«Перестройка Трампа». Как изменит Евразию новая геополитическая игра США «Перестройка Трампа». Как изменит Евразию новая геополитическая игра США «Перестройка Трампа». Как изменит Евразию новая геополитическая игра США 01.02.2017 eurasia.expert eurasia.expert info@eurasia.expert

Закрывая проект Транстихоокеанского партнерства Трамп снимает с азиатской шахматной доски собственного ферзя. Причины этого, на первый взгляд, странного решения выходят далеко за пределы региона. Странам постсоветского пространства придется привыкать к новым правилам игры не только с США, но и с Западом в целом. Америка больше не готова щедро оплачивать политические амбиции вдали от своих границ, подпитывая чужие элиты и экономики, считает профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев.

«Обнуление» внешних обязательств Америки


Решение Дональда Трампа о выходе США из Транстихоокеанского партнерства (ТТП), которое было институциональной основой американской политики в Восточной Азии, создает новую ситуацию не только для государств этого региона («латиноамериканская» и «южно-тихоокеанская» части ТТП существуют в несколько ином геополитическом и геоэкономическом «измерении»), но и для всех союзников США.

ТТП было удачным проектом именно потому, что под «ширмой» экономического взаимодействия скрывались политические обстоятельства и обязательства. Теперь они оказались переведены в «точечный» формат, когда степень американской вовлеченности в обеспечение безопасности и политической устойчивости того или иного союзника Вашингтона будут определяться не просто «в индивидуальном порядке», а ситуативно. Произошла быстрая деинституционализация политики США в ключевом (в экономическом и политическом плане) регионе.

Именно деинституционализацию политики США, т.е. отказ от ранее созданных институтов сотрудничества и сброс закрепленных в этих рамках обязательств (как экономических, так и политических) следует считать ключевым обстоятельством. Оно отразится и на ситуации на постсоветском пространстве.

Если развивать эту модель, стратегия Д. Трампа станет напоминать «тихоокеанскую» доктрину Р. Никсона (сформулированную в 1969 г.) и призванную консолидировать ослабленные позиции США в регионе в момент, когда поражение во Вьетнаме стало для американской элиты «допустимой реальностью». «Доктрина Никсона», «тихоокеанская» лишь по форме, касалась внешней политики США в целом и была основана на принципе избирательности и ситуативности поддержки союзников.

Региональные позиции Китая


Если такой разворот американской стратегии действительно произойдет, это случится без явных признаков какого-либо значимого поражения со стороны США. Более того, можно говорить о том, что резкий разворот политики США произошел как раз на фоне кризиса китайской политики в Восточной Азии:

  • Китаю не удалось «оторвать» от США – ни политически, ни экономически – ни одной страны; более того, на сторону Вашингтона начали склоняться некоторые государства, занимавшие скорее нейтральные позиции. Например, Индонезия и Таиланд.
  • Осложняются отношения между КНР и КНДР, что, учитывая общую ситуацию в регионе, весьма неприятно для Пекина.
  • Обострились отношения между Пекином и Сеулом в связи с размещением американских систем ПРО в Южной Корее.
  • Возникло напряжение в исторически позитивных отношениях КНР и Мьянмы, что стало неприятным сюрпризом для Пекина.
  • Оказались напрасными надежды на возможность глубокого политического диалога Пекина и Дели. Особых негативных тенденций в этих отношениях пока нет, но и «прорывов» ожидать не приходится, что может в среднесрочной перспективе быть довольно чувствительно для Пекина.
  • Реализуя программу строительства искусственных островов в спорных районах Китай оказался в фактической региональной изоляции по этому вопросу.

Даже в России, которая, несмотря на разницу в экономических «размерах», является важным союзником Пекина, начинает спадать эйфория относительно перспектив сотрудничества с Китаем. Этот процесс носит скрытый характер, однако не замечать его не могут ни в Пекине, ни в Вашингтоне.

Впрочем, эти неблагоприятные тенденции происходили на фоне реального укрепления позиций Китая в других регионах, прежде всего, в Африке и Европе. Формируется основа для стратегического партнерства между КНР и Ираном. Усилились позиции КНР и в ряде важных международных организаций, в частности, в МВФ. Единственным исключением стал явный кризис структур БРИКС.

После нас - хоть потоп?


На фоне более чем благополучного развития внешнеэкономической и внешнеполитической ситуации для КНР в мире, региональная ситуация в Восточной Азии была существенно менее благоприятной.

В сложившейся ситуации «снимать с доски» такой козырь, как Транстихоокеанское партнерство, можно было лишь при наличии веских оснований, которые явно вытекают не только из ситуации в Восточной Азии.

Система экономических отношений в Восточной Азии, развивавшихся в последние годы на фоне значительной военно-силовой напряженности, была относительно проста, хотя и оставляла минимум пространства для экономического маневра. Китай, как экономический гегемон региона, противостоял условной «экономической» коалиции других стран, которую консолидировали своими политическими и экономическими гарантиями США, в том числе предоставляя льготный доступ к своему рынку.

Что Вашингтон собирался делать в дальнейшем, через 10-12 лет, сказать трудно, но не исключена и попытка розыгрыша сценария управляемого хаоса, некоей «восточно-азиатской весны», – тем более, что предпосылки для этого в ряде стран (Таиланд, Бирма, Индонезия, Филиппины, а также в ряде регионов самого Китая) отмечались.

Теперь о прежней системе отношений США со странами региона приходится говорить исключительно в прошедшем времени. Причем не только с точки зрения экономических аспектов, но и в плане военно-политических условий развития ситуации. Особенно учитывая, что военная машина США в принципе сейчас неспособна к наращиванию вмешательства даже в таком важном регионе, как Восточная Азия. А большая часть государств региона не способна оплачивать американские политические и, тем более, военно-политические гарантии в условиях отсутствия расширенного доступа к американскому рынку, который имелся в рамках ТТП.

Конечно, в регионе сохраняется целый ряд институтов, как экономических, так и политических, прежде всего, АСЕАН и ШОС, но вряд ли эти институты смогут заполнить возникший институциональный вакуум, хотя, конечно, такие попытки будут предприняты.

Вероятно, решение Дональда Трампа по ТТП является «модельным» и может быть тиражировано в другие регионы. В частности, вполне вероятно, что командой Д.Трампа, а вернее теми группами в элите, которые стоят за новым американским президентом, готовятся решения, направленные на переформатирование Североамериканской зоны свободной торговли (NAFTA).

Новая Евразия и «перестройка Трампа»


В целом, высока вероятность пересмотра американских подходов к выстраиванию отношений с региональными союзниками. В частности, к роли инвестиций в системах регионального партнерства.

Администрация Трампа не готова вкладывать в страны и элиты значительные деньги ради политических целей.

Для Новой Евразии сама по себе геоэкономическая «доктрина Трампа», если она действительно будет оформлена, не несет новых рисков, за исключением резкого снижения значения политических факторов для укрепления отношений не только с США, но и со странами Запада в целом.

Не отмечается и намеков на готовность США противодействовать усилению влияния Китая в Евразии или затруднять реализацию проекта Великого шелкового пути. Хотя исключать наличия некоей скрытой «повестки дня» у американской администрации нельзя.

Впрочем, надо отметить, что свертывание американских экономических обязательств перед странами Новой Евразии начало происходить еще до прихода Трампа к власти, на втором сроке правления администрации Барака Обамы. Конечно, мы будем наблюдать дальнейшее снижение геоэкономической важности постсоветского пространства для США, но оно уже не будет иметь «шоковых» последствий. Большая часть экономического негатива уже произошла в 2014-16 гг. Но вопрос о политическом негативе такого рода «институциональной перестройки» далеко не снят.

Другой вопрос, что, вероятно, будут «обнулены» и те политические обязательства, которые имелись у США перед постсоветскими элитами, прежде всего, в части неприкосновенности собственности и активов на Западе.

И это при определенных условиях может стать исключительно значимым вызовом стабильности. Институциональный вакуум, который совершенно сознательно создает Трамп и который будет существенным образом выходить за рамки Азиатско-Тихоокеанского региона и Северной Америки, нигде не будет иметь столь острого политического звучания, как в постсоветской Евразии. Не только в Евразии как таковой, но и по ее периметру возникает новое «пространство институционализации». И это пространство, так или иначе, будет заполнено: или новыми институтами или хаосом.

Так что способность к интеграционной институционализации (пусть даже в «реактивной», защитной форме), вероятно, стоит считать важнейшим вызовом и для экономических систем постсоветских государств, и для их элит.

И от того как они смогут с этим вызовом справиться, будет зависеть способность стран Новой Евразии, не исключая и Россию, хотя в данном случае действуют и другие факторы, играть роль субъектов, а не объектов политики в эпоху, когда «осядет пыль» после «перестройки Трампа».


Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ

«Перестройка Трампа». Как изменит Евразию новая геополитическая игра США

01.02.2017

Закрывая проект Транстихоокеанского партнерства Трамп снимает с азиатской шахматной доски собственного ферзя. Причины этого, на первый взгляд, странного решения выходят далеко за пределы региона. Странам постсоветского пространства придется привыкать к новым правилам игры не только с США, но и с Западом в целом. Америка больше не готова щедро оплачивать политические амбиции вдали от своих границ, подпитывая чужие элиты и экономики, считает профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев.

«Обнуление» внешних обязательств Америки


Решение Дональда Трампа о выходе США из Транстихоокеанского партнерства (ТТП), которое было институциональной основой американской политики в Восточной Азии, создает новую ситуацию не только для государств этого региона («латиноамериканская» и «южно-тихоокеанская» части ТТП существуют в несколько ином геополитическом и геоэкономическом «измерении»), но и для всех союзников США.

ТТП было удачным проектом именно потому, что под «ширмой» экономического взаимодействия скрывались политические обстоятельства и обязательства. Теперь они оказались переведены в «точечный» формат, когда степень американской вовлеченности в обеспечение безопасности и политической устойчивости того или иного союзника Вашингтона будут определяться не просто «в индивидуальном порядке», а ситуативно. Произошла быстрая деинституционализация политики США в ключевом (в экономическом и политическом плане) регионе.

Именно деинституционализацию политики США, т.е. отказ от ранее созданных институтов сотрудничества и сброс закрепленных в этих рамках обязательств (как экономических, так и политических) следует считать ключевым обстоятельством. Оно отразится и на ситуации на постсоветском пространстве.

Если развивать эту модель, стратегия Д. Трампа станет напоминать «тихоокеанскую» доктрину Р. Никсона (сформулированную в 1969 г.) и призванную консолидировать ослабленные позиции США в регионе в момент, когда поражение во Вьетнаме стало для американской элиты «допустимой реальностью». «Доктрина Никсона», «тихоокеанская» лишь по форме, касалась внешней политики США в целом и была основана на принципе избирательности и ситуативности поддержки союзников.

Региональные позиции Китая


Если такой разворот американской стратегии действительно произойдет, это случится без явных признаков какого-либо значимого поражения со стороны США. Более того, можно говорить о том, что резкий разворот политики США произошел как раз на фоне кризиса китайской политики в Восточной Азии:

  • Китаю не удалось «оторвать» от США – ни политически, ни экономически – ни одной страны; более того, на сторону Вашингтона начали склоняться некоторые государства, занимавшие скорее нейтральные позиции. Например, Индонезия и Таиланд.
  • Осложняются отношения между КНР и КНДР, что, учитывая общую ситуацию в регионе, весьма неприятно для Пекина.
  • Обострились отношения между Пекином и Сеулом в связи с размещением американских систем ПРО в Южной Корее.
  • Возникло напряжение в исторически позитивных отношениях КНР и Мьянмы, что стало неприятным сюрпризом для Пекина.
  • Оказались напрасными надежды на возможность глубокого политического диалога Пекина и Дели. Особых негативных тенденций в этих отношениях пока нет, но и «прорывов» ожидать не приходится, что может в среднесрочной перспективе быть довольно чувствительно для Пекина.
  • Реализуя программу строительства искусственных островов в спорных районах Китай оказался в фактической региональной изоляции по этому вопросу.

Даже в России, которая, несмотря на разницу в экономических «размерах», является важным союзником Пекина, начинает спадать эйфория относительно перспектив сотрудничества с Китаем. Этот процесс носит скрытый характер, однако не замечать его не могут ни в Пекине, ни в Вашингтоне.

Впрочем, эти неблагоприятные тенденции происходили на фоне реального укрепления позиций Китая в других регионах, прежде всего, в Африке и Европе. Формируется основа для стратегического партнерства между КНР и Ираном. Усилились позиции КНР и в ряде важных международных организаций, в частности, в МВФ. Единственным исключением стал явный кризис структур БРИКС.

После нас - хоть потоп?


На фоне более чем благополучного развития внешнеэкономической и внешнеполитической ситуации для КНР в мире, региональная ситуация в Восточной Азии была существенно менее благоприятной.

В сложившейся ситуации «снимать с доски» такой козырь, как Транстихоокеанское партнерство, можно было лишь при наличии веских оснований, которые явно вытекают не только из ситуации в Восточной Азии.

Система экономических отношений в Восточной Азии, развивавшихся в последние годы на фоне значительной военно-силовой напряженности, была относительно проста, хотя и оставляла минимум пространства для экономического маневра. Китай, как экономический гегемон региона, противостоял условной «экономической» коалиции других стран, которую консолидировали своими политическими и экономическими гарантиями США, в том числе предоставляя льготный доступ к своему рынку.

Что Вашингтон собирался делать в дальнейшем, через 10-12 лет, сказать трудно, но не исключена и попытка розыгрыша сценария управляемого хаоса, некоей «восточно-азиатской весны», – тем более, что предпосылки для этого в ряде стран (Таиланд, Бирма, Индонезия, Филиппины, а также в ряде регионов самого Китая) отмечались.

Теперь о прежней системе отношений США со странами региона приходится говорить исключительно в прошедшем времени. Причем не только с точки зрения экономических аспектов, но и в плане военно-политических условий развития ситуации. Особенно учитывая, что военная машина США в принципе сейчас неспособна к наращиванию вмешательства даже в таком важном регионе, как Восточная Азия. А большая часть государств региона не способна оплачивать американские политические и, тем более, военно-политические гарантии в условиях отсутствия расширенного доступа к американскому рынку, который имелся в рамках ТТП.

Конечно, в регионе сохраняется целый ряд институтов, как экономических, так и политических, прежде всего, АСЕАН и ШОС, но вряд ли эти институты смогут заполнить возникший институциональный вакуум, хотя, конечно, такие попытки будут предприняты.

Вероятно, решение Дональда Трампа по ТТП является «модельным» и может быть тиражировано в другие регионы. В частности, вполне вероятно, что командой Д.Трампа, а вернее теми группами в элите, которые стоят за новым американским президентом, готовятся решения, направленные на переформатирование Североамериканской зоны свободной торговли (NAFTA).

Новая Евразия и «перестройка Трампа»


В целом, высока вероятность пересмотра американских подходов к выстраиванию отношений с региональными союзниками. В частности, к роли инвестиций в системах регионального партнерства.

Администрация Трампа не готова вкладывать в страны и элиты значительные деньги ради политических целей.

Для Новой Евразии сама по себе геоэкономическая «доктрина Трампа», если она действительно будет оформлена, не несет новых рисков, за исключением резкого снижения значения политических факторов для укрепления отношений не только с США, но и со странами Запада в целом.

Не отмечается и намеков на готовность США противодействовать усилению влияния Китая в Евразии или затруднять реализацию проекта Великого шелкового пути. Хотя исключать наличия некоей скрытой «повестки дня» у американской администрации нельзя.

Впрочем, надо отметить, что свертывание американских экономических обязательств перед странами Новой Евразии начало происходить еще до прихода Трампа к власти, на втором сроке правления администрации Барака Обамы. Конечно, мы будем наблюдать дальнейшее снижение геоэкономической важности постсоветского пространства для США, но оно уже не будет иметь «шоковых» последствий. Большая часть экономического негатива уже произошла в 2014-16 гг. Но вопрос о политическом негативе такого рода «институциональной перестройки» далеко не снят.

Другой вопрос, что, вероятно, будут «обнулены» и те политические обязательства, которые имелись у США перед постсоветскими элитами, прежде всего, в части неприкосновенности собственности и активов на Западе.

И это при определенных условиях может стать исключительно значимым вызовом стабильности. Институциональный вакуум, который совершенно сознательно создает Трамп и который будет существенным образом выходить за рамки Азиатско-Тихоокеанского региона и Северной Америки, нигде не будет иметь столь острого политического звучания, как в постсоветской Евразии. Не только в Евразии как таковой, но и по ее периметру возникает новое «пространство институционализации». И это пространство, так или иначе, будет заполнено: или новыми институтами или хаосом.

Так что способность к интеграционной институционализации (пусть даже в «реактивной», защитной форме), вероятно, стоит считать важнейшим вызовом и для экономических систем постсоветских государств, и для их элит.

И от того как они смогут с этим вызовом справиться, будет зависеть способность стран Новой Евразии, не исключая и Россию, хотя в данном случае действуют и другие факторы, играть роль субъектов, а не объектов политики в эпоху, когда «осядет пыль» после «перестройки Трампа».


Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ