Власти Кыргызстана обеспокоены тенденцией сращивания запрещенных экстремистских движений с организованной преступностью республики. О специфике ОПГ в Кыргызстане, их взаимоотношениях с радикальными исламистами и опасностях для евразийского пространства в интервью корреспонденту «Евразия.Эксперт» рассказал член экспертного совета по укреплению национального единства и религиозной политики при президенте Кыргызской Республики Денис Бердаков.

- В чем опасность сращивания запрещенных экстремистских движений с организованной преступностью в Кыргызстане?

- Криминал в Кыргызстане довольно силен. Крупнейшие организованные преступные группировки (ОПГ) могут выставить до тысячи бойцов. Таких три штуки. В основном это этнические группировки, и там нет полноценного «смотрящего».

В силу того, что кыргызское общество – не в полной мере западного типа, здесь мы можем говорить о мафиозных структурах: «один брат в милиции, другой – в прокуратуре, третий – бандит, четвертый – депутат». Такие мафиозные структуры возникают в силу слабости государства – по примеру Сицилии. Еще сильнее они на юге Кыргызстана. Там можно говорить о мафиозных структурах, кланах, родоклановых структурах, которые могут и из автомата стрельнуть, а могут и через суд задавить.

Наши крупнейшие ОПГ дерутся больше за власть, потому что получив власть, можно контролировать крупнейшие источники денег. Еще есть наркопоток – это до $6 млн чистой прибыли в месяц.

Тема радикального ислама, причем различных толкований, поднимается с конца 2000-х гг. и наиболее активно с 2010 г. Ситуация крайне «запущена». Сейчас многие авторитеты строят мечети, активно исповедуют исламские практики – не думаю, что там есть глубокое содержание, но обрядовая сторона очень соблюдается. Этим они «укрепляют силу духа», как они говорят. Несколько раз государственные структуры пытались рассорить криминал и радикалов, но не всегда получалось.

Сейчас существует небольшой раскол. Но в силу того, что радикальные религиозные экстремисты сильнее духом, в Кыргызстане огромная проблема, что целый ряд тюрем уже, по сути, исламизирован. Сажают в камеру одного-двух радикальных исламистов, они там за полгода-год перевербовывают простых бандитов – если не воров в законе, то уголовников точно.

- Из-за чего существует раскол между криминалом и экстремистами?

- Раскол существует по поводу идеологий, потому что те, кто живет по воровским понятиям, те, кто более включен в эту среду, стараются быть подальше от религии. Они понимают, что если религиозные радикалы победят, то воров в законе они зачистят в первую очередь. Потому что у них есть своя идеология, а эти люди под нее не подпадают. Они боятся, так как видят там силу, потому что сила не столько в деньгах, сколько в своей убежденности.

Те ОПГ, которые связаны с властью, не устраивает религиозность. Речь идет о религиозных группах, которые имеют свои претензии в депутатском корпусе, например. Одни мафиозные группы, клановые структуры в большей степени ОПГ, другие – в меньшей степени ОПГ. Некоторые имеют просто спортивный клуб, кто-то – небольшие вооруженные отряды, ЧОПы, а кто-то – полноценную ОПГ.

Из этого формируется отношение к жизни. Если они в целом за то, чтобы жить по понятиям криминального мира, их не совсем устраивает такая радикальная религиозность. А те, кто изначально были радикальными, могут поддерживать себя боевиками и молодежными группировками религиозного толка.

- Почему молодежь выбирает такой путь?

- Современный молодой человек не очень хорошо понимает, кто он: кыргыз, кыргызстанец или мусульманин. В этом треугольнике идет наиболее сильный поиск идентичности и моральной шкалы. Поиск некого плеча, тех, кто поддержит и поможет, потому что общество расколото на группы.

- Какая работа проводится государством для борьбы с экстремистами?

- Здесь применяются те же самые методы, которые использовались в сталинских ГУЛАГах – пытаются использовать преступный мир против радикалов. Поблажки в обмен на то, чтобы давить экстремистов. Это наиболее ярко было в 2014-2015 гг. Сейчас, на мой взгляд, это довольно «запущено», что уже давить нет смысла.

Мне кажется, что здесь борьба проиграна. Моральный авторитет сейчас больше у исламских деятелей.

Не всегда радикальных – есть очень влиятельные исламские деятели, муфтии, которые выступают гарантом стабильности Кыргызстана, но и у них свои клано-патронажные сети. Они тоже хотят получить свой кусок «политического пирога».

- Согласно статистическим данным, с 2000-х гг. уровень преступности по разным направлениям все-таки снижается. Однако стабильно растет женская преступность. Вовлекаются ли они в экстремистские группировки?

- Сейчас вовлеченность женщин в экстремистские радикальные группировки доходит до 20%. Для Кыргызстана это огромная проблема. Были примеры, когда женщины уходили в радикальный ислам и увозили всю семью – до 20 человек – в Сирию.

Это связано с тем, что с помощью религии действительно можно убедить женщину, что будет хорошо, будет верный муж, алкоголя там нет, дети не будут испытывать бедности. Через религию гораздо глубже идет влияние на человека.

- По некоторым данным, ИГИЛ намерено дестабилизировать ситуацию в Узбекистане, что затронет и южный Кыргызстан. Почему Узбекистан?

- Узбекистан – это крупнейшая страна в Центральной Азии по населению – около 31 млн чел. Там крайне жесткая структура – жестче, чем в Кыргызстане. Очень высокая плотность населения.

Внешним силам нет смысла «поджигать» Кыргызстан, так как он очень маленький. И в Кыргызстане есть треугольник идентичности. Он, конечно, хромает на общегражданскую идентичность – кыргызстанец. А кыргыз и мусульманин – это очень сильное противодействие.

А в Узбекистане такого нет – там все изначально считаются мусульманами. Там с начала 1990-х гг. идет такое противостояние, что оппозиция Исламу Каримову во многом была именно исламская.

Беседовала Юлия Рулева