В начале июня две группы боевиков запрещенной террористической организации «Исламское государство» совершили нападение на иранский парламент (Меджлис) и мавзолей первого Высшего руководителя Ирана Имама Хомейни. В результате теракта - 17 убитых и 43 раненых. Данный теракт стал одним из крупнейших в Иране, где подобное не случалось с 1980-х гг. Террористическая атака позволяет сделать более широкие выводы: в связи с грядущим разгромом в Сирии и Ираке подпольная диверсионно-террористическая деятельность становится для ИГ основной стратегией, и постсоветское пространство здесь не исключение.

В связи с тем, что трагедия в иранской столице разворачивалась на фоне кризиса вокруг Катара, которому вменяется в вину в том числе сотрудничество с Ираном (Исламская республика Иран, ИРИ), эксперты поспешили связать это событие с очередным обострением саудовско-катарских отношений. В частности, отмечалось, что Саудовская Аравия и США пытались таким образом оказать давление на Иран. В самом Тегеране также не преминули придать теракту «международный акцент» и обвинить в его подготовке Эр-Рияд. Иные источники, наоборот, пытаются представить его как дело рук иранских спецслужб.

Представляется, что ИГ* давно планировало осуществить серию терактов в Иране. Однако процесс подготовки подобных акций в стране с такой жесткой контрразведкой, как в ИРИ, должен был тщательно прорабатываться и требовал соответствующей подготовки его исполнителей. В Европе, например, можно вести террористическую деятельность, опираясь на неподготовленных одиночек, часто только недавно проникшихся идеями «Исламского государства», и обходиться без переброски боевиков ИГ из подконтрольных «халифату» территорий. Следует также учитывать, что теракты, подобные тем, что имели место в Европе, где атакам подвергались обычные прохожие, в случае осуществления их в Иране не вызвали бы нужного для ИГ резонанса. Таким образом, скорее всего, этот террористический акт давно и тщательно готовился, а потому вряд ли может быть непосредственно связан с кризисом в отношениях Саудовской Аравии и Катара.

Активизация террористическо-диверсионной активности ИГ напрямую связана с неудачами этой группировки на фронтах Ирака и Сирии. Так, силы возглавляемой США коалиции и иракской армии продолжают зачищать от боевиков «Исламского государства» город Мосул в Ираке, где под контролем ИГ остаются всего несколько кварталов. В сирийской Ракке успешно развивается наступление альянса «Сирийские демократические силы», который смог сперва блокировать, а затем и войти в этот город и закрепиться в некоторых его районах.

Таким образом, падение обеих «столиц ИГ», скорее всего, – вопрос двух-трех месяцев. Под полным контролем «Исламского государства» фактически не остается какого-либо значимого населенного пункта.

Как и нет больше сил и средств для осуществления масштабных военных операций, пусть даже в показательных целях – как, например, операция в Пальмире в декабре 2016 г. ИГ обречено превращаться в подпольную или партизанскую структуру.

Единственной сферой, где ИГ может проявить себя и продемонстрировать свою жизнеспособность, тем самым сохраняя существующую базу поддержки по вербовке новых сторонников, – диверсионно-террористическая деятельность. Именно она и становится основой новой стратегии ИГ.

Почему до этого в Иране не было терактов?

На этом фоне теракты в Иране могут преподноситься как «несомненные успехи» «Исламского государства» на этом направлении, ведь до нынешней трагедии подобных резонансных терактов в Иране не было с 1980-х гг. Считалось, что иранские спецслужбы были способны успешно предотвращать подавляющее большинство проявлений террористической активности международных «джихадистских» структур. Теперь же «Исламское государство» может заявить – и заявляет – что стало той единственной силой, которая смогла организовать «диверсии в Тегеране – самом логове Сефевидов», нарушить неприкосновенность мавзолея Хомейни, «пробить брешь в щите иранского КСИР и спецслужб» и т.д.

Однако следует отметить, что отсутствие резонансных террористических актов в Иране на протяжении длительного периода во многом обусловливалось не столько эксклюзивными в плане эффективности методами работы иранских спецслужб, а в большей степени особыми отношениями, сложившимися между Тегераном и структурами Аль-Каиды (АК).

Начало подобному и удивительному, на первый взгляд, взаимодействию было положено после американского вторжения в Афганистан в 2001 г. На тот момент в Тегеране опасались, что следующей страной, которая может оказаться жертвой американской агрессии, станет Иран.

Интервенция США в Ирак в 2003 г. воспринималась в Тегеране как прелюдия к американскому вторжению в ИРИ. В связи с этим иранское командование предпринимало различного рода усилия, чтобы американские войска как можно глубже увязли в Ираке. .

Иранцы не только оказывали поддержку иракским шиитским группировкам, но и содействовали развитию суннитского джихадистского движения в этой стране. Тогда в Иране нашли убежище многочисленные представители АК, бежавшие от американцев из Афганистана и перешедшие ирано-афганскую границу. Многие из интернированных в Иране бойцов АК вскоре получили от иранцев «зеленый коридор» в Ирак, где начали борьбу с оккупационными силами. В их числе был и лидер Таухид уа аль Джихад, а затем лидер АК в Междуречье Абу Мусаб аз-Заркави. Члены АК и семьи некоторых представителей группировки по-прежнему находятся в Иране. Определение их положения в ИРИ варьируется от получивших убежище и интернированных до заложников.

Отсутствие какой-либо сети, связанной с Аль-Каидой в этой стране, также затрудняло «Исламскому государству» формирование там своих ячеек. Как известно, многочисленные структуры ИГ часто возникали путем «отпочкования» от уже существовавших филиалов АК. Можно предположить, что «Исламскому государству» удалось создать в ИРИ собственные ячейки и группы сторонников, готовые присоединиться к террористической деятельности, опираясь либо на вернувшихся в Иран граждан этой страны, участвовавших в боевых действиях на стороне ИГ, либо на действующие в Иране радикальные группировки.

Исламисты в Иране

Два региона ИРИ представляются наиболее благоприятными для появления в них структур и ячеек, связанных с ИГ. Это иранские провинции Систан, Белуджистан и Курдистан – обширные регионы с компактным проживанием национальных меньшинств – белуджей и курдов, многие представители которых враждебно настроены к правящему в Тегеране режиму и, кроме того, являются суннитами по конфессиональной принадлежности. Эти факторы затрудняют контроль Тегерана над этими территориями и препятствуют эффективной работе спецслужб.

В иранском Белуджистане в настоящий момент действует целая мозаика различных суннитских повстанческих группировок. Большинство из них возникло на фундаменте ведущей повстанческой фракции иранского Белуджистана – Джундалла, которая так и не смогла оправиться после разгрома в 2010-11 гг.

Следует отметить, что сам лидер Джундалла Абдульмалик Риги отвергал обвинения в том, что Джундалла – радикальная салафитская организация. Ближайшим аналогом Джундалла до ее раскола был афганский Талибан.

К числу наиболее активных суннитских повстанческих джихадистских группировок иранского Белуджистана следует отнести Джейш аль Адль, близкую к Джундалла и основанную ее бывшими членами. К числу ее последних акций можно отнести нападение на иранский военный патруль в апреле 2017 г., когда были убиты 9 пограничников. Также в Белуджистане действуют и иные группировки: Харакат Ансар аль Иран, переименованный в Харакат аль Ансар – также «осколок» Джундаллы, часть которой объединилась с еще одной независимой исламистской фракцией белуджей Хизб аль Фуркан в новую структуру – Ансар аль Фуркан. Активность этой группировки пошла на спад после гибели ее лидера Хишама Азизи в 2015 г. 

В иранском Курдистане не было отмечено какой-либо активности суннитских джихадистских группировок, однако там присутствуют суннитские движения, стоящие на позициях политического ислама. Наиболее крупная фракция – Группа пропаганды и реформ, основанная в 1979 г. Насером Собхани. Эта группировка считается аффилированной с международной ассоциацией Мусульманское братство. Ей по идеологии близки Хабатская исламская революционная организация, основанная в 1980 г. Хадером Аббаси и Свободная группа единоверцев, основанная в 1992 г. Мусой Имраном, которые в большей степени, чем Группа пропаганды и реформ, были нацелены на борьбу с иранским режимом вооруженным путем. В настоящий момент сложно говорить о степени их активности в иранском Курдистане. Их влияние в этом регионе ограничено. Они не в состоянии конкурировать со светскими националистическими и левыми курдскими партиями. Исламисты иранского Курдистана представлены в основном «умеренным спектром» и вряд ли могут служить почвой для взращивания идей ИГ.

В то же время, угроза «салафитского джихадизма» для Ирана в контексте вовлечения иранских курдов в террористическую деятельность исходила из соседних областей иракского Курдистана, где, в отличие от иранского, крепкие позиции занимала салафито-джихадистская группировка Ансар аль Ислам, известная также и по старому названию Ансар аль Сунна.

По своему национальному составу Ансар аль Ислам представляла собой этнически однородную курдскую структуру. Именно в эту фракцию стремились попасть те курды из Ирана, которые разделяли идеологию всемирного джихада.

Надо отметить, что в самом иранском Курдистане хотя и не было сколь-либо значимых салафитских структур, но велась деятельность отдельными проповедниками. Наиболее известные из них – Аюб Кенджи, Хассан Зарай, Хусейн аль-Хусейни,– по всей видимости, не были представителями джихадистского спектра, хотя и подвергались преследованию иранских властей. Но это не означает, что их последователи в итоге не перешли на радикальные позиции и не отправились в Ирак, чтобы присоединиться к Ансар аль Ислам. Ансар аль Ислам активно взаимодействовал с ИГ в ходе взятия Мосула летом 2014 г., а затем вошел в состав «Исламского государства».

Курдские иранские лидеры ИГ, которые ранее были ликвидированы иранскими спецслужбами, также, по всей видимости, попали в ИГ через участие в Ансар аль Ислам. Впоследствии некоторые граждане Ирана, которые действовали в составе Ансар аль Ислам, а затем оказались в ИГ, могли быть переброшены в Иран, где перед ними была поставлена задача осуществить террористические акты. Вероятно, такой путь прошел и первый известный иранский представитель курдского происхождения в ИГ, который был ликвидирован спецслужбами ИРИ – Фадель Бадр, более известный как Абу Аиша аль-Курди.

Организаторы и участники теракта в Тегеране 7 июня 2017 г., по последним данным, были курдами по национальности, и не исключено, что они также попали в ИГ через курдские салафитско-джихадистские структуры иракского Курдистана, а затем были переправлены в Иран. 

Постсоветские страны в новой стратегии ИГ

На данный момент главная угроза для ИГ, со слов пропагандистских ресурсов самой террористической организации, - возглавляемая США «коалиция из 100 стран». Именно в ней «Исламское государство» видит угрозу своему существованию, а в борьбе с ней задействованы основные силы ИГ в Ракке, Мосуле и прилегающих к этим центрам районам. В данном случае также важно отметить и роль проиранских «хомейнистских милиций» из числа Хашд Шааби, с которыми коалиция, несмотря на антииранскую риторику новой американской администрации, продолжает взаимодействие в рамках борьбы с ИГ в Ираке. В частности, ВВС коалиции действуют в интересах этих шиитских групп.

Для сил режима президента Сирии Башара Асада и поддерживающей их группировки ВКС РФ полномасштабной операцией против ИГ может стать только деблокада осажденного Дейр эз Зора. Также в настоящее время идет постепенное очищение от ИГ пустынных районов страны.

Таким образом, исходя из приоритетов реализации новой стратегии «Исламского государства», следует ожидать активизации террористической активности ИГ прежде всего против стран-участниц возглавляемой США антитеррористической коалиции.

В то же время, Россия и постсоветское пространство также могут стать целью террористических атак ИГ. Одновременно риски террористической активности «Исламского государства» на постсоветском пространстве заметно возрастают ввиду возможного проникновения на территорию стран СНГ граждан этих государств, принимавших участие в боевых действиях на стороне ИГ.

Также следует учитывать, что процент выходцев из постсоветского пространства в ИГ достаточно высок, а многие их представители занимали и по-прежнему занимают высокое положение в военной иерархии ИГ.

В связи с этим нельзя исключать, что после потери основных центров ИГ – Ракки и Мосула – командование ИГ будет стремиться перебросить как можно больше собственных боевиков из числа граждан стран СНГ на Кавказ: прежде всего в его российские регионы и, возможно, в Азербайджан, а также в Центральную Азию.

ИГ может попытаться развернуть в этих регионах не только террористическую, но и партизанскую деятельность, тем самым в некоторой степени компенсируя потерю территорий в Сирии и Ираке, и демонстрируя свою жизнеспособность.

Теракты в Тегеране показали, что боевики ИГ уже начали возвращаться для проведения террористических операций в те государства, гражданами которых они являются, и что пути проникновения боевиков ИГ даже в страну с жестким контразведывательным режимом (как в Иране) невозможно полностью перекрыть.

Кирилл Семенов, директор Центра исламских иссследований Института инновационного развития

*«Исламское государство», ИГ – запрещенная в России и Беларуси террористическая организация - прим. «ЕЭ».