Экономический рост России после кризиса заставил многие страны, до этого считавшие, что Москва не сможет обойтись без огромных вливаний иностранного капитала, пересмотреть свое отношение. В условиях сложных отношений ЕС с США и при не самых быстрых темпах сближения с Китаем оптимальным решением для Евросоюза является развитие отношений с Россией, но политические факторы осложняют реализацию данного курса. Постсоветские республики Евразии, действуя с оглядкой на Запад, не спешат наращивать темпы сотрудничества с РФ. Не устанет ли Москва от «евразийской интеграции в одни ворота»?

Заметные изменения происходят в оценке представителями Запада отношений с Россией. Все больше представителей западной, прежде всего, европейской элиты выступают за «нормализацию» отношений с Россией и поэтапное снятие санкций с нашей страны. За последнее время в этом ключе высказались и Ангела Меркель, и Эммануэль Макрон, и другие заметные европейские политики. Так, президент Германии Франк-Вальтер Штайнмайер предложил начать постепенную отмену санкций против России в случае реализации идеи о размещении миротворцев в Донбассе.

Неожиданный экономический рост

Западные лидеры продолжают обвинять Россию в нагнетании политической напряженности. Но эти заявления сегодня скорее отражают стремление смягчить условия взаимодействия в экономических вопросах, откладывая политические противоречия «на потом». Наиболее дальновидные представители западной политической и экономической элиты начали более трезво оценивать перспективы экономического и политического развития России.

Конечно, экономический рост в России находится в начальной фазе и пока еще неустойчив, зависим от циклов государственного заказа и вытекающих субподрядов для среднего бизнеса. Но рост является безусловным фактом: можно спорить о его темпах, но не о самом факте. Россия однако смогла избежать значимых негативных социальных последствий экономического спада. Фактически, Москва не пошла ни на какие уступки в диалоге с Западом, укрепила свой международный имидж самостоятельной страны, а главное – смогла продемонстрировать более высокий уровень инвестиционный привлекательности. Причем не только для «рисковых» инвесторов, в отличие от лета 2013 г.

Конечно, в российской экономике существует большое количество проблем, например, потенциал нестабильности в финансовом секторе, но ясно, что худших сценариев, обсуждавшихся в 2014-2015 гг., России удалось избежать.

Вопрос заключается в том, какая структура будет у экономического роста в России на период после 2018 г., и как эта структура отразится на внешнеэкономических связях России. Хотя уже сейчас ясно, что внешнеэкономическая «свобода маневра» России будет существенно больше, чем в 2013 г. И для партнеров Москвы это серьезный вызов.

Многие на Западе были уверены, что им придется иметь дело как минимум с экономически ослабленной Россией, а, как оптимум – с Россией, в которой перезапущены процессы конфедерализации. Так что осуществляемые сейчас Москвой действия по окончательному демонтажу «анклавного капитализма» в некоторых национальных республиках России имеют долгосрочное политическое значение.

Посткризисная Россия виделась страной, отчаянно нуждающейся в притоке иностранного капитала, причем не только прямых инвестиций, но и оборотного капитала, используемого для сохранения финансовой устойчивости. То есть страной, готовой идти на беспрецедентные уступки своим «партнерам», которые этот капитал предоставят. В этой логике действовали не только США и Запад в целом, но и те страны, которые на политическом уровне заявляли о симпатиях к Москве, в том числе и на востоке.

Евросоюз: «план Б» по России

Теперь перед партнерами Москвы встает вопрос о выработке «плана Б». Это нетривиальная задача, учитывая глубину искажений реальности у некоторых западных политиков. Последнюю можно оценить, например, прочитав статью депутата Бундестага от Партии зеленых Марилуизе Бек в германской газете Nue Zurcher Zeitung, которая планирует бороться с «российской агрессией», открывая глаза российскому обществу на «процветание Запада» через введение безвизового режима между Россией и ЕС. 

Однако в целом в ЕС начинают осознавать долгосрочность сформировавшейся тенденции (показателем чего является, например, постепенное увеличение прогнозных цифр роста экономики России). Хотя до осознания нового качества этого роста как результата опоры на реальный сектор и внутренние инвестиционные ресурсы, а не внешнее кредитование, дело еще не дошло.

Наиболее активно мнения о выходе России из кризиса и о необходимости нахождения нового modus operandi с ней звучат в Германии. Хотя именно эта страна была локомотивом антироссийских санкций в ЕС и наиболее глубоко зашла в антироссийской политике и пропаганде. Вероятно, элиты Германии опасаются и «полонизации» германской политики в отношении России: неконтролируемого разрушения экономических связей с Россией под воздействием пропаганды.

В условиях фактической идеологической, а в перспективе и экономической, войны с США и торможения сближения с Китаем отношения с Россией, как минимум, на краткосрочную перспективу становятся для ЕС реальным приоритетом.

Европе необходимо как минимум сохранение экономической базы отношений с Россией и отсутствие со стороны Москвы административных мер по ограничению присутствия немецкого капитала в России (возможность чего уже обсуждается на экспертном уровне). Как максимум ЕС и Германия заинтересованы в сохранении льготного порядка доступа к российскому рынку образца 2011 г.  (сейчас это выглядит маловероятным) и ресурсам. Перспективы для такого сценария имеются: российское руководство также убедилось в отсутствии перспектив для подвижек в структуре европейских элит и их отношении к России.

Крым - решение есть?

Проблема в том, что в Европе хотели бы выйти из антироссийской «воронки», но не подвергая сомнению базовые основания западной политики в отношении России и не заставляя политическое руководство «терять лицо». Отсюда и выдвинутая значимыми представителями германской элиты формула по ситуации вокруг Крыма – «временное решение на неопределенный срок», которая оставляет простор для широких интерпретаций, а в краткосрочной перспективе дает значительную операционную гибкость. От этого – и признание неэффективности санкционной политики, и попытки приучить собственное общественное мнение к мысли о том, что нынешний политический режим в России «всерьез и надолго», и надо находить с ним точки соприкосновения.

В качестве основного инструмента управления отношениями с Москвой сейчас в европейских странах рассматривается доступ к кредитным ресурсам, который, похоже, будет ограничен в течение длительного времени, и этот фактор действительно будет серьезным препятствием для экономического роста в России. Для европейских элит важно создать такую ситуацию, при которой Москва могла бы преодолеть данный ограничитель только при условии благожелательного отношения со стороны стран ЕС.

Не исключено, что и непропорционально раздутый, а затем – неестественно быстро затихший скандал с поставками турбин «Siemens» для крымских ТЭЦ был сконструирован искусственно для демонстрации важности молчаливо благожелательного отношения к России с их стороны для успешного дальнейшего развития. Вполне возможно, что это не последний «информационно-экономический всплеск» такого рода, причем, по мере укрепления экономического роста их число может и расти.

Но в финансовой сфере ЕС не является сейчас полностью самостоятельным игроком, способным противостоять доминированию США в глобальных финансах. И в Москве это хорошо понимают.

А что - союзники по Евразии?

Но вопрос выстраивания с Россией отношений в рамках нового сценария и модели отношений актуален не только для стран ЕС. Такой же вызов стоит и перед странами постсоветской Евразии, которые также в последнее время фактически притормаживали интеграционные процессы. Это понятно – страны ЕАЭС действовали в отношении России ровно в той же политической и экономической логике, что страны Запада и Китай. Ведь развитие интеграционных процессов в рамках ЕАЭС оказалось фактически заморожено, и они не сильно продвинулись дальше фазы «зоны свободной торговли». Как показал опыт, сила политической инерции для стран Евразии оказалась больше, нежели для партнеров России из числа стран «дальнего» зарубежья.

Возникает своеобразная ситуация. В ЕС пытаются выработать такую модель взаимоотношений с Россией, где политические факторы будут минимизированы. А в ряде стран постсоветского пространства (не исключено, что в результате внешнего манипулирования) пытаются продолжать действовать, исходя из не вполне корректных представлений о перспективах развития России.

Таким образом эти страны могут утратить те конкурентные преимущества, которые у них все еще остаются во взаимоотношениях с Россией и те преференции, которых они добились в процессе «евразийской интеграции».

Стоит смотреть правде в глаза: локомотивом экономического роста в постсоветской Евразии может быть только Россия (в социальной сфере эту роль может играть Беларусь, по качеству управления лидирует Казахстан).

Будет странной ситуация, когда ключевые игроки глобального экономического пространства (ЕС, Китай, Индия, ключевые страны Ближнего Востока) пойдут на экономическое сближение с Россией, переводя политические разногласия в вялотекущее русло, тогда как страны Новой Евразии волей политических стереотипов будут отдаляться от Москвы. Тогда перед Москвой неизбежно встанет вопрос о том, насколько целесообразно продолжать считать интеграционные процессы в рамках ЕАЭС стратегическим приоритетом.

Очевидно, что в Москве ощущается некоторая усталость от «евразийской интеграции в одни ворота», которая в новых экономических условиях уже не столь критична даже с пропагандистской точки зрения.

В этом смысле евразийская интеграция переживает сейчас один из самых трудных этапов в своем развитии. И обсуждение на высоком экспертном и политическом уровне перспектив если не «новой индустриализации» Евразии, которая могла бы эффективно в политическом и экономическом плане дополнить и сбалансировать китайский проект Пояса совместного процветания «Великий шелковый путь», то как минимум реанимации совместных промышленных проектов в рамках ЕАЭС, было бы весьма своевременным.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ