Результаты ноябрьских президентских выборов в США повлияют на динамику развития крупных интеграционных проектов в приоритетных для американцев регионах. И хотя в списке приоритетов американской внешней политики евразийское пространство на сегодняшний день стоит не на первом месте, инициативы по углублению интеграционных процессов рассматриваются в Вашингтоне как очередной вызов глобальному лидерству США. Следовательно, для американцев этот вопрос выходит далеко за рамки «просто работы» по регионам согласно их приоритетности. Хотя на уровне публичной риторики об этом «нюансе» упоминают не часто.

Основные темы для борьбы и сотрудничества

Прогнозирование вариантов стратегий в отношении Евразийского союза вероятных кандидатов от демократов и республиканцев – Хилари Клинтон и Дональда Трампа соответственно – вряд ли возможно без понимания характера и тональности запросов политико-экспертного истеблишмента Вашингтона в отношении будущего президента США в целом и его политики в отношении России в частности.

Природа этих запросов базируется на распространенном в США представлении, что вплоть до середины 2014 г. России – за счет бюджетных поступлений от высоких цен на энергоносители – удалось нарастить собственную мощь и конвертировать ее в военную силу, которой Москва в последние годы стала эффективно пользоваться в региональных конфликтах. По этой логике, следующий американский президент должен быть способен работать на достижение жизненно важных национальных интересов страны в условиях, когда российское правительство будет по-прежнему привержено «оспариванию основ» существующего миропорядка.

Несмотря на то, что российская и американская внешние политики пересекаются по многим глобальным вопросам, по мнению западных экспертов, четырьмя ключевыми проблемами двусторонних отношений – по крайней мере, в первый год президентства нового главы Белого Дома – будут «четыре корзины»: (1) Иран (и его ядерная программа), (2) Украина, (3) Сирия, а также (4) вопросы ядерного разоружения, нераспространения и противоракетной обороны.

По каждому из четырех вопросов ориентация Вашингтона на сотрудничество и конфронтацию будет находиться в разных пропорциях. Американцы желают видеть совместную работу, при необходимости – давление, Москвы и Вашингтона на Тегеран с целью соблюдения им «ядерного соглашения». Учитывая военно-политическую приверженность Москвы – как ее видят в Вашингтоне – Башару Асаду, любая конструктивная американская инициатива по Сирии, претендующая на долгосрочность, также должна включать Россию – правда не совсем ясно каким образом и в каком качестве, учитывая последовательную поддержку Клинтон программ военной помощи и подготовки бойцов сирийской оппозиции. Еще сложнее по Украине и вопросам вооружений – степень чувствительности этих проблем для российской безопасности гораздо выше, и американцы исходят из того, что Москва будет вести себя здесь особенно неуступчиво и даже напористо.

Клинтон против «возрожденного СССР»

Очевидная «российско-центричность» при обсуждении в США проектов евразийской интеграции исходит из понимания их природы как попыток Москвы снова восстановить свое могущество через «возрождение Советского Союза». Одни – их, скорее, меньшинство – опасаются этого в буквальном смысле: воссоздание обновленной федерации в рамках тех же территориальных границ. Другие – метафорически: говорят, прежде всего, о политическом контроле Кремля над элитами включенных или стремящихся войти в Евразийский союз постсоветских республик. Клинтон – сторонник именно такой оценки. В свою бытность госсекретарем США она не раз говорила о том, что стремление Москвы продвигать идею евразийского проекта – это «попытка ре-советизации региона»:

«Мы знаем, в чем состоит конечная цель [евразийского проекта] и мы пытаемся выработать эффективные способы замедления его реализации или его полной остановки», - заявляла она еще в декабре 2012 г.

Учитывая общий критический настрой в отношении России, высокий уровень недоверия президенту Путину и весьма вероятную ориентацию на проведение более идеологизированной внешней политики, президентство Клинтон с большой долей вероятности будет ознаменовано конкретными мероприятиями по саботажу евразийских проектов, особенно тех, что будут инициированы Москвой.

Даже в самих США мало кто верит, что президент-Клинтон в 2017 г захочет дать идее «перезагрузки» еще один шанс. Апогей российско-американской конфронтации – конфликт на Украине – случился спустя год после её ухода с поста госсекретаря США. Однако критика со стороны кандидата-Клинтон по вопросам якобы недостаточности помощи Белого дома украинскому руководству (в том числе военной) дает основания полагать, что этот вопрос будет важен в повестке ее администрации не только ради украинского среза американской политики, но и дальнейшей девальвации самой идеи «евразийского союза» для других бывших советских республик.

Поддержка Клинтон наращивания американского военного присутствия в Европе с целью сдерживания «нео-имперских амбиций» России стала общим местом. Однако не менее важным элементом «доктрины Клинтон» в отношении постсоветского пространства будет и необходимость укрепления роли гражданского общества и групп, ориентированных на «продвижение демократии» в странах Евразийского союза. Она также неоднократно сетовала, что некоторые правительства из числа постсоветских республик все более агрессивно «подавляют инакомыслие», в то время как Соединенные Штаты стали все меньше вкладываться – финансово и политически – в поддержку правозащитных групп и организаций гражданского общества в регионе.

В Вашингтоне даже шутят, что Клинтон довела почерпнутую Рейганом из русского фольклора максиму («Доверяй, но проверяй») до нового абсолюта – «Не доверяй и перепроверяй». Скорее всего, подобное видение и будет определять политику ее администрации, в том числе на постсоветском пространстве.

«Непредсказуемый Дональд»

На этом фоне Дональд Трамп менее предсказуем и вызывает настороженность по другим причинам. В американском внешнеполитическом истеблишменте нет уверенности в том, что Трампу удастся убедить сомневающиеся европейские правительства в необходимости продления санкций против России. Его видение НАТО и вовсе многих пугает: потенциальные «сбережения расходов» в результате от отказа от союзнических обязательств политик – если верить его прокламациям – ставит выше потенциальных преимуществ от лидерства США в альянсе.

Более сдержанная позиция Трампа, нежели Клинтон, по Украине исходит из того, что Соединенным Штатам необходимо меньше участвовать в тех проблемах, где интересы страны не затрагиваются напрямую: «Это европейская проблема, пусть Германия с этим разбирается».

Аналогичным образом, развитие евразийской интеграции вряд ли рассматривается кандидатом-Трампом в списке первостепенных вызовов Америке.

У многих в Вашингтоне это создает иллюзию того, что «кандидат Кремля», как нередко называют Трампа его ярые противники в обеих партиях, отторгнет от США ключевых союзников, разочарует партнеров и в целом повернет американскую внешнюю политику таким образом, что позволит Москве усилить собственное влияние в Европе, не говоря уже о постсоветском пространстве.

 В России же, напротив, подобные заявления Трампа питают заблуждение о том, что это человек, с которым договариваться не то что можно, но и проще, чем с Клинтон.

На самом же деле президенту-Трампу – задумай он реализовать хотя бы малую часть из того, о чем говорит – пришлось бы столкнуться с мощной двухпартийной оппозицией в Конгрессе и противодействием со стороны исполнительных структур. Даже одно это серьезно бы ослабило возможности Трампа изменить стратегический курс США, не говоря о системности и глубине расхождений между Россией и США, которые, по всей видимости, кандидату-Трампу пока не очевидны.

В свою очередь, во многом поверхностное понимание сути двусторонних проблем толкает Трампа на необходимость сближения «лично с Путиным» как гарантию улучшения отношений. В случае если добиться быстрого прорыва ему не удастся – к чему существуют все предпосылки – не исключено, что Трамп может также легко сменить примирительную риторику на ту, с которой он говорит о Китае, Мексике и мусульманских иммигрантах. При этом весь арсенал его «экстраординарности», отдельные элементы которой сейчас так забавляют многих, может быть направлен на Россию или евразийский проект с той лишь разницей, что тогда за Трампом будет стоять мощный «административно-информационный ресурс» супердержавы.

Если исходить из того, что российско-американские отношения при новом президенте США как минимум не станут лучше, а Евразийский экономический союз в новой администрации по-прежнему будет восприниматься как «креатура Москвы», существование оппозиции интеграционным проектам на евразийском пространстве не должно быть неожиданностью. Однако важно, чтобы жизнеспособность этих проектов в большей степени определялась не внешним давлением, а их собственным содержательным наполнением и внутренней динамикой.