После украинского кризиса стало модным сетовать, что Восточное партнерство ЕС – программа по социально-экономическому вовлечению Азербайджана, Армении, Беларуси, Грузии, Молдавии и Украины в сотрудничество с Евросоюзом – провалилось. Однако сохранение программы стало вопросом престижа для Брюсселя, поэтому этот проект закрыт не будет. Впрочем, его результаты становятся все менее предсказуемыми.

Игра по чужим правилам

Главным инструментом «Восточного партнерства» стало заключение двусторонних соглашений о «всеобъемлющей» зоне свободной торговли между ЕС и постсоветскими странами (соглашение об ассоциации с ЕС). Они включали полную перестройку экономики на западные технические стандарты, что в среднесрочной перспективе привело бы к разрыву связей с партнерами по СНГ.

Москва выступала за экономическую интеграцию с ЕС, но видела это как сопряжение Евразийского и Европейского союзов на равноправных основаниях, а не «выщелкивание» по одному союзников из интеграционных проектов на постсоветском пространстве. ЕС же предлагал единственный подход: никаких переговоров о «правилах игры», которые предписываются «сверху» из брюссельских директоратов. Когда Москва отказалась подчиниться, ее обвинили в попытках создать сферу влияния и препятствовать «суверенному выбору» соседей.

В итоге произошел раскол: Молдавия и Грузия подписали соглашения об ассоциации с ЕС, Беларусь, Азербайджан и Армения отказались, а Украина после «разворота» Януковича стала ареной гражданского конфликта.

Сохранить лицо

В Евросоюзе уже давно «устали от Украины», поддержание экономики которой на плаву требует постоянных вливаний – как по линии МВФ, так и из фондов ЕС. Однако политика соседства Евросоюза (European Neighborhood Policy), включающая Восточное и Средиземноморское партнерства, официально задекларирована как основной приоритет внешней политики ЕС. Следовательно, Брюссель не может просто «списать» Восточное партнерство в архив, несмотря на кризис.

Это совершенно естественно с тех пор, как Брюссель обзавелся собственной внешнеполитической службой, которая рассматривает приграничные территории как ключевые. В этом смысле ЕС воспроизводит схемы внешней политики любой крупной державы. Отличие от старого российского концепта «ближнего зарубежья» лишь риторическое. На Западе заявляют, что сами народы хотят быть ближе к ЕС, а Россия их якобы шантажирует и силой увлекает в «тюрьму народов».

Впрочем, декларации не освободили ЕС от логики действий крупной державы. Когда ситуация с Украиной обострилась, думать пришлось уже о спасении собственного лица и авторитета. Тогда Виктора Януковича стали предупреждать из Брюсселя уже прямо и публично, что соглашение с ЕС может подписать и следующий президент страны. Так и произошло.

Модификация Восточного партнерства

Когда страсти вокруг майдана немного улеглись, ЕС озаботился тем, как продлить жизнь Восточному партнерству. На самом деле, проект был дискредитирован не только и не столько конфликтом вокруг Украины, сколько официальным признанием ЕС, что «перспективы членства [в Евросоюзе] не существует» ни для одной из стран ВП. Это выбило главный внутриполитический козырь прозападных сил, прежде всего, в Молдавии и Украине.

Впрочем, финансирование Восточного партнерства не прервалось и гарантировано в горизонте как минимум 2017 г. По официальным данным, в 2014 г. ЕС потратил около 1,3 млрд евро на развитие сотрудничества со странами Восточного партнерства. Речь идет о целом ряде проектов, направленных преимущественно на работу с гражданским обществом, молодежью, малым бизнесом, а в целом – подготовку к переходу на европейские стандарты в экономике, политической и социальной сфере.

Однако это финансирование не могло компенсировать утрату смысла программы, которая воспринималась прозападными элитами целевых стран как трамплин к будущему членству в ЕС, пока Евросоюз не развеял эти завышенные ожидания после украинского кризиса. Ведь те страны, чье руководство не стремилось получать «пятерки» в Брюсселе ради будущего членства (например, Азербайджан, Беларусь) не видели для себя особого интереса в ВП самом по себе. Скорее, программа рассматривалась как «необходимая формальность» для реализации конкретных экономических проектов или политического признания.

По итогам Рижского саммита ВП в 2015 г. было заявлено о «дифференциации» подхода ЕС к странам-участницам программы. Признав, что главный «мотиватор» (членство в ЕС) был иллюзией, а также столкнувшись c расколом между странами ВП по вопросу отношения к России, ЕС вынужден был ослабить требования к участникам программы. В итоге каждому было предложено выработать индивидуальный план «тренировок».

Глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер признал, что ранее взаимодействие со странами ВП «происходило на односторонней основе, а сейчас пора «начать настоящий диалог». Получается, до 2015 г. ни о каком партнерстве и диалоге речи не шло?

Пробелы в стратегии

Провозгласив дифференциацию ВП, Брюссель согласился вместо общей схемы, навязываемой всем участникам, перейти к выработке конкретных форм двустороннего взаимодействия с каждым из участников программы. Конкретные очертания «индивидуальных планов», вероятно, появятся не ранее следующего саммита ВП в 2017 г. Тем не менее, взявший паузу Брюссель отнюдь не остановил шарниры и пружины Восточного партнерства.

По-прежнему продолжается работа с гражданским обществом в странах постсоветского пространства – здесь схемы доведены до автоматизма. Например, 19 июля Гражданский форум Восточного партнерства выступил с заявлением по поводу захвата полицейской части в Армении, обвинив руководство страны в «нарушении фундаментальных прав человека», призвав «пересмотреть текущую политику» и «уважать оппозицию».

А 11 июля в Киеве прошел «неофициальный» раунд министерских встреч стран ВП. Представитель МИД Беларуси заявила о приоритетах Минска, в числе которых – увеличение дифференциации подходов к сотрудничеству (читайте, отказ от настойчивых попыток Брюсселя навязать Минску собственную общественно-политическую систему), реализация конкретных проектов (естественно, коммерчески выгодных) и диалог между Европейским и Евразийским союзами.

В свою очередь, МИД Украины объявил о своем плане по созданию общего экономического пространства между шестью странами Восточного партнерства. Ссылаясь на комиссара ЕС по расширению Й.Хана, министр иностранных дел Украины Павел Климкин заявил, что «вместе страны Восточного партнерства — это важный рынок, в котором почти 70 миллионов потенциальных пользователей и которые должны действовать на основе европейских правил игры».

Трудно сказать, родилась ли эта идея в Киеве или в других регионах мира, где ранее генерировались идеи типа нежизнеспособного ГУАМ, в который сегодня некоторые хотят вдохнуть новую жизнь. Да это и не важно.

Украинским властям позволяют выступать с предложениями по модификации программы Восточного партнерства, выдвинутой и финансируемой ЕС. И это под аккомпанемент заявлений о «дифференциации».

Учитывая, что Украина не является ведущим торговым партнером ни одной из стран ВП, а географически они удалены друг от друга и замкнуты на другие рынки, инициатива представляется сугубо политической, о чем говорят и украинские экономисты.

Зачем предлагать заведомо нежизнеспособный проект? В поисках «подряда» в ЕС или США на альтернативную интеграцию постсоветского пространства? Вопрос риторический.

В условиях дефицита стратегического лидерства Брюсселя, возрастают риски «угона» Восточного партнерства и использования его в интересах отдельных игроков, что чревато ненужными дипломатическими осложнениями и новыми авантюрами. Программа Восточное партнерство продолжает жить, но становится непредсказуемой, не обещая участникам реальных перспектив.

Вячеслав Сутырин