постоянное отвлечение ресурсов на купирование внутренних кризисов, в том числе и незначительных, с чем периодически бывают связаны флуктуации внешнеполитического поведения, – от немотивированного обострения, до, как это произошло в ходе кризиса в Венесуэле, спада активности и перевода проблемы в формат тактического диалога. Системной уязвимостью администрации Трампа является, видимо, неспособность эффективно управлять более, чем двумя кризисными ситуациями.

Признаки консенсуса

Важной особенностью американских политических маневров последнего года, дающей значительную пищу для размышлений, является сохранение консолидированности в стратегии при нарастании среднесрочной разновекторности. Раскол в американской элите является безусловным фактом, но это касается даже не столько тактических шагов, сколько того, какие группы элиты будут бенефициарами новой системы глобальной политики и экономики.

Наивно рассчитывать, что продолжающаяся турбулентность и даже смена президента приведут к фундаментальному изменению стратегии. Максимум, на что рассчитывать можно, – изменение формы личного поведения и отношения к евроатлантическим институтам.

По этим направлениям Трамп подвергается наиболее значительной критике внутри США. По большинству остальных вопросов, даже включая тему отношений с Россией, критика носит откровенно надуманный и бессодержательный, а в ряде случаев, – и имитационный характер.

Следует признать разрушение значительной части глобализационных институтов частью бипартийного консенсуса. Продуктом консенсуса является и нацеленность на обострение отношений с Китаем. Возможный «люфт» в отношениях с Европой будет связан только с механизмами управления экономической политикой ЕС, но никак не с самим принципом лишения Европы потенциала геоэкономической самостоятельности.

Схожая ситуация возникла и в отношении Ирана. Недовольство тем, что США могут оказаться «за бортом» наиболее капиталоемких программ экономической модернизации Ирана, в то время как основные дивиденды получит ЕС, начали высказывать в экспертных и политических кругах еще в бытность президентом Барака Обамы. Оппоненты Трампа, конечно, не заинтересованы в инициировании какой-либо крупной военной напряженности, но показательно, что серьезной критики «по существу» политики в отношении Тегерана («линия Болтона»), за исключением вопроса о возможных масштабах применения военной силы, пока не проявилось. Таким образом, и в данном случае мы имеем ситуацию, как минимум близкую к бипартийному консенсусу.

Ситуации, когда признаков консенсуса не наблюдалось, например, по вопросу об усилении давления на КНДР вплоть до военной акции, или военной интервенции в Венесуэлу, Трамп снимает под тем или иным предлогом с «повестки дня», несмотря на публичную позицию влиятельных членов своей администрации. Например, в ходе венесуэльского двоевластия Трамп фактически дезавуировал позицию вице-президента Майка Пенса. Отметим, что при всем разнообразии тактических утечек информации, частично являвшихся элементом информационных манипуляций, стратегически значимые утечки являются крайне редким явлением и в основном происходили в период резкого обострения внутриполитической борьбы в США весной-летом 2018 года.

Возникший внутриполитический консенсус, если гипотеза верна, чрезвычайно зависит от способности администрации Трампа сохранять динамизм и добиваться «побед» или хотя бы убедительно их имитировать. А главное, – он явно никак не распространяется на главную проблему современной американской политики, – механизмы и форматы социально-экономической модернизации самих США и их реиндустриализацию. И если разрушение внешнеполитического консенсуса произойдет, оно станет следствием внутриполитических противоречий.

Возможности диалога

Было бы ошибкой считать, что с современными США невозможен политический и экономический диалог. Даже в современном своем состоянии Вашингтон допускает уступки по частным вопросам, что вполне вписывается в их экономизированную модель поведения на международной арене. Но диалог с США возможен только с позиций сбалансированного экономического роста и инвестиционной малоуязвимости. Последнее крайне слабо достижимо в условиях глубокой интеграции конкретной страны или группы стран в долларовый сегмент глобальной финансовой системы. Это будет постоянно толкать относительно развитые государства на поиски моделей смягчения монополизма доллара в инвестиционных форматах финансов, тем более, что бездолларовые механизмы все больше внедряются в расчетные системы. Но для преодоления доминирования со стороны США понадобится значительное время.

Стратегической линией по нейтрализации «силовой экономики» США является взаимодействие с ними на уровне институционализированных политико-экономических коалиций. Это означает целенаправленное формирование экономических пространств, где эффект политического или экономического давления США будет ограничиваться экономической и политической синергичностью, особенно в краткосрочной перспективе. Эти пространства могли бы быть сформированы вокруг систем инвестиций и расчетов в международной торговле.

Ограничение агрессивности США, которая, вероятно, будет расти по мере приближения глобальной экономики к полноценному кризису, может быть достигнуто только на основе «коллективного сдерживания».

Условием успешности американской политики в большинстве предыдущих кризисов была способность к быстрым и решительным действиям. Там, где темп американской политики удавалось теми или иными способами сбить (ситуация вокруг Сирии, напряженность в связи с ядерной программой КНДР, Венесуэла), США, как правило, делали шаг назад, снижая напряженность, а в некоторых случаях (Сирия) даже соглашаясь на диалог, хотя ясно, что такой диалог рассматривается ими только как временная, тактическая мера.

Единственным способом сбить темп американских действий в условиях незаинтересованности США в сохранении дееспособности международных институтов является способность того или иного государства или коалиции продемонстрировать Вашингтону наличие операционного потенциала для симметричной эскалации и политическую волю для этого.

Эти два свойства определят число стран или их коалиций (основанных на взаимодополняемости экономик и военно-силовой защищенности), способных получить решающий голос при формировании перспективной системы международных отношений. Это означает, что возможности диалога с США возникают при переводе двусторонних отношений в формат взаимного сдерживания, но в существенно более комплексном и экономизированном виде, нежели это было характерно для периода «холодной войны». Хотя в основе такого сдерживания, как и раньше, должны быть положены критерии безопасности и защищенности.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ