В последние годы Китай заметно активизировал свое гуманитарное проникновение в страны Центральной Азии. С помощью «мягкой силы» Пекин пытается ослабить опасения государств региона, вызванные демографическим и экономическим весом КНР. Однако усилению позиций Поднебесной мешает распространенный в регионе страх перед «китайской угрозой».

Срединное государство и Центральная Азия

Центральная Азия для Китая – один из ключевых приграничных регионов, имеющих важное значение в плане обеспечения безопасности и снабжения энергоресурсами. Не располагая собственными запасами углеводородов, КНР в случае гипотетического конфликта с США и перекрытия ими Малаккского пролива, через который доставляется нефть из района Персидского залива, рассчитывает обеспечить свою энергетическую безопасность за счет поставок из Центральной Азии и России. Причем если российский газопровод «Сила Сибири» еще строится и будет готов к 2019 г., то трансконтинентальный газопровод «Туркмения – Китай» действует с 2009 г.

Значение Центральной Азии для обеспечения безопасности КНР связано с ее близостью к неспокойному Синьцзян-Уйгурскому автономному району, а также с возможной дестабилизацией региона в результате экспансии из Афганистана или действий «внутренних» исламистов.

Возникновение нестабильности на западных границах чревато ее экспортом на территорию самого Китая и может создать очаг напряженности на долгие годы. Поэтому в интересах Пекина, как, впрочем, и России – не допустить обрушения местных политико-управленческих структур, что может ввергнуть регион в состояние хаоса. Опыт Сирии, Ирака и Ливии, успешно «демократизированных» при помощи США, является в этом плане весьма наглядным.

Значимость Центральной Азии для КНР определяют и другие факторы, такие как наличие рынков сбыта, запасов рудных полезных ископаемых, развитие транспортных проектов и т.п. В сентябре 2013 г. во время визита в Астану председатель КНР Си Цзиньпин озвучил идею «Экономического пояса Шелкового пути», направленную на экономическое развитие расположенных вдоль транспортных коридоров между Китаем и Европой стран. Вместе с идеей «Морского Шелкового пути XXI века» в направлении Африки и Ближнего Востока она составляет концепцию «Один пояс – один путь», ставшую важным направлением внешней политики КНР. Страны, охваченные этими инициативами, стали одними из ключевых объектов для «мягкой силы» КНР.

Как сделать силу мягкой

О необходимости использования потенциала «мягкой силы», под которой, в соответствии с концепцией Дж. Ная, понимается противоположность «жесткой» силе (принуждению и подчинению), Китай задумался всего полтора десятилетия тому назад. Рост его экономического потенциала и усиление торгово-экономического присутствия в различных регионах мира привели к осознанию того факта, что конвертировать их в политическое влияние не так-то просто.

Демографическое и экономическое доминирование Китая порождало в соседних странах явные или скрытые опасения, которые сдерживали развитие торгово-экономических связей и других видов сотрудничества.

Начало реализации Китаем политики «мягкой силы» связано с приходом к власти Ху Цзиньтао, избранного в ноябре 2002 г. генеральным секретарем ЦК КПК, а в марте 2003 г. – председателем КНР. Во внешней политике Китая этого периода появились новые акценты, связанные с использованием традиционных инструментов «мягкой силы». В октябре 2007 г. на XVII съезде Компартии Китая политика «культурной мягкой силы» была озвучена в качестве отдельного направления внешней политики страны. В своем выступлении на съезде Ху Цзиньтао отметил тот факт, что «в наши дни культура становится все более важным элементом соперничества в совокупной государственной мощи, а развитие культуры внутри страны должно сопровождаться повышением ее международного влияния».

На шестом пленуме ЦК КПК 17-го созыва, который состоялся в октябре 2011 г., был принят документ под названием «Решение ЦК КПК о некоторых важных вопросах углубления реформы культурной системы, содействия развитию и процветанию социалистической культуры». В нем говорилось о растущем значении «мягкой силы» в соперничестве между странами, а также о необходимости «осуществлять стратегию выхода культуры вовне, повышать международное влияние китайской культуры, демонстрировать миру новый образ реформ и открытости Китая».

Иными словами, Пекин, достигнув высокого уровня экономической мощи, задумался над тем, как улучшить свой имидж в глазах зарубежных стран при помощи культуры и других инструментов воздействия на общественное мнение их населения и элит.

Инструменты «мягкой силы»

Казахстанские аналитики выделяют в концепции китайской «мягкой силы» три основных направления. Первым из них является проведение политики безопасности, направленной на предотвращение обострения международной обстановки. В соответствии с ним Китай стремится дистанцироваться от любых военных конфликтов, если они не затрагивают напрямую его территориальные интересы, как в случае Тайваня или островов в Южно-Китайском море. Вторым направлением является оказание помощи в экономической и социальной области, здравоохранении, образовании, гуманитарной сфере. В отличие от Запада, Пекин при этом не связывает предоставление помощи с политическими и идеологическими вопросами. Третьим направлением являются собственно мероприятия культурного характера, призванные продемонстрировать всем миру современные достижения КНР.

В рамках третьего направления Китай развивает по всему миру сеть институтов Конфуция, которые курируются учрежденным еще в 1987 г. ведомством Ханьбань – государственной канцелярией по продвижению китайского языка за рубежом. Их прообразом стали аналогичные западные учреждения, такие как немецкий институт Гете или испанский институт Сервантеса. Открытие институтов Конфуция началось в 2004 г. с Южной Кореи.

По данным агентства Синьхуа, на сентябрь 2017 г. в мире насчитывалось 516 институтов и 1076 классов Конфуция, действовавших в 142 странах и регионах мира. А общее количество их слушателей достигло 7 млн человек. 

К 2020 г. число институтов Конфуция планируется довести до 1000. При этом Китай уделяет пристальное внимание своему «ближнему зарубежью». В 51 стране, расположенной вдоль «Пояса и пути», созданы 135 институтов и 129 классов Конфуция.

Главой базой для распространения китайского культурного влияния в Центральной Азии стала столица Синьцзяна – Урумчи. С 2010 г. здесь действует специальная база по распространению китайского языка в странах региона.

На территории Центральной Азии создано около полутора десятков институтов Конфуция, которые продолжают активно развиваться.

Так, в декабре 2014 г. открылся институт Конфуция в Самарканде. В августе 2015 г. институт Конфуция открылся на базе Горнометаллургического института в городе Чкаловск Согдийской области Таджикистана. В феврале 2017 г. были подписаны соглашения об открытии трех классов Конфуция на базе учебных заведений Ошской области Кыргызстана – Ошского технологического университета, Ошского гуманитарного педагогического института, а также лицея «Билим» при Ошском государственном университете. Кроме того, в Бишкеке с 1 сентября 2017 года открылась первая построенная на средства КНР кыргызско-китайская школа, рассчитанная более чем на 1000 учеников.

Всем учить китайский

Культурное влияние в Центральной Азии Пекин расширяет и путем обучения местных студентов в китайских вузах. Лидирует по этому показателю Казахстан, активно направляющий своих граждан для обучения за рубеж.

По данным Министерства образования КНР на 2015 г., численность казахстанских студентов в Китае достигла 13,2 тыс., увеличившись за предыдущие 10 лет в 3,5 раза.

Численность кыргызских студентов в Китае по данным на январь 2015 г. составляла около 10 тыс. человек, а китайских студентов в Кыргызстане – 1 тыс. Изучать китайский язык также можно в казахских и кыргызских вузах. Так, около 2 тыс. студентов изучают китайский язык в Бишкекском гуманитарном университете, около 1,2 тыс. – на Кыргызско-Китайском факультете Кыргызского национального университета им. Ж. Баласагына.

Число таджикских студентов в Китае составляет несколько сот человек. По данным Минобрнауки Таджикистана, в 2013/2014 учебном году в китайских вузах по выделенным КНР квотам обучались 122 таджикских студента, а следующем году их число удвоилось. В 2015/2016 г. Китай выделил для граждан Таджикистана 64 места для обучения на языковых курсах, 105 мест для обучения по программе бакалавриата и 20 – магистратуры. Всего возможность обучения в КНР за счет бюджета, как сообщают таджикские СМИ, в прошлом году получили 189, а в этом году – 298 человек.

В самом Таджикистане функционируют два центра Конфуция. В первом из них, открывшемся в 2009 г. при Таджикском национальном университете, за 10 лет прошли обучение 10 тыс. человек. Второй центр открылся в прошлом году в Чкаловске и готовит специалистов для горно-металлургической и нефтяной промышленности.

Однако отзывы о качестве образования, которое дают китайские вузы, далеко не однозначные. Таджикские студенты, например, отмечают сложности с обучением на китайском языке, а также небрежное отношение со стороны руководителей, ответственных за написание научных работ. По мнению российских экспертов, Китай вовсе не заинтересован в том, чтобы сделать из студентов настоящих специалистов.

Упор при обучении в КНР делается на изучении китайского языка и культуры. Тем самым Пекин готовит профессиональных переводчиков для того, чтобы обеспечить ими работающие в регионе китайские компании. Выпускники китайских вузов нередко сталкиваются и с проблемой поиска работы на родине, которая может быть ограничена теми же действующими на территории региона китайскими предприятиями.

Газеты и выставки

С целью расширения своего культурного влияния в Центральной Азии Китай предпринял меры по усилению своего информационного потенциала. Центральное телевидение Китая начало русскоязычное вещание на страны региона с территории Синьцзяна. Была активизирована деятельность информационного агентства «Синьхуа» и зарубежного издания газеты «Жэньминь жибао», также имеющих русскоязычные версии. В Казахстане, например, существуют филиалы газет «Жэньминь жибао», «Гуанмин жибао», агентства «Синьхуа», Международного радио Китая и Центрального телевидения Китая CCTV.

Впрочем, информационное влияние КНР в регионе пока значительно ниже, чем России или США, которые активно спонсируют региональные СМИ, выходящие как на русском, так и на национальных языках.

Для продвижения своего влияния КНР активно использует различные международные мероприятия и выставки. Крупнейшими из них стали Летние Олимпийские игры 2008 г. в Пекине, а также Всемирная выставка «Экспо-2010», проходившая с 1 мая по 31 октября 2010 г. в Шанхае. Эти мероприятия, которые посетили миллионы зарубежных туристов, улучшили имидж Китая, представив его сильным, современным и технологичным государством. В КНР регулярно проводятся дни национальных культур государств Центральной Азии, а также самые различные деловые и культурные мероприятия, способствующие развитию торгово-экономического и гуманитарного сотрудничества. В странах региона ежегодно проводятся выставки национальных товаров Китая, в Пекине — Кашгарская выставка, а в Урумчи – ярмарка и экономический форум с участие республик Центральной Азии.

«Китайская угроза» и «мягкая сила»

Для усиления китайского культурно-идеологического влияния в Центральной Азии существует одно препятствие, которое Пекин пока преодолеть не смог. Именуется оно «китайская угроза». Близкое соседство с Китаем и несопоставимость его экономического и демографического потенциала со странами Центральной Азии, даже вместе взятыми, порождает настороженное отношение к сотрудничеству с Пекином со стороны населения и местных элит.

В регионе достаточно сильны опасения, что Китай, который уже стал одним из крупнейших, а для ряда стран – и главным экономическим партнером и инвестором, со временем окончательно их «переварит» и поставит в жесткую финансово-экономическую, а затем и военно-политическую зависимость от себя. И вырваться из «лап дракона» в этом случае будет крайне сложно.

Особенно сильны опасения такого рода в Казахстане, Кыргызстане и Таджикистане, имеющих с КНР общую границу. Периодически страх перед «китайской угрозой» прорывается наружу. Так произошло в ходе «земельных» волнений в Казахстане, которые стали самыми массовыми акциями протеста со времени печально известных событий 2011 г. в Жанаозене, обернувшихся гибелью 16 человек. Поводом для беспорядков, случившихся в марте 2016 г., стали анонсированные властями изменения в Земельный кодекс, позволяющие иностранцам брать земли в аренду не на 10 лет, как ранее, а на 25 лет. Делалось это для того, чтобы инвесторы могли окупить вложения в проект. Но в итоге по Казахстану прокатилась волна митингов, участники которых выступали против продажи земель сельхозназначения китайцам. В итоге вступление в силу проблемных статей Земельного кодекса пришлось отменить.

В Таджикистане опасения вызывает растущая финансово-экономическая зависимость от КНР, которая все более обретает «хронические» черты. К концу 2016 г. китайские инвестиции в республику достигли $1,016 млрд, тогда как инвестиции всех стран СНГ – $950 млн.

В соответствии с договоренностями двух стран, прямые инвестиции Китая в Таджикистан к 2020 г. должны достигнуть $3 млрд. Подозрения в адрес Пекина особенно усилились после того, как Душанбе в январе 2011 г. передал ему 1,1 тыс. кв. км спорной территории на Памире. В СМИ ходили упорные слухи, что эти земли Душанбе передал Пекину в счет погашения долга, хотя официально все было оформлено как урегулирование территориального спора. Естественно, что доверия в адрес Китая такие шаги отнюдь не добавляют.

Схожие подозрения в отношении Китая есть и у Кыргызстана, который в ходе урегулирования пограничных проблем в 1990-е гг. также передал часть спорной территории КНР.

В Узбекистане и Туркменистане, которые общей границы, а, значит, и территориальных споров с Китаем не имеют, таких проблем нет, хотя общее настороженное отношение к нему сохраняется. Неслучайно китайские послы в странах региона, говоря о перспективах наращивания сотрудничества, заявляют о необходимости преодоления стереотипов.

В целом же эффективность «мягкой силы» КНР в Центральной Азии ограничена из-за негативных стереотипов, сформировавшихся как в советский, так и в постсоветский период, централизованного характера руководства культурной политикой, отсутствия универсальных культурных ценностей и определенной гибкости, характерной для западных инструментов типа НПО.

Преимуществами Китая является сильная культурно-историческая традиция, имеющая огромный потенциал, развитая система образования и растущее экономическое влияние, которое часть аналитиков также относят к инструментам «мягкой силы». Усиление экономического присутствия КНР в Центральной Азии предполагает и усиление гуманитарного влияния. Сумеет ли КНР нейтрализовать существующие противоречия с помощью «мягкой силы» – пока большой вопрос.

Александр Шустов, международный обозреватель, кандидат исторических наук