Конец года – время говорить о его итогах. 2017 год не остался незамеченным для Центральной Азии: Узбекистан поменял свой курс в сторону большей открытости, а Европа снизила накал защиты прав человека в регионе. Какой проект европейцы намерены реализовать в Центральной Азии и при чем здесь Афганистан? Чем грозит проведение Чемпионата мира по футболу в России трудящимся из Кыргызстана? На эти вопросы ответил член экспертного совета по укреплению национального единства и религиозной политики при президенте Кыргызской Республики, политолог Денис Бердаков.

- Какие основные итоги 2017 г. для Центральной Азии Вы бы отметили?

- В первую очередь, это открытие Узбекистана. Узбекистан все те силы и индустриализацию, которую проводил внутри себя, начал выносить за пределы, активно развивать торгово-экономические и промышленные взаимоотношения с Таджикистаном, Кыргызстаном, Казахстаном. При этом он предварительно снял напряженность, которая десятилетиями копилась с этими странами по пограничным и политическим вопросам.

Этот факт существенно меняет весь региональный баланс. Мы постоянно видим заявления Ташкента о том, что регион должен быть взаимосвязанным, интегрированным.

Все эти годы Узбекистан сосредоточивался внутри себя и сейчас открылся, а это более 30 млн населения. Узбекистан – это индустриальная страна (далеко не Южная Корея, но на фоне СНГ очень индустриальная и наукоемкая). Это, мягко говоря, удивляет Казахстан, который еще год назад был признанным лидером региона.

За годы самоизоляции Узбекистан накопил значительный потенциал в сфере приграничной и трансграничной торговли с близ лежащими странами и мы видим, как вся Центральная Азия «забурлила». На рынок ЕАЭС, к примеру, Узбекские авто будут проникать через Кыргызстан, где планируется запустить сборочное производство машин марки Ravon. 

Второе важное событие связано с тем, что те несколько тысяч человек, которые уехали воевать в Сирию и Ливан, возвращаются в свои страны. Если брать Кыргызстан, то значительная часть тех, кто туда уехал сначала возвращаются в Россию (они оттуда выезжали в зону конфликта). Многие, уехавшие воевать на ближний восток за деньги или под влиянием идеологии, поняли, насколько у этих радикалов нет повестки по поводу образа будущего.

По отношению к Узбекистану это главный вызов. Интересно, как начавшаяся там либерализация будет сопрягаться с сильнейшим в регионе исламским подпольем: усилят ли они контроль над религиозными вопросами. Это большой и крайне интересный диалог, но это и опасный вызов, так как это будет влиять на весь регион.

В целом можно отметить «закручивание гаек» для радикального ислама во всех странах Центральной Азии в 2017 г. Иллюзий у властных кланов больше нет: контролировать идейных людей в качестве оппозиции или в надежде на то, что они не пойдут в политику, не получится. Но что делать с объективно растущей исламизацией региона элитам? Каждая страна региона хочет найти свой выход, ища аналогии в прошлом. Очевидно, что есть запрос на новую идеологическую платформу.

На третье место можно поставить кыргызско-казахский пограничный конфликт. Подобные ситуации уже возникали в основном между Казахстаном и Россией (менее афишируются), также между Россией и Беларусью, но они не афишировались. Сейчас, в условиях продолжающегося экономического кризиса, эти моменты стали очевидны. Все понимают, что надо работать по одному сценарию без каких-либо поблажек. И у Союза при всех его плюсах есть много моментов, над которыми нужно работать, в первую очередь – элитам.

Узбекистан и Таджикистан наблюдали за этой ситуацией: нужно ли им вступать, как отреагирует Москва на эту сложную ситуацию. Они во многом зависят по транзиту от того же Казахстана. У этой ситуации есть еще один ракурс – это то, что и Узбекистан, и Таджикистан напрямую договорились с Россией и о трудовых мигрантах, и о поставках продукции сельского хозяйства.

Возникает вопрос: можно ли, никуда не вступая, получать российскую военную помощь, гранты, кредиты, чтобы урегулировать вопросы с трудовыми мигрантами?

Также выделю еще четвертый момент: в Центральной Азии резко активизировались европейские структуры. При этом они начали убирать из повестки дня права человека, заменяя их борьбой за экологию и продвижением стандартов образования. В Узбекистане и в Кыргызстане резко снизилась их увлеченность делами правозащитников. За год в Таджикистане и в Кыргызстане был снижен статус миссии ОБСЕ. Европейцы, видимо, хотят создать большой экономический регион –  5 стран Центральной Азии плюс Афганистан.

- В чем еще проявляется активизация Европы, кроме того, что они сократили претензии по вопросу защиты прав человека?

- Они вливают больше денег, заработало больше медиапрограмм, экологических программ, проводится больше региональных конференций, например, в Самарканде недавно была конференция. Им интересно создание единой Центральной Азии, возрождение того проекта, который был в 1990-е гг. Ради этого они зачастую жертвуют связями и предыдущей повесткой.

- Как воспринимается в странах Центральной Азии тот факт, что сопряжение с Афганистаном может представлять угрозу для региона?

- Для европейцев что Афганистан, что Кыргызстан – территория хаоса. Они думают, что если экономически связать этот регион за счет торговли, повысить благосостояние, то люди станут приверженцами демократии, прав человека, гражданского общества.

В Центральной Азии никто с Афганистаном интегрироваться не хочет. Узбекистан строит им железные дороги. Все страны готовы туда что-нибудь продать, особенно китайцы – им есть, что продать. Афганистан практически ничего ни у кого не готов купить. Исключение – Узбекистан, у которого есть развитая промышленность, он готов продавать промышленные изделия. Но в целом все понимают, что денег у Афганистана нет. К тому же там есть полевые экстремистские отряды, представляющие опасность.

Если посмотреть более глобально, то мы видим ту же попытку со стороны США работать с регионом как единым целым (инициатива «С5+1»). Это просто удобнее, но регион к этому не приспособлен.

- Какие события, на Ваш взгляд, будут определять развитие Центральной Азии в 2018 г.?

- Из положительного будет хорошо, если подпишут договор о начале строительства первого этапа железной дороги Китай-Кыргызстан-Узбекистан. Только в это уже мало верится: Китай не видит смысла тянуть за свой счет сюда еще одну железнодорожную ветку. 

Здесь можно выделить еще и пятый итог года – это большая история про Китай в регионе. Во-первых, как показывает опыт и Казахстана (где в бюрократических схватках зачахла инициатива переноса 50 промышленных предприятий из КНР) и Кыргызстана, страны не готовы к принятию больших инвестиций со стороны Китая (которые без экспорта рабочей силы, технологий и инженеров не приходят). Не готовы социально, потому, что с одной стороны, очень хочется получить китайские инвестиции, а с другой стороны, все боятся китайского влияния, помноженного на историческую память и негативные мифы, раздуваемые в СМИ. 

Центральная Азия не смогла изменить свое отношение к Китаю, который за 27 лет превратился в высокотехнологичную державу (пусть и ментально для нас непонятную и культурно не принимаемую). От этого много упущенных возможностей.

Из негативного – если окончательно уничтожат Исламское государство (террористическая организация запрещена в России – прим. «ЕЭ») в Сирии, радикалы начнут переносить свою деятельность в Северный Афганистан. Там им будет некомфортно находиться – он будет местом пережидания. Тогда самым тяжелым следствием станет экспансия боевиков в Центральную Азию.

В самом Кыргызстане растет промышленное производство, хотя и медленно, на рынок России мы выходим и повышаем общее благосостояние. В 2018 г. Кыргызстан ждет очередного роста экономики. Но важный момент касается трудящихся. В России в 2018 г. пройдет Чемпионат мира по футболу. С ним будет связана первая волна усиления давления на трудящихся кыргызстанцев и мигрантов из других стран Центральной Азии.

Вторая волна начнется, если решат, что кто-то из этих трудящихся представляет угрозу экстремизма: начнется давление и высылка на родину. Сильнейшее негативное влияние будет оказано на Таджикистан и Кыргызстан, так как есть религиозные группы, которые в Кыргызстане разрешены, а в России запрещены. Соответственно, возможные проблемы с трудоустройством в России также негативно повлияют на регион.

В долгосрочном периоде для региона (если он хочет занимать хоть какое-то место в сложных цепочках добавленной стоимости) ключевой вопрос – это модернизация сознания, правовых институтов, социально-профессиональной организации общества. В мире (а у нас под боком – в Китае) уже во всю идет новая промышленная революция, меняющая и общество. Регион же стремится социально и культурно законсервироваться, а это неизбежно приведет к падению уровня жизни.

Беседовала Юлия Рулева.