Евросоюз продолжает разрабатывать новую стратегию действий в Центральной Азии и искать новые подходы к региону. В 2015 и 2017 гг. стратегия Брюсселя уже корректировалась в сферах безопасности и энергетики, а к 2019 г. документ должен быть адаптирован к Глобальной стратегии ЕС. Одна из приоритетных сфер интереса европейцев – энергетика, где важную роль играет Каспийский регион, страны которого 12 августа определились с правовым статусом Каспийского моря. Казахстанский политолог, преподаватель-ассистент и докторант Университета Сент-Эндрюс (Великобритания) Жанибек Арынов оценил итоги Пятого Каспийского саммита и проанализировал перспективы развития отношений между Евросоюзом и странами Центральной Азии в контексте «торговой войны» США и Китая.

- Господин Арынов, как Вы оцениваете итоги Пятого Каспийского саммита и как принятая Конвенция о правовом статусе Каспийского моря повлияет на трубопроводные проекты в регионе, тот же Транскаспийский трубопровод?

- Подписание Конвенции о правовом статусе Каспийского моря – это безусловно знаковое событие для всех стран региона. Наконец-то был подписан документ, который будет служить правовой основой для сотрудничества на Каспии. В последние дни много говорилось о том, что это результат очень кропотливой работы всех сторон на протяжении более двадцати лет. Чтобы прийти к такому консенсусному соглашению, некоторым странам даже пришлось пойти на в чем-то пойти на уступки. Также было много мнений о том, что именно даст подписание такого документа.

В первую очередь – это правовая определенность. Конвенция станет основным документом, который будет регулировать сотрудничество на Каспийском море. Отныне, вся деятельность и все споры в основном будут решаться с опорой на данную Конвенцию. И это, в свою очередь, может помочь привлечь инвесторов, увеличить транспортный потенциал и т.д.

Что касается Транскаспийского газопровода между Туркменистаном и Азербайджаном, этот проект тоже обсуждается в течение почти двадцати лет. В случае осуществления данного проекта, Туркменистан мог бы поставлять свой газ по дну Каспийского моря сначала в Азербайджан, а затем подключиться к Трансанатолийскому газопроводу (TANAP) и Трансадриатическому газопроводу (TAP), и экспортировать газ в европейские страны.

Подписание Конвенции должно позитивно повлиять на осуществление данного проекта. Конвенция предполагает, что прокладка трубопроводов по дну Каспийского моря относится к юрисдикции только тех стран, через чьи секторы эти трубопроводы будут проходить. Это значит, если Туркменистан и Азербайджан договорятся строить трубопровод, им не потребуется согласие остальных стран. Но это только на первый взгляд.

В п.2 статьи 14 подписанной Конвенции также говорится о том, что стороны могут прокладывать трубопроводы «при условии соответствия их проектов экологическим требованиям и стандартам». Поэтому придется отдельно выяснять экологические стандарты для таких проектов, а это предполагает участие всех стран.

Нужно еще учесть, что претензии России и Ирана к Транскаспийскому газопроводу в основном относились к экологической безопасности Каспийского моря. Поэтому, мне с трудом верится, что данный вопрос будет решаться без участия этих стран. Другой вопрос, кто будет инвестировать в этот проект? Хватит ли у Туркменистана свободных объемов газа, чтобы заполнить трубопровод? Эти моменты тоже важны и должны быть учтены. Таким образом, вопросов все еще очень много, и я бы не спешил говорить, что за подписанием Конвенции сразу же последует строительство Транскаспийского трубопровода.

- В ноябре 2018 г. состоится вторая в этом году встреча в формате глав МИД стран Центральной Азии и ЕС. К тому же ЕС в настоящее время разрабатывает новую стратегию партнерства со странами региона. Что из себя представляет новая стратегия партнерства Евросоюза со странами Центральной Азии? И чем она отличается от стратегии ЕС, применяемой на данный момент?

- Действительно, в последние годы можно наблюдать некую активность Европейского союза в Центральной Азии. В 2015 г. ЕС и Казахстан подписали Соглашение о расширенном партнерстве и сотрудничестве, которое пришло на смену соглашению конца 1990-х гг. В конце 2017 г. ЕС начал переговоры по новому соглашению и с Кыргызстаном. Если не ошибаюсь, уже проведены 4 раунда переговоров между сторонами.

Ожидается, что и с Узбекистаном начнутся переговоры о новом соглашении. Кроме этого, в июне 2017 г. Совет Европейского союза принял решение начать работу по подготовке новой стратегии ЕС для Центральной Азии. Предыдущая стратегия была принята еще в 2007 г. Обновленная стратегия, скорее всего, будет опубликована во второй половине 2019 г.

Все эти моменты могут дать повод думать, что растет важность Центральной Азии для ЕС. Но дело тут в другом. Все предыдущие соглашения и стратегии, которые служили основой для сотрудничества между ЕС и странами региона, уже устарели и не соответствуют нынешним реалиям. Поэтому ЕС решил постепенно обновить договорную базу со странами Центральной Азии, при этом уровень сотрудничества особо не меняется. До этого ЕС подписал Соглашения об ассоциации с Украиной, Грузией, и Молдовой в 2014 г., обновил соглашение с Арменией в 2017 г., и ведет переговоры с Азербайджаном с 2017 г. Теперь на очереди Центральная Азия.

Я не склонен считать, что такая «временная» активность – это индикатор растущего интереса со стороны ЕС. Центральная Азия до сих пор имеет только второстепенное значение для Брюсселя.

Что касается новой региональной стратегии, пока ведется работа и сложно говорить, насколько она будет отличаться от предыдущей по стилю и содержанию. По содержанию ЕС заметно не поменяет свои основные акценты. Стратегия 2007 г. особо выделяет семь сфер для сотрудничества: противостояние общим угрозам; укрепление демократии, прав человека, верховенства закона; торговля и инвестиции; энергетика и транспортировка; образование и молодежь; экологическая устойчивость и водопользование; и сотрудничество в сфере культуры. Думаю, они останутся и в новой стратегии.

Но обновленная стратегия призвана учесть новые геополитические реалии региона. Согласитесь, за эти десять лет региональная конъюнктура сильно изменилась. Изменился и сам Европейский союз. Поэтому основная новизна будет в том, что стратегия учтет вопросы взаимодействия с другими игроками и проектами в регионе. В первую очередь, это Россия и Китай, а также взаимодействие ЕС с ЕАЭС и с проектом «Один пояс, один путь».

Кстати, страны Центральной Азии тоже вовлечены в процесс подготовки стратегии и на уровне МИДов, и на уровне экспертов. Поэтому ЕС безусловно учтет их мнение тоже.

- Какие серьезные проекты ЕС реализует в регионе Центральной Азии? Какие из них можно назвать успешными, а какие – нет?

- Все зависит от того, по каким критериям оценивать деятельность ЕС в регионе, и с кем сравнивать. Если сопоставлять ЕС с Китаем, например, то картина получится однозначной. Европейский союз не строит в Центральной Азии амбициозные инфраструктурные объекты, массово не открывает заводы и не выделяет кредиты на миллиарды долларов. Поэтому, может показаться что Китай занимается «серьезными» проектами, а ЕС – непонятно чем.

Нужно понимать, что Центральная Азия не является значимым регионом для ЕС, и ЕС никогда не будет играть такую же роль в регионе, как Китай или Россия. У ЕС своя специфика в регионе, и критерии оценки его деятельности должны быть совсем другие.

ЕС сотрудничает со странами Центральной Азии на региональном и двустороннем уровнях. На проекты регионального характера ЕС выделил €360 млн на 2014-2020 гг. Эти деньги, в том числе, пойдут на финансирование вполне успешных проектов в сфере безопасности, таких как BOMCA (Программа содействия управлению границами в Центральной Азии) или CADAP (Программа по борьбе против наркотиков в центральной Азии), или в сфере образования – Erasmus+.

Кроме того, мы сейчас видим, что ЕС медленно возвращает на повестку вопрос регионального сотрудничества между странами региона. Это скорее связано с изменениями в Узбекистане. Кроме того, ЕС выделил еще около €700 млн на проекты двустороннего характера. Львиная доля пойдет на развитие сельской местности, образования, и здравоохранения в Кыргызстане, Таджикистане и Узбекистане.

Как правило, проекты в основном точечные, и несмотря на все недостатки, имеют определенный позитивный эффект на местах. Кроме того, нужно учитывать, что некоторые проекты представляют собой оказание технической помощи, и порой очень сложно судить об их эффективности или неэффективности. Тем не менее, в целом я склонен позитивно оценивать деятельность ЕС в Центральной Азии.

- Как известно, США объявил «торговую войну» Китаю. На Ваш взгляд, скажется ли этот фактор на финансировании Китаем крупных проектов в регионе Центральной Азии, в том числе в рамках инициативы «Один пояс, один путь»?

- Это будет зависеть от того, насколько далеко стороны готовы пойти. Уже сейчас мы видим, что торговая война с США негативно влияет на экономику Китая. Наблюдатели отмечают, что рост китайской экономики замедляется, китайский биржевой рынок падает, а юань упал примерно на 8% по отношению к доллару с марта текущего года, когда стороны начали вводить тарифы.

Кроме того, положительное сальдо в торговле с США ставит Китай в очень трудное положение, так как у США теоретически больше вариантов на введение дополнительных тарифов. Поэтому, я вполне допускаю, что если стороны и дальше будут обмениваться тарифами, китайская экономика будет нести серьезные потери. Это, в свою очередь, может повлиять на финансирование внешних проектов, в том числе в рамках «Один пояс, один путь».

- Как Вы оцениваете отношения между Казахстаном и Китаем? В каких сферах экономики ощущается большой прорыв, прогресс? Каков товарооборот?

- Отношения между Казахстаном и Китаем постепенно развиваются. Китай уже является одним из основных партнеров Казахстана. Страны тесно сотрудничают по многим вопросам. Лидеры двух стран встречаются на постоянной основе как в рамках многосторонних встреч, так и на двусторонней основе. Обычно такие встречи сопровождаются подписанием объемных соглашений.

Экономические связи с Китаем особенно важны для Казахстана, так как Китай является важным торгово-экономическим партнером страны. Но товарооборот в последние годы в основном показывал негативную динамику.

Так, в 2014 г. двусторонний товарооборот составил почти $17,2 млрд, из них экспорт – $9,8 млрд, импорт – $7,4 млрд. Но в 2015 г. этот показатель резко упал до $10,6 млрд, из них $5,5 млрд – экспорт, и $5,1 млрд – импорт. А в 2016 г. и вовсе составил $7,9 млрд, из них $4,2 млрд – экспорт, а $3,7 млрд – импорт. Получается, за два года торговля снизилась более чем в два раза. По большому счету, это было связано с падением цен на нефть и на другие ресурсы, которые Казахстан в основном экспортирует в Китай.

В 2017 г. удалось восстановить товарооборот до уровня 2015 г., и он снова вернулся к отметке $10,6 млрд, экспорт – $5,8 млрд, импорт – $4,7 млрд. Что касается структуры товарооборота, то она особо не меняется: как говорилось выше, Казахстан в основном продает нефть, медь, уран и другое сырье, а покупает готовые продукты, в основном продукты металлургии, электроника, промышленное оборудование и т.д.   

- Правительства двух стран сформировали программу переноса производственных мощностей из Китая в Казахстан, которая включает 51 проект на общую декларируемую сумму в $26,2 млрд. Каковы особенности программы, и самое главное, – на какой стадии находится реализация этих проектов? Что уже реализовано из проектов?

- Время от времени в СМИ мелькает информация об этой программе, но в основном мы мало осведомлены о ходе реализации. Недавно министр по инвестициям и развитию Казахстана Женис Касымбек отметил, что в настоящее время ведется реализация 11 проектов на общую сумму $7 млрд., причем 6 из них планируется запустить в этом году.

Также сообщалось, что в 2015-2017 гг. были запущены 4 проекта на сумму $143 млн. Много говорилось, что проекты в основном относятся к химической промышленности, машиностроению, агропромышленному комплексу и к другим несырьевым отраслям.

Я также не могу судить насколько эффективно уже запущенные проекты функционируют. Вообще, недостаток открытой информации, конечно же, усиливает среди населения подозрения в отношении данного проекта, и вообще в отношении Китая. Поэтому параллельно должно вестись информационное сопровождение таких проектов.