Строительство Белорусской АЭС сегодня является, пожалуй, главным яблоком раздора между Беларусью и ее прибалтийскими соседями. Литва выступает категорически против возведения атомной станции, которая, по ее мнению, несет в себе ядерную угрозу. С точки зрения Беларуси, соседи политизируют проблему, ведь соблюдаются все меры предосторожности и выполняются требуемые стресс-тесты. Какие технологии обеспечат безопасность на БелАЭС? Будут ли учтены ошибки АЭС Фукусима-1 при строительстве станции? Что в будущем ждем атомную энергетику? Об этом в интервью корреспонденту «Евразия.Эксперт» рассказал главный редактор портала Atominfo.Ru Александр Уваров.

- Белорусская АЭС – это проект АЭС нового поколения 3+. Расскажите, пожалуйста, что это означает?

- В поколении 3+ учтены требования к безопасности, которые появились после аварии на японской Фукусиме, чтобы подобная авария не повторилась. Кроме того, у этих реакторов, как правило, более высокая мощность, чем у просто третьего поколения и всех предыдущих. К ним также добавлены дополнительные системы безопасности, в частности новые материалы.

Они не называются четвертым поколением, потому что к нему уже определены требования – они очень высокие, и работа над реакторами четвертого поколения только ведется. 3+ – это верх эволюции третьего поколения.

- Какие новые технологии используются при строительстве БелАЭС?

- Одна из важнейших вещей – это ловушка расплава в наших реакторах 3+. Мы предпринимаем все необходимые меры для того, чтобы избежать тяжелых аварий на атомных станциях. Но если все-таки она случается (корпус, в котором находится ядерное топливо, протек, и расплавленное топливо нашло выход), что тогда делать? Чтобы оно не расползалось по станции, мы делаем специальное устройство, которое подставляем под корпус реактора, и в него попадает расплавленное топливо. В этом случае мы гарантируем, что топливо не выйдет за пределы даже энергоблока, останется локализованным.

На Фукусиме была именно такая ситуация. Японцы были уверены, что у них все хорошо, но случился форс-мажор: расплавилось топливо в трех энергоблоках. Сейчас японцы уже шесть лет ищут, где оно находится. Запускают роботов, которые сами по себе очень сложные, потому что они работают под водой, ползают по энергоблокам – там сильные радиационные поля.

Поэтому мы говорим, что тяжелой аварии у нас не будет, но, так как мы – люди, а не Господь Бог, на случай аварии используем дополнительную защиту. Это решение применяется и в наших, и в французских реакторах этого поколения.

- То есть это новая технология, которая сейчас только начинает использоваться?

- Конечно. На бытовом уровне это достаточно легко представить. Представьте кастрюлю, в которой есть что-то горячее. Если кастрюля протечет, мы подставляем тазик. Проблема в том, что у нас в «кастрюле» не вода. В случае аварии будет кориум (расплав) – это смесь ядерного топлива с конструкционными материалами при огромных температурах. Оно жидкое, и проест как «кастрюльку», так и «тазик».

Были широкие научные работы, как правильно подобрать материал, из которого будет сделана ловушка расплава. Этот материал, во-первых, должен быть жаростойкий, во-вторых, такой, чтобы в ловушке расплава не получался новый реактор (в расплаве есть ядерное топливо, и если его собрать в одном месте, оно может неожиданно вспыхнуть и устроить ядерный взрыв). Поэтому материалы были очень серьезной задачей, и с ней справились. Но мы надеемся, что эти ловушки расплава никогда не понадобится использовать.

Важно еще обратить внимание на разницу мышления российских атомщиков и японских коллег. Японцы перед Фукусимой говорили: «Японская техника абсолютно надежна, авария у нас невозможна». Там были совершенно неприятные ситуации. Незадолго до событий на Фукусиме привезли роботов, которые могут работать в условиях ядерных аварий – просто, чтобы они были. Японский персонал забеспокоился: «Вы говорите, что японская техника безопасна, а сами думаете про аварию?» Роботов увезли.

Наш образ мышления отличается от японского. Мы уверены, что аварии не будет, но на всякий случай у нас есть дополнительные меры, чтобы последствия были нетяжелыми.

- Насколько серьезны инциденты на строительной площадке БелАЭС, о которых заявляли СМИ, особенно в Прибалтике и Польше?

- Сразу отвечу, что ничего серьезного там не происходит.  При строительстве любого крупного объекта происходят рабочие ситуации. Главная задача, чтобы они в итоге были правильно ликвидированы, и чтобы проект был выполнен так, как должно. Я прекрасно знаю, что происходит на этой площадке.

Большинство событий, о которых сообщают, – это мелкие рабочие инциденты.

Более серьезный момент – это корпус первого реактора. Могу сказать, что с нашей, российской точки зрения, корпус работоспособен, его можно использовать. Но принимая во внимание, что атомная энергетика для Беларуси – это пока острая тема из-за Чернобыля, было решено заменить этот корпус. Однако я подчеркиваю, что мы считаем его работоспособным, и вполне возможно, что он еще отработает на российском или другом проекте.

- Сейчас много говорят о проведении стресс-тестов на БелАЭС. Расскажите, пожалуйста, как их проводят?

- Это слово стало особенно модным после Фукусимы. Естественно, когда производят стресс-тесты, никто атомную станцию не трясет. Несколько специальных групп смотрят, какое серьезное и маловероятное внешнее событие может произойти на станции. Цунами в Островце вряд ли возможно. Может быть, например, резкое повышение уровня воды в реке, сильное землетрясение или ураган. Дальше смотрят, к чему это приведет, что выдержит станция.

Следующим шагом смотрят, каким образом можно отреагировать на это событие. Предположим, у нас в результате внешнего события отрублены провода, нет внешнего питания, блоки остановлены, дизеля по каким-то причинам вышли из строя. У нас в распоряжении есть определенное количество мобильной техники (генераторы, насосы). Сколько их? Как они будут действовать в этих условиях?

По результатам стресс-тестов выносится заключение, насколько станция готова к таким событиям, и в случае необходимости даются комментарии, что добавить. После стресс-теста, как правило, проводятся партнерские проверки: делается заключение, насколько глубоко были проведены стресс-тесты.

Это, по сути, анализ поведения атомной станции в условиях события, которое имеет очень малую вероятность, но которое может серьезно повлиять на работу АЭС. Такие проверки делали и раньше, просто после Фукусимы понравилось слово стресс-тесты.

- Уже известно, как будут осуществляться поставки ядерного топлива на АЭС, и как будут утилизироваться отходы?

- Это зависит от условий контракта. Есть правительственное соглашение, в соответствии с которым мы, Россия, гарантируем поставку Республике Беларусь ядерного топлива, а также гарантируем, что заберем облученное топливо для переработки в Россию.

В коммерческом контракте будут описаны условия. Может быть, в условиях будет написано, что Беларусь в будущем будет брать топливо у третьей стороны – это теоретически возможно. На данный момент альтернативы российскому топливу действительно нет. Но в будущем, конечно, никто не знает, что будет. Может китайцы научатся делать хорошее топливо и будут дешево его продавать.

- А как Россия сегодня утилизирует свои радиоактивные отходы?

- Наше облученное топливо будет подвергаться переработке на радиохимических заводах, которые находятся далеко от Республики Беларусь на восток – в Железногорске (Красноярский край), Северске (Томская область).

При переработке облученного топлива из него извлекается сырье и материалы, пригодные для возвращения в ядерный реактор. Далее это возвращается в ядерный топливный цикл. Сейчас Россия находится на этапе освоения этой технологии. Частично мы уже это реализовали. Для реакторов того типа, что строится в Беларуси, переработка первой партии облученных сборок произошла совсем недавно. Мы выходим потихоньку на то, чтобы делать это в промышленных масштабах. Когда облученное белорусское топливо, или ОЯТ (отработавшее ядерное топливо – прим. «ЕЭ»), появится и будет доступно для перевозки, у нас уже будет эта технология в промышленных масштабах.

Некоторое время по технологии облученные сборки все равно будут находиться на станции. Когда облученную сборку выгружаешь из реактора, она еще горячая и весьма радиоактивная. Всегда по технологии ее ставят в бассейн выдержки, который находится на станции. В нем топливо немного остывает – это, как правило, несколько лет. Первый энергоблок планируется пустить в 2019 г. Первое облученное топливо появится года через три, еще столько же оно может стоять в бассейне – это усредненные цифры. Соответственно, после 2025 г., я думаю, встанет вопрос об отправке.

Но многое будет зависеть от условий контракта, от решения Беларуси. Беларусь – заказчик и эксплуатирующая организация. Многие вещи определяет именно Беларусь, а не Россия.

Мы даем проект, строим объект, готовы предоставить все необходимые услуги, но заказчик, Беларусь, должен сказать, что он хочет. Поэтому на многие вопросы может ответить только Минэнерго Беларуси, которое пока, как я понимаю, ведет переговоры.

- Сегодня существует тенденция отказа от атомной энергетики, в частности в Европе. Как вы оцениваете перспективы? Возможно ли это?

- Не все так просто даже в европейских странах. По большому счету в последнее время отказалась только Германия. У немцев своеобразное понимание жизни, и главное, что это очень богатая страна. Они в состоянии платить больше за электроэнергию, а немцы действительно боятся атомной энергетики. Сидит сытый бюргер за кружкой пива с баварскими сосисками, а ему говорят, что есть атомная станция, на которой может быть авария. Он естественно готов заплатить, чтобы ее не было.

Когда говорят о сокращении во Франции, надо отметить, что там особая ситуация. В 1973 г. был нефтяной кризис с арабами, когда те прекратили поставки нефти. Это вызвало резкий рост цены бензина в западном мире. После этого французы «рубанули шашкой» и сказали, что переведут всю энергетику на атом. У них фантастическая доля атомных станций общей генерации – 75%. Как оказалось, это тоже плохо, потому что атомная станция любит работать в режиме базовой нагрузки, когда ее мощность неизменна. А потребление зависит от многих вещей: ночью люди включают свет, днем нет. Поэтому объективно им нужно понизить долю атомных станций.

С другой стороны, Восточная Европа как раз атомную энергетику собирается развивать. «Росатом» собирается строить АЭС в Финляндии и Венгрии. Очень хотят построить свою атомную станцию поляки. Который год говорят об этом чехи, у словаков и румынов есть интерес. В Болгарии то хотят, то не хотят. Сосед Беларуси Литва тоже собиралась построить свою АЭС, но у нее не получилось.

Не в последнюю очередь потому что проводили референдум, и люди не поддержали строительство. Но главное, что они хотели, чтобы им кто-нибудь построил АЭС за свои деньги. Беларуси при всех дружественных отношениях мы строим в кредит. Есть надежда, что этот кредит вернут. Литовцы хотели станцию в подарок.

- А возобновляемые источники энергии - смогут ли они заменить атомную энергетику?

- Этот вопрос вызывает много неоднозначной реакции. К сожалению, они себе подпортили репутацию. Проводится довольно агрессивная реклама, что только возобновляемые источники энергии чистые, экологичные, безопасные.

Но их делают в Китае. Первое, что можно увидеть в Китае – это смог. Он образуется от производства, в том числе солнечных панелей, лопастей ветряков. Поэтому эти источники в работе может и чистые, но в производстве нет. Просто производство перенесено в Китай. Как говорится, ни один европеец при создании ветряков не пострадал. Правильно, но пострадали китайские дети.

С другой стороны, определенную долю возобновляемой энергетики можно иметь. Крыши домов напрашиваются на солнечные панели. В каких-то местах можно поставить ветряки. Вопрос в том, что на 100% переводить энергетику на возобновляемые источники нельзя. Они очень не устойчивы: солнце ночью не светит, ветряк работает только при ветре. Они потребуют средства накопления энергии – аккумуляторы, а производство аккумуляторов – это тоже очень грязная работа. Дальше встает вопрос утилизации аккумуляторов, в которых много токсичных веществ. Кроме того, они иногда взрываются.

Поэтому я не против возобновляемой энергетики, но у нее должно быть свое место, она не может заменить все. Если под ветряки, солнце, биомассу, опилки отвести разумно рассчитанный процент, это будет мощная вещь. 

Беседовала Юлия Рулева