В середине октября 2018 г. на заседании Священного Синода Русской православной церкви в Минске было принято решение о прекращении евхаристического общения РПЦ с Константинопольским патриархатом по причине решения последнего снять анафему с предстоятелей раскольнических Украинской православной церкви Киевского патриархата и Украинской автокефальной православной церкви. Решение вызвало живой отклик среди представителей экспертного сообщества и СМИ в России, Украине, Беларуси и целом ряде других стран. И это неудивительно. Все последнее время тема предоставления автокефалии Украинской православной церкви постоянно муссировалась, став самой важной в информационном поле из всех тем, в той или иной степени касающихся Украины.

В последнее время часто можно услышать голоса о том, что церковь должна быть вне политики, что обсуждать канонические вопросы должны специалисты. Но все же это мнение, при всей его привлекательности, имеет мало общего с реальностью. Последние события сделали церковную тематику достоянием широкой общественности, а политические ее элементы порой затмевают собственно церковные.

С исторической точки зрения, Константинопольский патриархат направил основной свой удар на изменение канонический статус Украинской православной церкви и стремится вывести ее из лона РПЦ на дезавуирование томоса 1686 г.

Согласно ему, Киевская митрополия после войны Речи Посполитой с Россией в 1654-1667 гг. была в 1686 г. передана Константинополем в подчинение Московской патриархии.

8 июля 1685 г. в Софийском соборе в Киеве, несмотря на сопротивление части духовенства, на митрополичью кафедру был избран епископ Луцкий Гедеон. Затем Гедеон был возведен в сан митрополита Киевского в Москве Московским патриархом. После этого в Стамбул было отправлено посольство, которое летом 1686 г. вело переговоры со Вселенским патриархом Дионисием. После согласия патриарха митрополит Гедеон был утвержден во главе Киевской митрополии, объединенной с Московским Патриархатом. Эта операция, как считают сегодня в Фанаре, проводилась с помощью прямого стимулирования и не без помощи турецких властей, хотя ничего удивительного в подобной практике в XVII в. не было. Как бы там ни было, царские послы добились от патриарха Дионисия согласия на передачу Киевской митрополии под покровительство патриарха Московского.

Тем не менее в дальнейшем Фанар неоднократно отмечал нарушение канонического порядка, что было, например, зафиксировано в томосе о признании автокефальной Православной Церкви в Польше в 1924 г. Однако официально опровержения томоса 1686 г. не было.

Сегодня Фанар отменил свое решение более чем 300-летней давности, мотивируя это тем фактом, что оно, якобы, не передавало права Москве на Киевскую митрополию в полном объеме, а только отдельные права, в первую очередь на хиротонию митрополита.

Характерно при этом, что сама греческая церковь еще при империи, в ее поздний период также впадала в ересь. Например, если говорить об историческом контексте, то нельзя не упомянуть, что после Ферраро-Флорентийской унии 1438 г. Константинопольский патриарх Иосиф и почти вся греческая церковь признали над собой главенство римского папы Евгения, чтобы получить военную и политическую помощь католического Запада в борьбе с османами. После отпадения Константинополя от православия на несколько лет в 1439-1453 гг. в 1448 г. Московская митрополия стала автокефальной, получив статус патриархата в 1589 г. Это самостоятельное решение в силу того, что кириархальная церковь впала в ересь, вполне законно и обоснованно.

На территории Украины к концу XVI в. сформировались несколько православных юрисдикций. Волынь, Галичина, Подолье, Черниговщина находились в юрисдикции Киевской митрополии Константинопольского патриархата. Слобожанщина – в ведении Московского патриархата. Буковина стала частью Сербской православной церкви, затем, в 1918-1919 гг. – частью Румынской православной церкви, а после присоединения к Советской Украине – частью Украинского экзархата РПЦ. В 1920-1930-е гг. церкви на Волыни и Галичине находились под юрисдикцией Польской автокефальной православной церкви.

Обращает на себя внимание, что Константинополь не проявлял никакой антимосковской позиции до тех пор, пока Россия находилась на пике своего могущества, а вот в периоды лихолетья, как, например, в период Гражданской войны в России и нестабильности в современной Украине, Константинополь проявлял активность, стремился и стремится подорвать влияние РПЦ.

В историческом плане позиция РПЦ базируется на том, что именно она материнская церковь по отношению к УПЦ, и ее территория является канонической территорией РПЦ.

Кроме того, РПЦ подчеркивает тот факт, что Патриарх Варфоломей не может претендовать на верховную власть в православном мире по образцу папы, настаивая на симфоническом характере отношений 14 (по московскому диптиху, 15) православных поместных церквей без жесткой иерархии по образцу католицизма. Исходя из этого, назначение двух экзархов Константинопольского патриарха в Украину воспринимается как попрание норм канонического права, при условии, что предоставление автокефалии должно проводиться только кириархальной церковью.

Решение Фанара – анафема снята, томос не дан

Многие в Украине ожидали, что Константинополь своим решением предоставит автокефалию УПЦ Киевского патриархата, но в реальности такие надежды были довольно наивными.

На самом деле, в украинской проблематике главное для патриарха Варфоломея – усилить собственно Константинополь.

В этом контексте и принималось за несколько дней до заседания синода РПЦ в Минске решение об отмене анафемы Филарету и Макарию. Оно как бы подвесило предстоятелей УПЦ КП и УАПЦ, с одной стороны, дав карт-бланш для созыва объединительного собора, а с другой – не провозгласив сами УПЦ КП и УАПЦ полноценными церквями.

Снятие анафемы дает Филарету и Макарию довольно широкие полномочия по созыву собора, однако далеко не факт, что сам Филарет по его итогам сможет получить патриаршество в уже автокефальной церкви.

Против него могут сыграть токсичность его фигуры для многих представителей УПЦ МП, которые хотели бы присоединиться к автокефалии (в среде УПЦ МП есть автокефалистское крыло, один из лидеров которого архиепископ Дробинко уже заявил о переходе в лоно Константинополя). Деятельность Филарета в 1990-е гг., его непримиримость – в какой-то степени препятствия и для Константинополя. Снятие анафемы, таким образом, можно рассматривать лишь как относительную победу. Конечно, можно вполне резонно предположить, что Фанар не остановится на достигнутом, что путь к предоставлению автокефалии будет продолжен, но для этого нужно отколоть от УПЦ МП как можно больше священников, созвать собор, не допустить противоречий между УПЦ КП и УАПЦ, которые уже начались, обеспечить более или менее лояльное или хотя бы нейтральное отношение остальных поместных церквей и, самое главное, определиться с двумя ключевыми параметрами, а именно: в каком качестве будет предстоятель автокефальной церкви и кто им будет.

Помимо Филарета, вероятность одобрения кандидатуры которого вряд ли очень велика, несмотря на его большую активность (в частности, визит в США и встречи в Госдепе и в Атлантическом совете), называется кандидатура митрополита Винницкого и Барского Симеона. Теоретически для Константинополя был бы более выгоден вариант экзархата, но этот вариант, выгодный Варфоломею, Порошенко, естественно, вряд ли устраивает. Любые иные формы, экзархат или митрополия, вызовут вопросы, и их нужно будет объяснять обществу.

При любом сценарии развития событий созданной под управлением Константинополя новой структуре нужно будет избрать руководителя. Фанар настроен в данном случае, скорее, на экзархат либо на митрополию, что позволит ему резко усилить свой реальный вес в православном мире, принимая во внимание, что сегодня в Украине УПЦ КП принадлежат более 5 тысяч приходов, у УПЦ МП более 12 тысяч, и у УАПЦ более 1 тысячи.

В целом получение томоса и снятие анафемы показывают, что Фанар осуществляет игру в своих собственных интересах, а Украина вновь, как и в светской политике, выглядит несубъектно.

И Филарет, и Макарий во многом решением Константинопольского патриархата оказались в полупозиции с точки зрения перспектив избрания на руководящие должности в новой церковной иерархии, а территория функционирования их церквей фактически перешла в подчинение Константинополя.

Внутриполитический фактор

Петр Порошенко стремится переизбраться на второй срок, используя в качестве фундаментальной платформы своей кампании триаду «Церковь, Армия, Язык». Церковь занимает в ней, пожалуй, центральное место. С одной стороны, Порошенко с электоральной точки зрения все делает правильно. Его политтехнологи прекрасно понимают, что шансов на завоевание симпатий электората юго-востока страны у Порошенко практически нет. Вероятнее всего, в первом туре число проголосовавших за него в регионах Востока и Юга страны не превысит 5%. Таким образом, основная задача перед первым туром – сплотить вокруг себя электорат центра страны (прежде всего городское населения) и западной Украины.

Сделать это можно двумя ключевыми способами. Первое – выдвинуть воспринимаемую повестку, которая (за исключением безвиза с ЕС) не может опираться на социально-экономические успехи ввиду их отсутствия, объективно фокусируясь на идеологии, образе внешнего врага, идентичности и строительстве нации. Второе – осуществить размывание голосов таким образом, чтобы никто из кандидатов условного запада и центра не мог набрать значительной поддержки, что в условиях близости прогнозных показателей кандидатов может обеспечить выход во второй тур со второго места с результатом 10-12%.

Для достижения такого результата нужно не просто способствовать дроблению электората, но и обеспечить перехват традиционной национальной повестки. Здесь церковный вопрос как раз очень кстати, и надо отметить, что до настоящего времени Порошенко пользовался темой автокефалии довольно эффектно и активно.

Конечно, если исходить из опросов общественного мнения, рейтинг Юлии Тимошенко по-прежнему выше в среднем на 3-5 пунктов, но и рейтинг президента не падает. Некоторые эксперты отмечают, что прибавка за счет эксплуатации вопроса о томосе может быть небольшой, не более 2-3%, но это вопрос спорный. Вполне вероятно, что она будет и больше, кроме того, в условиях, когда кандидаты идут «ноздря в ноздрю», и эта прибавка может оказаться очень важной.

Исходя из этого, можно предположить, что Порошенко продолжит эксплуатировать тему автокефалии вплоть до ее вероятного получения в конце нынешнего или начале будущего года.

В случае возникновения сложностей на этом пути он попытается выдать уже имеющиеся результаты за свою серьезную победу.

Кроме того, острое напряжение в церковном вопросе может помочь власти оттянуть выборы, перенести их, затянуть предвыборный процесс перед лицом возможного поражения. Безусловно, возможные провокации со стороны радикалов, а также объективно возникающая напряженность вокруг принадлежности храмов и лавр, часть которых находится у церквей в рамках договоров бесплатного пользования, может вызвать напряженность в стране и быть использована президентом в собственных политических целях.

Интерпретация решения Священного Синода РПЦ в России

Довольно острую полемику вызвало решение Священного Синода и в России. Прежде всего негативно отреагировали либеральные СМИ, которые в последнее время заметно усилили накал критики российской внешней политики в стремлении доказать необходимость замирения с Западом любой ценой. Обращает на себя внимание тот факт, что РПЦ подвергается критике за сам факт решения, которое объявляется чрезмерно жестким, в первую очередь потому что, с точки зрения «либералов», ведет к изоляции и к тому, что многие верующие не смогут поехать на Афон и приобщиться к таинствам во многих храмах Европы, находящихся под контролем Фанара.

При этом многое ставится с ног на голову: в решении Синода ничего не говорится об анафеме иерархам Константинопольского патриархата, нет ничего об осуждении ряда инициатив Константинополя, например, относительно вторых браков священников, а напротив, оставляется возможность для диалога. И это при том, что консервативное крыло в РПЦ, судя по открытым источникам, хотело бы гораздо более серьезных шагов, которые были бы сомнительны, тем не менее, с позиции практической пользы для самой РПЦ.

Решение, принятое в Минске, несет в себе довольно сильный консервативный заряд, но далеко не такой, какой мог бы быть.

Посещение зарубежных храмов под управлением Фанара не возбраняется, речь идет только запрете на участие в таинствах. Правда, и этого оказалось достаточным для того, чтобы РПЦ стали обвинять в архаике, оторванности от современности. Такая позиция вызывает серьезные вопросы с точки зрения того, чего в ней больше: искренней критики или навязчивого стремления дискредитировать церковь как институт. Критике, в частности, подвергся даже выбор Минска в качестве места проведения Синода, с намеком на то, что Москва таким образом стремится в зародыше подавить движение целого ряда сил к белорусской автокефалии. Неслучайно в последнее время стали появляться материалы, в которых педалируется возможный вопрос о потенциальной принадлежности части территории России, Польши и самой Беларуси Киевской митрополии.

Также возникла довольно острая дискуссия о том, в какой степени церковь могла предотвратить сложившуюся ситуацию. В частности, высказывалось мнение о том, что, вероятно, стоило пойти на предоставление автокефалии УПЦ МП самим, еще задолго до инициатив Фанара. Все постсоветское развитие Украины говорит о том, что такой шаг был бы все равно довольно сомнительным, поскольку в лоно новой автокефалии вошел бы целый ряд священников, явно или тайно антироссийски настроенных, а также ввиду того, что ситуация в начале XXI в. характеризовалась тем, что Украина все более и более разделялась ментально и в политико-географическом отношении, и дарование автокефалии вряд ли могло пройти относительно спокойно. Не следует забывать о том, что сегодня УПЦ пользуется правом автономии от Москвы, и получение этого права в 1990 г. согласовывалось с поместными церквями. Следует учитывать и то, что изначально создание церквей вслед за созданием государства применительно к Украине в духе знаменитого лозунга Леонида Кравчука «Независимой Украине – независимую церковь» с церковной точки зрения определяется религиоведами и богословами как ересь этнофилетизма.

Таким образом, сегодня именно решение Фанара, а вовсе не Священного Синода РПЦ, который отреагировал довольно умеренно, обострило ситуацию и привело мировое православие к перспективе серьезного раскола.

Конечно, на данный момент положение нельзя сравнивать с 1054 г. или с ситуацией накануне 1517 г. в Западной Европе, да и разница исторических эпох слишком велика, чтобы проводить сравнения. Будущее во многом будет зависеть от позиции поместных церквей, часть из которых стоит над схваткой и занимает выжидательную позицию, часть тяготеет к Фанару, а часть, как например, Антиохийская и Сербская церкви, тяготеют к позиции РПЦ. Также на развитие ситуации будет влиять степень напряженности вокруг принадлежности храмов и конфликтности внутри общин и между ними в самой Украине.

Но даже имеющиеся определенные возможности диалога блокируются сегодня самим фактом того, что проект автокефалии не мог бы существовать без геополитической составляющей и поддержки из-за океана.

В конечном счете, это проект минимизации ментального и духовного влияния России на Украине и на постсоветском пространстве в целом.

По сути, этот проект курируется не только и не столько Варфоломеем. Он, скорее, выступает в роли инструмента в попытке запустить процесс нового конструирования православия, который может коснуться не только Украины, но в планах речь может идти и о самой России.

Решения Фанара носят не просто каноническое, но и политическое, и идеологическое значение, и принимаются при доминирующей роли внешних факторов, в то время как украинские власти используют их в своих тактических предвыборных интересах.

Александр Гущин, доцент кафедры стран постсоветского зарубежья РГГУ