Кубат Рахимов: 2018 год покажет, работают ли договоренности Казахстана и Кыргызстана Кубат Рахимов: 2018 год покажет, работают ли договоренности Казахстана и Кыргызстана Кубат Рахимов: 2018 год покажет, работают ли договоренности Казахстана и Кыргызстана 15.01.2018 eurasia.expert eurasia.expert info@eurasia.expert

2017 год стал переходным для Кыргызстана – на пост президента был избран Сооронбай Жээнбеков, а затянувшиеся противоречия с Казахстаном стали поводом для масштабной перезагрузки взаимоотношений с Астаной. Одним из главных событий стало подписание «дорожной карты», по которой были введены новые принципы контроля на границе Кыргызстана и Казахстана. Что данные события означают для Бишкека, и с какими вызовами столкнется Евразийский экономический союз? Сложившуюся ситуацию и будущее евразийской интеграции в интервью «Евразия.Эксперт» проанализировал председатель комитета по вопросам промышленной политики, экспорта, инфраструктуры Торгово-Промышленной Палаты Кыргызстана Кубат Рахимов.

- Кубат Калыевич, какие основные итоги 2017 г., важные для развития Евразийского экономического союза, Вы бы отметили?

- Во-первых, основным событием 2017 г. стало подписание второго по значимости после Договора о создании ЕАЭС документа – Таможенного кодекса ЕАЭС, который вступит в действие с 1 января 2018 г.

Второй итог заключается в том, что в 2017 г. мы убедились: евразийская интеграция имеет свои ограничители, заложенные в избыточно осторожной позиции государств-основателей ЕАЭС, а также в попытках решить вопрос, связанный с наднациональными компетенциями.

Принцип консенсуса, который, как нам казалось, был выигрышным при формировании Евразийского экономического союза, сейчас зашел в тупик, потому что ключевые решения часто упирались в позиции какой-то одной страны из пяти. Это приводило к тому, что решение не принималось. Но осознание – это уже полдела.

Мне импонирует позиция большинства министров Комиссии, и, в первую очередь, позиция председателя Коллегии ЕЭК Тиграна Саркисяна, который прямо говорит о том, что наднациональной Евразийской экономической комиссии не хватает той самой наднациональности и реальных инструментов влияния на страны и на процесс.

Третий итог – это торговые войны между странами, входящими в ЕАЭС, как следствие той самой «недоинтеграции», то есть создания внешнего таможенного контура без полноценного продолжения на уровне так называемого сквозного фискального контроля.

В наших странах есть разница в НДС: в Кыргызстане и Казахстане 12%, в России – 18%, в Беларуси – 20%. Если ряд товарных групп проходят таможенную очистку в Казахстане и Кыргызстане по ставке 12%, то на рынок Российской Федерации они попадают уже по другим сопроводительным документам. Это наносит ущерб уже не столько внешнему таможенному контуру, сколько внутрифискальному, то есть на уровне налогообложения субъектов хозяйствования, прослеживаемости товаров, потоков контрабанды и контрафакта. В 2017 г. от этого мы пока не избавились, но, на мой взгляд, стали лучше понимать проблематику. Я думаю, что это решаемо – шаг за шагом.

- Можно ли отнести к главным итогам года уже разрешенный конфликт между Казахстаном и Кыргызстаном в конце 2017 г.?

- Торгово-транзитную «войну» Казахстана и Кыргызстана тоже можно вынести отдельно в качестве итога. Она выявила, что политические декларации и возможность послаблений для новых членов ЕАЭС рано или поздно возвращаются бумерангом, если этот новый член союза не предпринимает активных мер по скорейшей адаптации к требованиям ЕАЭС.

Слабая государственная машина в Кыргызстане не позволила с августа 2015 г. легко преодолеть ряд серьезных институциональных проблем в экономике страны. В октябре 2017 г. этот «фурункул» лопнул. Экс-президент Кыргызстана Алмазбек Атамбаев за 6 лет президентства, к сожалению, не смог решить ряд важнейших вопросов в экономике Кыргызстана. В итоге он фактически «вызвал огонь на себя», что привел к тому, что его преемники – президент Сооронбай Жээнбеков и премьер-министр Сапар Исаков – сейчас вынуждены перезагружать отношения с Казахстаном, готовить «дорожную карту» и реально реформировать экономику. Такой вот парадокс – иногда для решения внутренних проблем необходимо обострить некий внешний конфликт.

Эта «дорожная карта 2К» как я ее называю, по сути, и есть фактическое вступление Кыргызстана в ЕАЭС. Поэтому нет худа без добра, только так мы начинаем «шевелиться».

Но надо понимать и то, что Казахстан тоже будет вынужден принять не менее щекотливые условия. Теперь Астана не сможет однобоко предъявлять претензии Кыргызстану. «Дорожная карта» Казахстана и Кыргызстана требует реформирования для Кыргызстана как слабого и не вполне институционально готового члена для полноценного участия в ЕАЭС. Но Казахстан, в свою очередь, тоже до сих пор не решил проблему несовпадения баз данных по экспорту и импорту.

- В чем заключается эта проблема?

- Статистика экспорта и импорта, например, России и Китая или Беларуси и Китая совпадает на 95-97%. У Кыргызстана и Казахстана это несовпадение велико и достигает уже $4 млрд у Кыргызстана и $5 млрд у Казахстана. То есть получается, что Китай нам отправил, условно говоря, товара на $9 млрд, а по данным кыргызской таможни пришло на $5 мрлд.

Казахстану сейчас придется тоже заниматься реформами в этой области, то есть здесь уже нет «игры в одни ворота». Поэтому, я считаю, что этот конфликт случился у нас во благо всех сторон.

Новый Таможенный кодекс ЕАЭС дает прекрасную возможность для перехода на следующий уровень – онлайн-сверки этих баз данных. Например, китайская сторона раз в неделю могла бы предоставлять информацию о том, сколько она отправила, в какой номенклатуре и куда. Уже это даст нам возможность убедиться, насколько действенны эти меры.

- Какие значимые проекты 2017 г. Вы могли бы отметить на евразийском пространстве, в частности, с участием Китая в рамках сопряжения ЕАЭС и проекта «Один пояс – один путь»?

- Я отношусь к категории так называемых синоскептиков, поэтому не могу сказать, что китайская сторона сделала в этом плане что-то значимое. Начиная с 2013 г. были просто разговоры, потом они изучали, где можно получить максимальные выгоды. Там нет огромных успехов именно в многостороннем режиме. В двухстороннем – да: неплохие темпы по Белорусско-Китайскому индустриальному парку «Великий камень», есть подвижки в проекте высокоскоростной магистрали «Москва-Казань» (часть ВСМ «Евразия»), покупки нефтегазовых активов в РФ и РК не могу причислить к проектам ОПОП [Китайской инициативы «Один пояс – один путь» – прим. «ЕЭ»], тут чистый бизнес. Но это отдельные части, которые, возможно, видятся единой картиной из Пекина, но совершенно не видятся таковой из любой из столиц стран ЕАЭС.

Непонятно, как будет складываться ситуация с железной дорогой «Китай-Кыргызстан-Узбекистан». Речь идет о том, что вся физическая инфраструктура будет идти по территории Кыргызстана. Инфраструктура уже де-факто есть в Узбекистане. В Китае есть железнодорожная инфраструктура в Кашгаре, где все уже готово, чтобы дойти до границы с Кыргызстаном. Они готовы идти либо южным маршрутом, либо в северном направлении, которое выходит на Нарынскую область Кыргызской Республики.

Но я считаю, что Кыргызстану нечего закладывать в виде государственных гарантий Эксимбанку или иным государственным банкам Китая. На других условиях китайцы пока не стремятся ее строить. Что касается других обеспечительных мер по строительству железной дороги, то это могли бы быть месторождения. Но против этого будет население, оппозиция, местные сообщества, позиции которых очень весомы.

Я в свое время также предлагал вариант строительства железной дороги в режиме экс-территориального коридора. Однако здесь нужно было бы преодолеть серьезное сопротивление местных сообществ, для которых будет совершенно непонятно, почему железная дорога, которая идет по территории Кыргызстана, не принадлежит Кыргызстану. Более того, местное население не будет иметь доступа к этой инфраструктуре, потому что по принципу экс-территориальности это уже не будет дорогой Кыргызстана.

Остается только государственно-частное партнерство, когда со стороны Китая будет заходить частный партнер или международный консорциум, который не будет требовать государственных гарантий на уровне национального суверенитета, а будет ограничен приземленными, конкретными вещами, связанными, например, с землеотводом, обеспечением дополнительной инфраструктурой. Залог суверенитета – это то, что больше всего раздражает не только оппозицию, но и многие слои в Кыргызстане, в том числе чиновников и депутатов.

- Какие риски Вы видите для Евразийского союза в 2018 г.?

- Все та же «недоинтеграция» – мы остаемся в режиме слов, а не дела, отсутствует реальный инструментарий по влиянию на процессы, когда четыре страны пришли к пониманию, что что-то нужно, но пятая страна пользуется правом консенсуса и блокирует решение.

Также риском является охлаждение интереса к евразийской тематике, в первую очередь, на уровне российских элит. Скоро в России выборы президента, и внутриполитическая повестка может повлиять на качество дальнейшей евразийской интеграци.

На мой взгляд, главное – это то, чтобы в 2018 г. наш политический вектор не стал убивать экономический. Иногда я вижу, что в двух наших парламентских республиках – Армении и Кыргызстане – оппозиция начинает использовать антиевразийскую аргументацию. То есть происходит политизация экономической интеграции.

Наши политические системы разнятся. В Армении и Кыргызстане во многих случаях премьер-министры имеют больше власти, нежели чем президенты. В то же время Беларусь, Казахстан и Россия – это президентские республики. А иерархия принятия решений у нас в Евразийском экономическом союзе идет от президента к премьеру. К этому нужно относиться с пониманием и избегать юридических коллизий. Пока это не фатально – посмотрим, как будет в будущем.

- Какие возможности для реализации потенциала ЕАЭС в будущем году Вы бы отметили, глядя на результаты 2017 г.?

- 2018 г. будет многообещающим, потому что начнется имплементация Таможенного кодекса. Заодно мы проверим, насколько действенны договоренности в рамках «дорожной карты» Казахстан-Кыргызстан. Также будет очень интересно посмотреть на шаги по имплементации евразийских технологических платформ, которых сейчас более 40. Сами по себе эти проекты интересные, и хочется, чтобы они были наполнены реальной силой.

Хотелось бы в новом 2018-м году пожелать удачи всем, кто переживает за евразийскую интеграцию. Есть примеры того, как Европейский союз преодолел множество кризисов, хотя, например, на сегодняшний день, его потери по тому же контрафакту оцениваются от 60 до 100 млрд евро. У них тоже есть проблемы с тем, что разные ставки налогов и акцизов вызывают желание у недобросовестных предпринимателей на этом заработать. Есть разные подходы у национальных правительств по тем или иным ключевым вопросам общего рынка. При этом, европейской интеграции несколько десятилетий, а наша евразийская интеграция еще совсем юна.

Поэтому нельзя относиться ко всему панически и предрекать неуспех евразийской интеграции, основываясь на начальных результатах первых лет полноценной интеграции. Надо смело смотреть проблемам в лицо, трезво и хладнокровно их анализировать, вырабатывать различные варианты решений, лучшие из которых целенаправленно имплементировать, и тогда все у нас будет получаться.


Беседовала Юлия Рулёва

Кубат Рахимов: 2018 год покажет, работают ли договоренности Казахстана и Кыргызстана

15.01.2018

2017 год стал переходным для Кыргызстана – на пост президента был избран Сооронбай Жээнбеков, а затянувшиеся противоречия с Казахстаном стали поводом для масштабной перезагрузки взаимоотношений с Астаной. Одним из главных событий стало подписание «дорожной карты», по которой были введены новые принципы контроля на границе Кыргызстана и Казахстана. Что данные события означают для Бишкека, и с какими вызовами столкнется Евразийский экономический союз? Сложившуюся ситуацию и будущее евразийской интеграции в интервью «Евразия.Эксперт» проанализировал председатель комитета по вопросам промышленной политики, экспорта, инфраструктуры Торгово-Промышленной Палаты Кыргызстана Кубат Рахимов.

- Кубат Калыевич, какие основные итоги 2017 г., важные для развития Евразийского экономического союза, Вы бы отметили?

- Во-первых, основным событием 2017 г. стало подписание второго по значимости после Договора о создании ЕАЭС документа – Таможенного кодекса ЕАЭС, который вступит в действие с 1 января 2018 г.

Второй итог заключается в том, что в 2017 г. мы убедились: евразийская интеграция имеет свои ограничители, заложенные в избыточно осторожной позиции государств-основателей ЕАЭС, а также в попытках решить вопрос, связанный с наднациональными компетенциями.

Принцип консенсуса, который, как нам казалось, был выигрышным при формировании Евразийского экономического союза, сейчас зашел в тупик, потому что ключевые решения часто упирались в позиции какой-то одной страны из пяти. Это приводило к тому, что решение не принималось. Но осознание – это уже полдела.

Мне импонирует позиция большинства министров Комиссии, и, в первую очередь, позиция председателя Коллегии ЕЭК Тиграна Саркисяна, который прямо говорит о том, что наднациональной Евразийской экономической комиссии не хватает той самой наднациональности и реальных инструментов влияния на страны и на процесс.

Третий итог – это торговые войны между странами, входящими в ЕАЭС, как следствие той самой «недоинтеграции», то есть создания внешнего таможенного контура без полноценного продолжения на уровне так называемого сквозного фискального контроля.

В наших странах есть разница в НДС: в Кыргызстане и Казахстане 12%, в России – 18%, в Беларуси – 20%. Если ряд товарных групп проходят таможенную очистку в Казахстане и Кыргызстане по ставке 12%, то на рынок Российской Федерации они попадают уже по другим сопроводительным документам. Это наносит ущерб уже не столько внешнему таможенному контуру, сколько внутрифискальному, то есть на уровне налогообложения субъектов хозяйствования, прослеживаемости товаров, потоков контрабанды и контрафакта. В 2017 г. от этого мы пока не избавились, но, на мой взгляд, стали лучше понимать проблематику. Я думаю, что это решаемо – шаг за шагом.

- Можно ли отнести к главным итогам года уже разрешенный конфликт между Казахстаном и Кыргызстаном в конце 2017 г.?

- Торгово-транзитную «войну» Казахстана и Кыргызстана тоже можно вынести отдельно в качестве итога. Она выявила, что политические декларации и возможность послаблений для новых членов ЕАЭС рано или поздно возвращаются бумерангом, если этот новый член союза не предпринимает активных мер по скорейшей адаптации к требованиям ЕАЭС.

Слабая государственная машина в Кыргызстане не позволила с августа 2015 г. легко преодолеть ряд серьезных институциональных проблем в экономике страны. В октябре 2017 г. этот «фурункул» лопнул. Экс-президент Кыргызстана Алмазбек Атамбаев за 6 лет президентства, к сожалению, не смог решить ряд важнейших вопросов в экономике Кыргызстана. В итоге он фактически «вызвал огонь на себя», что привел к тому, что его преемники – президент Сооронбай Жээнбеков и премьер-министр Сапар Исаков – сейчас вынуждены перезагружать отношения с Казахстаном, готовить «дорожную карту» и реально реформировать экономику. Такой вот парадокс – иногда для решения внутренних проблем необходимо обострить некий внешний конфликт.

Эта «дорожная карта 2К» как я ее называю, по сути, и есть фактическое вступление Кыргызстана в ЕАЭС. Поэтому нет худа без добра, только так мы начинаем «шевелиться».

Но надо понимать и то, что Казахстан тоже будет вынужден принять не менее щекотливые условия. Теперь Астана не сможет однобоко предъявлять претензии Кыргызстану. «Дорожная карта» Казахстана и Кыргызстана требует реформирования для Кыргызстана как слабого и не вполне институционально готового члена для полноценного участия в ЕАЭС. Но Казахстан, в свою очередь, тоже до сих пор не решил проблему несовпадения баз данных по экспорту и импорту.

- В чем заключается эта проблема?

- Статистика экспорта и импорта, например, России и Китая или Беларуси и Китая совпадает на 95-97%. У Кыргызстана и Казахстана это несовпадение велико и достигает уже $4 млрд у Кыргызстана и $5 млрд у Казахстана. То есть получается, что Китай нам отправил, условно говоря, товара на $9 млрд, а по данным кыргызской таможни пришло на $5 мрлд.

Казахстану сейчас придется тоже заниматься реформами в этой области, то есть здесь уже нет «игры в одни ворота». Поэтому, я считаю, что этот конфликт случился у нас во благо всех сторон.

Новый Таможенный кодекс ЕАЭС дает прекрасную возможность для перехода на следующий уровень – онлайн-сверки этих баз данных. Например, китайская сторона раз в неделю могла бы предоставлять информацию о том, сколько она отправила, в какой номенклатуре и куда. Уже это даст нам возможность убедиться, насколько действенны эти меры.

- Какие значимые проекты 2017 г. Вы могли бы отметить на евразийском пространстве, в частности, с участием Китая в рамках сопряжения ЕАЭС и проекта «Один пояс – один путь»?

- Я отношусь к категории так называемых синоскептиков, поэтому не могу сказать, что китайская сторона сделала в этом плане что-то значимое. Начиная с 2013 г. были просто разговоры, потом они изучали, где можно получить максимальные выгоды. Там нет огромных успехов именно в многостороннем режиме. В двухстороннем – да: неплохие темпы по Белорусско-Китайскому индустриальному парку «Великий камень», есть подвижки в проекте высокоскоростной магистрали «Москва-Казань» (часть ВСМ «Евразия»), покупки нефтегазовых активов в РФ и РК не могу причислить к проектам ОПОП [Китайской инициативы «Один пояс – один путь» – прим. «ЕЭ»], тут чистый бизнес. Но это отдельные части, которые, возможно, видятся единой картиной из Пекина, но совершенно не видятся таковой из любой из столиц стран ЕАЭС.

Непонятно, как будет складываться ситуация с железной дорогой «Китай-Кыргызстан-Узбекистан». Речь идет о том, что вся физическая инфраструктура будет идти по территории Кыргызстана. Инфраструктура уже де-факто есть в Узбекистане. В Китае есть железнодорожная инфраструктура в Кашгаре, где все уже готово, чтобы дойти до границы с Кыргызстаном. Они готовы идти либо южным маршрутом, либо в северном направлении, которое выходит на Нарынскую область Кыргызской Республики.

Но я считаю, что Кыргызстану нечего закладывать в виде государственных гарантий Эксимбанку или иным государственным банкам Китая. На других условиях китайцы пока не стремятся ее строить. Что касается других обеспечительных мер по строительству железной дороги, то это могли бы быть месторождения. Но против этого будет население, оппозиция, местные сообщества, позиции которых очень весомы.

Я в свое время также предлагал вариант строительства железной дороги в режиме экс-территориального коридора. Однако здесь нужно было бы преодолеть серьезное сопротивление местных сообществ, для которых будет совершенно непонятно, почему железная дорога, которая идет по территории Кыргызстана, не принадлежит Кыргызстану. Более того, местное население не будет иметь доступа к этой инфраструктуре, потому что по принципу экс-территориальности это уже не будет дорогой Кыргызстана.

Остается только государственно-частное партнерство, когда со стороны Китая будет заходить частный партнер или международный консорциум, который не будет требовать государственных гарантий на уровне национального суверенитета, а будет ограничен приземленными, конкретными вещами, связанными, например, с землеотводом, обеспечением дополнительной инфраструктурой. Залог суверенитета – это то, что больше всего раздражает не только оппозицию, но и многие слои в Кыргызстане, в том числе чиновников и депутатов.

- Какие риски Вы видите для Евразийского союза в 2018 г.?

- Все та же «недоинтеграция» – мы остаемся в режиме слов, а не дела, отсутствует реальный инструментарий по влиянию на процессы, когда четыре страны пришли к пониманию, что что-то нужно, но пятая страна пользуется правом консенсуса и блокирует решение.

Также риском является охлаждение интереса к евразийской тематике, в первую очередь, на уровне российских элит. Скоро в России выборы президента, и внутриполитическая повестка может повлиять на качество дальнейшей евразийской интеграци.

На мой взгляд, главное – это то, чтобы в 2018 г. наш политический вектор не стал убивать экономический. Иногда я вижу, что в двух наших парламентских республиках – Армении и Кыргызстане – оппозиция начинает использовать антиевразийскую аргументацию. То есть происходит политизация экономической интеграции.

Наши политические системы разнятся. В Армении и Кыргызстане во многих случаях премьер-министры имеют больше власти, нежели чем президенты. В то же время Беларусь, Казахстан и Россия – это президентские республики. А иерархия принятия решений у нас в Евразийском экономическом союзе идет от президента к премьеру. К этому нужно относиться с пониманием и избегать юридических коллизий. Пока это не фатально – посмотрим, как будет в будущем.

- Какие возможности для реализации потенциала ЕАЭС в будущем году Вы бы отметили, глядя на результаты 2017 г.?

- 2018 г. будет многообещающим, потому что начнется имплементация Таможенного кодекса. Заодно мы проверим, насколько действенны договоренности в рамках «дорожной карты» Казахстан-Кыргызстан. Также будет очень интересно посмотреть на шаги по имплементации евразийских технологических платформ, которых сейчас более 40. Сами по себе эти проекты интересные, и хочется, чтобы они были наполнены реальной силой.

Хотелось бы в новом 2018-м году пожелать удачи всем, кто переживает за евразийскую интеграцию. Есть примеры того, как Европейский союз преодолел множество кризисов, хотя, например, на сегодняшний день, его потери по тому же контрафакту оцениваются от 60 до 100 млрд евро. У них тоже есть проблемы с тем, что разные ставки налогов и акцизов вызывают желание у недобросовестных предпринимателей на этом заработать. Есть разные подходы у национальных правительств по тем или иным ключевым вопросам общего рынка. При этом, европейской интеграции несколько десятилетий, а наша евразийская интеграция еще совсем юна.

Поэтому нельзя относиться ко всему панически и предрекать неуспех евразийской интеграции, основываясь на начальных результатах первых лет полноценной интеграции. Надо смело смотреть проблемам в лицо, трезво и хладнокровно их анализировать, вырабатывать различные варианты решений, лучшие из которых целенаправленно имплементировать, и тогда все у нас будет получаться.


Беседовала Юлия Рулёва