Провоцирование Соединенными Штатами развала Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД) стало одним из важнейших событий последнего времени, имеющих существенные последствия для всей системы международных отношений. Оно стало важным фактором переформатирования всей системы контроля над вооружениями и в целом – системы традиционных для периода американской гегемонии международных институтов. Каков будет ответ России и последствия для постсоветского пространства и Союзного государства читайте в статье профессора НИУ «Высшая школа экономики» Дмитрия Евстафьева специально для «Евразия.Эксперт».

Неверно говорить, что разрушением ДРСМД США засвидетельствовали свою готовность к неограниченной военно-силовой конфронтации. Скорее, речь идет о публичной и вполне политически осмысленной демонстрации США стремления к максимальной свободе рук в военно-политических вопросах. Но чрезмерно эмоциональное отношение к ситуации вокруг ДРСМД, об устарелости которого в новых глобальных условиях неоднократно говорилось ранее и с российской стороны на уровне экспертов, осложняет внешнеполитическую ситуацию, излишне раздувая геополитическую значимость соглашения.

Оценка последствий

Оценивая решение США по выходу из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, необходимо учитывать несколько принципиальных аспектов.

Первое. Максимально политизированный характер принятого решения, его подчеркнутая недиалогичность, становящаяся долгосрочной тенденцией американской внешней политики. США предпринимают шаги, чтобы обвинить Россию в создании условий для разрушения ДРСМД, но акцентируют именно односторонность своего решения. Этим Вашингтон подчеркивает свое доминирование в системе глобальных военно-политических институтов и свое исключительное право на толкование и определение будущего международных договоров. Для США вообще значение военно-силовой монополярности, обозначенной в публичных действиях, резко усиливается. Это будет в дальнейшем проявляться и в отношениях с государствами, считающимися партнерами США.

Обратим внимание на резкое сокращение масштабов внешнеполитической пропаганды со стороны США, отражающий переход к недиалогичности во внешней политике, в рамках которой партнеры США лишены права на возражения, а могут присоединяться или не присоединяться. Этот подход стал универсальным и будет применяться и к другим политически приоритетным ситуациям – никаких намеков на возможность обсуждения принимаемых решений США даже с союзниками не делают. В этих условиях продолжение Москвой линии на прямое публичное контрпропагандистское противоборство с США и Западом становится контрпродуктивным.

Второе. Успех США в сохранении единства «коллективного Запада» по политически острому вопросу, задевающему критически важные интересы стран Европейского союза. Возражения не существенны и не оказали никакого воздействия на позицию США. Надо признать, что действия США, скорее, укрепили «трансатлантическое единство», нежели подвергли его кризису, хотя полностью о восстановлении трансатлантических отношений, подорванных односторонней политикой Трампа – Болтона, говорить преждевременно.

Третье. Выход из ДРСМД преследует существенно более широкие цели, нежели изменение военной составляющей ситуации в области региональной и стратегической безопасности. Хотя и этот аспект является важным: составной частью американской военной политики при Трампе стала актуализация традиционной концепции ограниченной ядерной войны. Ситуация могла развиваться и по существенно менее конфронтационному, вялотекущему сценарию, нежели это случилось, тем более пока у США отсутствуют действительно прорывные военно-прикладные технологии, требовавшие форсированного выхода из договора.

Решение о выходе из ДРСМД было принято в момент относительного кризиса американской военной промышленности, в частности в период сложностей в реализации ранее запущенных военных программ. Активизация НИОКР, конечно, является инструментом оживления ВПК, но подразумевает необходимость на первом этапе ориентироваться на уже заявленные виды вооружения: крылатые ракеты большой дальности морского и авиационного базирования и дальние ударные беспилотники. Но сосредоточившись на противодействии традиционным типам субстратегических вооружений, Россия рискует просмотреть размещение технологически существенно более изощренных видов вооружений, разработка которых в США ведется.

Четвертое. Требование подключения КНР к процессу контроля над вооружениями способствовало легитимизации действий Вашингтона. Если Пекин хочет продолжать встраиваться в американоцентричную систему мировой экономики и политики, постепенно трансформируя «монополярность» в «полутораполярность», то он должен начать брать на себя нарастающий объем обязательств в различных областях – от глобальной экологии до контроля над вооружениями. Следует признать, что этот подход – с учетом других действий Вашингтона в отношении КНР – усилил глобальную легитимизацию американских действий, прежде всего, с точки зрения наращивания потенциала ракет средней и меньшей дальности в Азии.

Наконец, важным фактором ситуации является отсутствие на момент, когда Договор политически был разрушен, серьезной материальной основы для практических действий. Эта материальная основа рано или поздно появится, но наличие определенного «зазора» по времени между политическим решением и операционными последствиями сделало процесс разрушения Договора менее болезненным, особенно для европейских партнеров США.

Существенную роль сыграли и заявления, что у США нет немедленных планов размещения соответствующих вооружений в Европе, несмотря на то, что была обозначена возможность размещения субстратегических носителей не только на «коалиционной» основе (в рамках НАТО), но и на двухсторонней, используя ближайших американских сателлитов. На деле в принятии решений по масштабам, формату и характеру размещения субстратегических вооружений США сейчас обладают беспрецедентной свободой рук, ограничиваемой исключительно их военно-техническими ресурсами.

Влияние на безопасность постсоветских стран

Но насколько вопрос о ракетах средней и меньшей дальности вписан в общую канву глобальных трансформаций мировой политики и экономики и какое воздействие данное событие окажет на ситуацию на постсоветском пространстве?

Как таковой Договор о ракетах средней и меньшей дальности воздействует на ситуацию в постсоветской Евразии сравнительно слабо, поскольку существующие в настоящее время военно-политические форматы взаимодействия между государствами региона не носят слишком тесного характера и обеспечивают координацию усилий исключительно применительно к военно-силовым ситуациям низшей части «спектра конфликтов»: борьбе с терроризмом, нелегальной миграцией, трансграничной организованной преступностью, наркотрафиком и, при определенных условиях, – попытками военно-силовой дестабилизации обстановки в государствах – членах ОДКБ.

Система взаимных военно-политических обязательств в Евразии не предполагает распространения на государства региона военно-силовых рисков, возникающих у России. Тем более, что уровень «ставок» в постсоветской Евразии для США в настоящее время относительно низок и регион рассматривается как арена для манипуляций в отношении Китая и России, но никак не прямой угрозы применения субстратегических вооружений.

Но и России вряд ли стоит ждать активной политической поддержки своей позиции со стороны государств постсоветского пространства, даже считающихся союзниками Москвы. Вопрос о ракетах средней и меньшей дальности относится сейчас к настолько политически острым, что вряд ли правящие и даже оппозиционные элиты постсоветских государств захотят встраиваться в эту ситуацию и распространять на себя возникающие политические и военно-силовые риски.  Исключение составляет Республика Беларусь, связанная с Россией договором о Союзном государстве, предполагающим принципиально иную степень военно-политической интеграции.

И действия США, и откровенно двусмысленная политика ЕС по вопросу о ДРСМД создают для Беларуси дополнительные риски и возможности для Запада манипулировать настроениями в белорусском общественном мнении.

Россия при выработке своего ответа, безусловно, должна учитывать и этот фактор. Попытка продолжать действовать в «зеркальном» формате, играть на опережение с точки зрения наращивания потенциала ракет средней и меньшей дальности на европейском театре военных действий в действительности только расширит пространство манипулятивности, затрагивающее как отношения России и Европы (при всем понимании несамостоятельности поведения европейских стран), так и отношения с рядом государств Новой Евразии. Это создаст дополнительные риски для России, которыми невозможно будет управлять на политическом уровне.

Стратегические последствия

Недолгий исторический «зигзаг», связанный с тотальным доминированием США в области обычных вооружений и способностью реализовывать это доминирование, завершается.

Это означает стратегическую неспособность США поддерживать военно-силовую монополярность, особенно с точки зрения проецирования силы в прежнем, сугубо неядерном формате, в рамках операционного сценария «колониального» конфликта. И неспособность – не исключено, что временную – поддерживать эффективное доминирование в ключевых регионах мира только с использованием обычных вооружений.

Евразия к таким регионам не относится, но тем не менее граничит с рядом регионов, которые могут стать объектом американского военно-силового активизма уже в ближайшее время.

В последний год США продемонстрировали комплексный подход к управлению конфронтацией, основанный не только на хаотизации системы контроля над вооружениями, но и на переформатировании международных институтов.

Следует признать, что, несмотря на глубокий внутренний кризис, США сохраняют способность осуществлять сложные комплексные маневры во внешней политике, связанные с одновременным взаимодействием с несколькими игроками с позиции силы. Расчеты на утрату уже в краткосрочной перспективе динамизма во внешней политике могут не оправдаться. Осознание глубины внутреннего кризиса, напротив, толкает находящиеся у власти в США группы ко все более агрессивному поведению.

Но насколько далеко готовы зайти Дональд Трамп и Джон Болтон, являющийся реальным руководителем американской внешней политики, в следовании по модели «радикальной дипломатии»? Создается впечатление, что силовые опции играют роль исключительно базовых оснований и в реальности США не имеют ресурсов для действительно длительного силового балансирования, несмотря на попытки форсированно восстановить военный потенциал.

В условиях почти отсутствия силового противодействия своей политике (исключения – действия России в Сирии и политика КНДР) и крайне слабого политического противодействия этого оказывается достаточно. Другие игроки на мировой арене в силу разновекторности интересов, отчетливо проявившейся в ситуации вокруг ДРСМД, пока не смогли сформировать «коалиционные» механизмы противостояния давлению со стороны США.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ