Вторая мировая война давно закончилась. Все меньше живых ее свидетелей, тем более участников. А мы продолжаем пытаться заполнить белые пятна этой черной истории. Одно из самых малоизученных явлений в постсоветской академической историографии – коллаборационизм. «Евразия.Эксперт» публикует продолжение интервью с доктором исторических наук, профессором Олегом Романько – историком, который посвятил изучению коллаборационизма почти всю свою научную карьеру.

- Олег Валентинович, почему в сфере ваших научных интересов оказалась проблема коллаборационизма? Чем вас привлекла эта тема?

- Проблему коллаборационизма я изучаю уже двадцать лет, то есть практически со студенческой скамьи. Все мои квалификационные научные работы (дипломная, кандидатская и докторская) были посвящены разным аспектам этой непростой проблемы. Но заинтересовала она меня, когда я, еще будучи школьником, прочитал роман Юлиана Семенова «Противостояние». Именно из этой книги я впервые узнал, кто такой генерал А.А. Власов и его Русская освободительная армия (РОА). А дальше уже было дело техники – возникший интерес стал подпитываться информацией, которая в изобилии начала появляться в СССР периода «перестройки». Я имею в виду как статьи отечественных авторов, так и переводные публикации западных исследователей. А уже потом, после поступления в университет, обычный интерес трансформировался в научный.

Когда меня спрашивают, какие события в истории Второй мировой войны до сих пор вызывают наиболее противоречивые оценки, я всегда называю проблему коллаборационизма советских граждан с военно-политическим руководством нацистской Германии. И отвечаю я так не потому, что разные формы коллаборационизма являются объектом моих научных исследований.

В данном случае, сотрудничество советских граждан с различными структурами Третьего рейха представляет собой образец темы, которая актуальна не только с научной, но и общественно-политической точки зрения. Темы, которая еще нескоро станет предметом сугубо академического интереса.

- А можно ли говорить о том, что Вторая мировая война продемонстрировала невероятный размах такого явления, когда сотни тысяч людей становились под чужие знамена против своих соотечественников?

- Да, в отличие от предыдущих периодов истории, коллаборационизм в годы Второй мировой войны стал массовым явлением. Причем во всех своих формах и проявлениях. Например, только в составе силовых структур Третьего рейха проходило службу более 2 млн иностранных граждан – почти десятая часть от общего количества немцев, мобилизованных в Вермахт, войска СС и полицию за период с 1939 по 1945 гг. Из них около 1,5 млн являлись советскими гражданами.

Однако уникальность коллаборационизма в годы Второй мировой войны не исчерпывается только этими количественными показателями. Сотрудничество населения оккупированных территорий с военно-политическим руководством нацистской Германии, на мой взгляд, – одно из главных «белых пятен» истории этой войны.

- Почему вы считаете коллаборационизм «белым пятном» Второй мировой?

- Когда о том или ином явлении, событии или факте говорят, что это – «белое пятно» истории, то не имеют, конечно, в виду, что о них ничего не известно вообще. Скорее, подразумевается некая контрверсионность взглядов на это «пятно». То, что проблема сотрудничества с врагом в годы Второй мировой войны относится именно к таким контрверсионным темам, думаю, отдельно доказывать не надо. Несмотря на то, что эта проблема изучается уже более 50 лет (на постсоветском пространстве поменьше), дискуссию вызывает все: само понятие коллаборационизма, его причины, мотивы участников, численность лиц, сотрудничавших с врагом и т.д. и т.п. Причин этого много, как чисто научного, так и политического характера.

Не секрет, что, например, в бывших советских республиках многие архивные документы о коллаборационизме еще не доступны для исторических исследований. Да и тот политический ажиотаж, который наблюдался и наблюдается вокруг этой проблемы, тоже не способствует ее объективному пониманию.

До распада СССР все историки, которые так или иначе занимались коллаборационизмом, были втянуты в битвы «холодной войны». Сейчас эта проблема стала инструментом в политической борьбе. Наконец, многие наши бывшие и нынешние соотечественники воспринимают коллаборационизм на очень сильном эмоциональном фоне, считая его синонимом предательства и измены. Эти вещи соприкасаются, но…  

- Хотите сказать, что коллаборационизм и предательство – разные вещи?

- Измена Родине – понятие юридическое, предательство – понятие из области морали. Коллаборационизм – историческое явление. И чтобы понять, какое сложное, приведу слова уже ныне покойного немецкого историка Бернда Бонвеча, который писал, что «вопрос о поддержке населением партизан в годы войны – обратная сторона коллаборационизма». В советской историографии это сложное явление намеренно упрощали. Было принято считать, что население оккупированных территорий поддерживало партизан, если не активно, то пассивно. А на немцев работала небольшая кучка людей, в основном из так называемых «бывших» или асоциальных элементов – кулаков, белогвардейцев, уголовников и т. п.

- Ни в Отечественную войну 1812 г., ни в Первую мировую войну понятие «русский коллаборационизм» в природе не существовало. Почему он стал возможен во время Второй мировой войны?

- Следует понимать, что такое явление, как коллаборационизм, не возникло именно с началом Второй мировой войны. Лица, которые сотрудничали с врагом в ущерб своей Родине, существовали (и будут, к сожалению, существовать) во все времена. И Россия здесь не была исключением. Тем не менее я должен полностью с вами согласиться, что до 22 июня 1941 г. российская история не знала такого количества сотрудничавших с врагом. Почему так произошло? Ответ может быть следующим.

В советской исторической литературе всех, кто сотрудничал с военно-политическими структурами нацистской Германии, было принято изображать только с негативной стороны и одновременно крайне упрощенно. В реальности это явление намного сложнее и на всем протяжение своего существования зависело от целого ряда факторов, которые оказывали на него то или иное влияние.

Другой крайностью, свойственной, например, западной историографии, является попытка поставить советский коллаборационизм в один ряд с похожими явлениями, которые имели место в оккупированной нацистами Европе. Действительно, между ними было много схожего.

Тем не менее советский коллаборационизм – это, по сути, продолжение событий гражданской войны 1918-1920 гг., а его предпосылками послужили особенности общественно-политического развития предвоенного СССР.

Среди них, прежде всего, следует назвать репрессии, коллективизацию, религиозные притеснения и т.п. К предпосылкам, повлиявшим на появление коллаборационизма, также следует отнести и такие, которые имели более глубокий характер и складывались на протяжении длительного исторического периода. Среди них наиболее существенными являлись национальные противоречия. В годы революции и гражданской войны произошло их значительное обострение, выведшее национальный вопрос из культурной сферы в сферу политическую. Поэтому за двадцать послереволюционных лет национальные противоречия могли быть только внешне сглажены советской властью и имели значительный конфликтогенный характер.

К началу 1940-х гг. эти предпосылки привели к тому, что в определенной части советского общества оформились стойкие протестные настроения, вылившиеся в ряде случаев в повстанческое движение.

Все перечисленное можно назвать внутренними предпосылками. Однако были еще внешние факторы, которые также сыграли свою роль. К таким факторам следует отнести немецкие геополитические планы по поводу Советского Союза, деятельность антисоветской эмиграции и ее место в рамках этих планов. После начала Великой Отечественной войны к ним прибавилось еще два существенных фактора: особенности немецкого оккупационного режима в том или ином регионе СССР и положение на фронтах.

Collaboration VS коллаборационизм

- Олег Валентинович, вы считаете, что коллаборационизм советских граждан отличался от коллаборационизма по-европейски. Объясните, пожалуйста, что вы имеете в виду?

- Совершенно верно. Советский коллаборационизм – это результат общественно-политического развития СССР между двумя мировыми войнами, продолжение гражданской войны 1918-1920 гг. в новых условиях. С европейским коллаборационизмом, вернее коллаборационизмами, ситуация выглядит несколько иначе.

Говоря о Европе, мы в данном случае имеем в виду всю территорию от Атлантического океана до западных границ тогдашнего Советского Союза. Поэтому следует различать коллаборационизм граждан Западной и Восточной Европы, так как были различны причины, его породившие.

Сотрудничество некоторой части граждан западноевропейских стран с нацистским руководством связано прежде всего с определенной симпатией к идеологии и общественно-политической практике национал-социализма. В Восточной Европе доминирующими следует назвать причины, вызванные национальными противоречиями. Наконец, объединяющей чертой всех направлений европейского коллаборационизма являлся антикоммунизм. Причем это было негативное отношение как к его внешним носителям в лице СССР и Коминтерна, так и к своим внутренним коммунистическим организациям.

- В определенных кругах сейчас пытаются представить генерала Власова как сознательного оппонента советской власти и чуть ли не реальной альтернативой Сталину. Насколько соответствует действительности такая точка зрения? И кто, по-вашему, Власов – предатель, жертва обстоятельств, истовый антикоммунист?

- На мой взгляд, генерал Власов – коллаборационист. И тут двух мнений быть не может. С юридической точки зрения, его деятельность квалифицируется как «измена Родине» (с тем, что он нарушил присягу, спорить никто не будет). Кто-то, исходя из своих политических убеждений и нравственных установок, может назвать его предателем. Но это если следовать исключительно советской и просоветской точке зрения на этого персонажа.

Поэтому есть и другая точка зрения. Некоторые историки, политики, религиозные деятели и обычные граждане, вполне соглашаясь с тем, что этот генерал сотрудничал с немцами, называют его «вождем антисталинского протеста», «продолжателем Белого движения» и т.д. И измена его – это вовсе не измена, так как надо различать Родину и режим, который в ней правил.

Наконец, если посмотреть еще шире, то при всей своей правоте генерал Власов явно стоял на стороне противников России в очередном витке цивилизационного противостояния между ней и Западом.

Есть и такая точка зрения. Другими словами, история генерала Власова – яркий пример контрверсионности проблемы коллаборационизма, о чем я говорил выше.

Армия на бумаге

- Сейчас можно часто в пылу полемики услышать фразу о том, что на стороне Германии во Второй мировой войне воевало «два миллиона русских». Откуда возник этот штамп и насколько он соотносится с действительностью?

- Про «два миллиона» не слышал, а вот про «миллионную власовскую армию» читать и слышать приходилось. Вот уже лет пятнадцать опровергаю этот лживый тезис, возникший явно не из любви к русскому народу. Эти цифры появились в период так называемой «перестройки», когда историки и публицисты начали активно интересоваться темой коллаборационизма.

Но даже до сих пор мало кто знает, что РОА – бренд, использовавшийся немецкой пропагандой – существовала только на бумаге. А генерал Власов ни к формированию, ни к командованию ее частями не имел ни малейшего отношения. Гитлер резко негативно относился к Власову.

И лишь только когда для немцев война стала приобретать неблагоприятный оборот, они решили использовать этого бывшего советского генерала. В ноябре 1944 г. начали создаваться Вооруженные Силы Комитета освобождения народов России (ВС КОНР), которые, собственно, и были власовской армией. Но и они даже в свои лучшие времена не насчитывали (формально) более 150 тыс. человек.

Ривьера Третьего рейха

- Одним из направлений ваших научных исследований является история коллаборационизма в Крыму. Была ли тут некая региональная особенность? На что оказал влияние фактор крымских татар? Многие ли из них сотрудничали с оккупантами?

- Среди основных особенностей, которые повлияли на «крымский» коллаборационизм, было то, что немцы так и не решили, что делать с полуостровом. То они планировали сделать Крым частью вассальной Украины, то немецким анклавом по типу английского Гибралтара. Руководитель Немецкого трудового фронта Роберт Лей предлагал сделать Крым немецкой Ривьерой, а Гитлер требовал выселить из Крыма представителей всех национальностей и заселить его исключительно немцами. На практике это привело к тому, что даже оккупационная администрация не была здесь организована должным образом. Юридически она считалась гражданской, но фактически из-за того, что Крым долгое время являлся тылом наступающих на Кавказ армий и прифронтовой территорией, всем руководила администрация военная.

Другой особенностью было, конечно то, что Крым – это многонациональный регион. И все аспекты оккупации здесь приобретали этнополитический колорит. До середины 1943 г. базовым для оккупантов коллаборационизмом был преимущественно крымско-татарский, хотя гражданская администрация в городах и сельской местности состояла из представителей всех национальностей полуострова. Такая же ситуация была и в частях местной полиции.

Отмечу, что у крымских татар была параллельная система администрации и свои полицейские части, чего в тот период не имели другие этнические группы. Татарские мусульманские комитеты, хотя и не были политическими организациями, но обладали многими правами, например, правом представлять интересы крымских татар перед оккупационными властями. Но, несмотря на то, что к татарам немцы поначалу относились лояльнее, чем к другим этносам Крыма, политическая деятельность мусульманских комитетов также всячески пресекалась. Собственно, эта «борьба» и привела к тому, что к концу 1943 г. эти комитеты перестали играть какую-либо значительную роль. Трудно сказать, сколько крымско-татарских коллаборационистов было задействовано в гражданской сфере. Скорее всего, в процентном соотношении цифры здесь сопоставимы с другими этническими группами на территории СССР.

Что же касается участия крымских татар в военных усилиях нацистской Германии, то здесь можно сказать более определенно. В Вермахте, войсках СС и полиции проходило службу почти 20 тыс. представителей этого этноса. И до развала СССР, и сейчас эти цифры активно опровергаются крымско-татарскими националистами и сотрудничающими с ними историками и публицистами. Однако эти цифры не голословны, а подтверждаются немецкими документами.

- А представители других народов участвовали в коллаборационистских организациях на территории Крыма?

- Да, безусловно. Например, свои национальные комитеты имели армяне, болгары и украинцы. Их функции были такими же, как у мусульманских комитетов. Однако таких больших успехов, как их крымско-татарские коллеги, представители этих народов не достигли. Причем наиболее скромными результаты были у украинцев – они даже не смогли выйти за пределы Симферополя со своей активностью. Русские своего комитета не имели. И фактически не будет преувеличением сказать, что они подвергались дискриминации, если вообще можно говорить о каких-то правовых нормах в условиях оккупации. Ситуация поменялась к лету 1943 г., признаком чего стало появление в Крыму Власовского движения и РОА.

Если же говорить о военных коллаборационистах, то таковых на территории Крыма было за всю войну примерно 50 тыс. человек разных национальностей. При этом среди них имелись как крымчане, так и представители других регионов СССР. Наряду с уже упомянутыми крымско-татарскими формированиями можно назвать ту же РОА, подразделения Восточных легионов из кавказцев и жителей Средней Азии, казачьи части. В рядах оккупировавших Крым 11-й, а затем 17-й немецких полевых армий служили многочисленные «хиви». Следует сказать, что цифра в 50 тыс. была довольно значительной уже хотя бы потому, что всех крымских партизан и подпольщиков вместе взятых за 1941-1944 гг. насчитывается не более 14 тыс. человек.

Об этом надо говорить

- А каким было влияние коллаборационистов на ход и итоги войны?

- На итоги, конечно, влияние было минимальным, если вообще было. Когда идет тотальная война и на фронте сражаются миллионные армии, включаются совершенно иные факторы. А вот для устойчивости нацистского оккупационного режима коллаборационисты всех мастей сделали достаточно много. Например, в моем родном Крыму к весне 1942 г. именно «благодаря» им партизанское и подпольное движение было фактически уничтожено. И это в Крыму, где советская власть существовала уже добрых 20 лет. Что тогда говорить о Прибалтике и Западной Украине, где советское партизанское движение так и не приобрело массовый характер?   

- Нужно ли, на ваш взгляд, широко освещать проблему коллаборационизма? Например, рассказывать об этих событиях школьникам?

- Я начну свой ответ вот с такой истории. Не так давно в Беларуси отмечалось 75-летие трагедии Хатыни. Об этом знают все. Однако долгое время мало кто знал, что сожгли эту деревню полицейские из 118-го украинского батальона. После войны некоторых из них поймали и судили. Однако под давлением партийного лидера Украины Владимира Щербицкого национальность палачей Хатыни не афишировалась (например, Григория Васюры). Принесло ли это пользу СССР?

Безусловно, межнациональные отношения тогда не пострадали. Однако украинский национализм так до конца и не разоблачили, и сейчас он фактически взял реванш.

И таких примеров, связанных с отношением к проблеме коллаборационизма, можно привести множество. У нас в Крыму, как вы понимаете, это вообще очень болезненная тема, связанная с депортациями 1944 г. Поэтому мой ответ будет положительным. Рассказывать об этой проблеме надо. Однако степень глубины популяризации должна зависеть от аудитории. Взрослым слушателям, зрителям и читателям можно рассказывать о ней более подробно и приводить разные точки зрения. Школьникам, конечно, – без излишних подробностей и только однозначные факты, где бы разоблачались и осуждались всяческие коллаборационистские проявления.

Беседовал Василий Малашенков