5 июня Переходный военный совет Судана и крупнейшее объединение оппозиции «Силы за свободу и перемены» договорились о создании высшего органа власти – суверенного совета, руководить которым поочередно будут военные и гражданские. После того, как в апреле военными был свергнут президент Судана Омар аль-Башир, в стране не прекращались народные протесты: люди требовали передачи власти в руки гражданского правительства. С какими проблемами нужно будет справиться новым суданским властям, и как отдельные пути решения могут повлиять на интересы России и Беларуси в этой африканской стране, специально для «Евразия.Эксперт» оценил кандидат политических наук, заместитель директора Института государственной службы Академии управления при Президенте Республики Беларусь Александр Филиппов.

Что произошло в Судане?

Весной 2019 г. в результате массовых протестов в Судане от власти был отстранен находящийся с 1989 г. на своем посту президент этой страны Омар аль‑Башир. Несмотря на протесты, внешне транзит власти больше похож на военный переворот – Переходный военный совет возглавил министр обороны Аввад Ибн Ауф, на смену которому вскоре пришел Абд аль‑Фаттих Бурхан. События остро поставили вопрос о характере политических изменений в Судане – наблюдаем ли мы свержение президента в результате сложившихся сложных экономических обстоятельств, или перед нами крах политической системы, вызванный глубинными изменениями в социально-политических процессах Судана?

Как и в случае с Ливией, из ответа на этот вопрос логически вытекает следующий вопрос – какими окажутся отношения России, Беларуси и других членов ЕАЭС с новым правительством Судана? Погрузится ли страна в хаос дезинтеграции на следующее десятилетие, или же ситуация быстро стабилизируется? Ведь в 1992 г. и 2013 г. Умар аль‑Башир успешно подавил крупные выступления в Судане, не говоря уже о том, что в стране много лет шла гражданская война, а некоторые внешние силы предпринимали попытки смены власти в стране. Более того, ряд силовых структур самоустранился от попыток правительства подавить апрельские выступления силой.

Во многом падение аль‑Башира стало результатом поколенческих изменений в правящей элите, спаянность которой, будучи основанной преимущественно на личных связях и негласных договоренностях, размывалась и ослабевала.

Схожий процесс наблюдался в Ливии и Алжире. В целом, произошедшие почти одновременно выступления в Алжире, закончившиеся свержением президента Абд аль‑Азиза Бутефлики, а также ливийский кризис 2011 г., обернувшийся фактическим распадом государства, многими политологами воспринимаются как признаки глубинного кризиса в ряде арабских государств, связанного с неустойчивостью их политических систем и их высоким уровнем персонализации.

Судан как целостное образование, возникнув преимущественно в результате колониальной политики Великобритании, за годы независимости не смог завершить процесс полноценного государственного и национального строительства. История независимого Судана – это история хрупкого политического баланса между джухайна и джаалин, а также ансарами (махдистами) и хатмийя, и периодически вступающих с ними в коалицию фуров; история военных переворотов и попыток военных частично силой, частично путем персональных связей стабилизировать сложные отношения между различными этно-клановыми группировками; история практически непрерывных внутренних конфликтов, особенно с Южным Суданом, который не вписывался вообще ни в какую систему политических отношений, существовавших между различными государственными образованиями на территории Судана в доколониальную эпоху. Попытки использовать ислам как объединяющую силу приводили суданские правительства к неоднозначному восприятию, особенно на международном уровне.

Позиции новой власти

Позиции Переходного военного совета в настоящее время являются неопределенными. В начале июня военным удалось жестоко подавить дальнейший рост гражданского сопротивления (с многочисленными жертвами среди мирного населения), но усугубление социально-экономического кризиса на фоне успеха протестующих в апреле 2019 г. способствует сохранению рисков новых волнений.

В этом контексте новое правительство, заинтересованное в международном признании, а также достаточно разобщенное в силу внутренних противоречий и борьбы за власть, может проявить нерешительность. Не исключена и вероятность использования протестующих в интересах различных соперничающих за власть группировок.

Ни глава Переходного военного совета Абд аль‑Фаттах аль‑Бурхан, ни его заместитель и, как считается, потенциальный соперник Мухаммад Хамдан Дагало пока не смогли обеспечить устойчивую внутреннюю поддержку, опираясь преимущественно на поддержку внешних игроков – Саудовской Аравии и ОАЭ.

Судан и Беларусь

Для Республики Беларусь нынешняя политическая турбулентность в Судане может обернуться неожиданными результатами. Безусловно, учитывая бедность Судана, эта африканская страна вряд ли когда-то рассматривалась официальным Минском как потенциально устойчивый рынок сбыта белорусских товаров. Перманентная политическая нестабильность не способствовала и каким-либо двусторонним проектам по совместной эксплуатации природных богатств страны. Судан интересовал Беларусь с точки зрения поставок вооружений и продукции двойного назначения, причем белорусские власти были более или менее осторожны в этом вопросе с точки зрения соблюдения режима международных санкций.

Всплески в белорусско-суданских отношений (в 2004 г. аль-Башир даже посетил Беларусь) сменялись стагнацией. Эта интервальность хорошо прослеживается на динамике белорусского экспорта в Судан в 2001‑2018 гг.:

Отметим, что ни визит Александра Лукашенко в Судан в январе 2017 г., ни участие суданского контингента в войне в Йемене на стороне антихуситской коалиции не привели к значительному росту белорусского экспорта в эту африканскую страну.

Судан и Россия

Интересы России в Судане, безусловно, шире, и далеко не ограничиваются торговлей, даже включая торговлю вооружениями. В 2017‑2018 гг. совместный товарооборот составил около 500 млн долларов США, то есть, доли процента от общей внешней торговли России. По рейтингу перспективности страны, составляемому Российским экспортным центром, Судан занимает 109‑е место[1]. Российский экспорт в эту страну также не демонстрирует какую-либо устойчивую динамику:

Российские власти заявляли о перспективности совместных проектов по добыче золота в Судане, а также о возможном создании российской военной базы на побережье Красного моря, что значительно укрепило бы влияние России как в Восточной Африке, так, в перспективе, и на юге Аравийского полуострова. Это укладывается в общую картину усиления проникновения России в Восточную и Северо-Восточную Африку.

Ряд СМИ обвинили Россию в оказании помощи силам аль-Башира в подавлении протестов в начале 2019 г. Тем не менее, вопреки некоторым прогнозам, вмешательство России (даже если оно действительно имело место) в конечном счете не помогло режиму ныне свергнутого суданского президента.

Задачи новых властей Судана

В настоящее время перед Переходным военным советом стоит несколько срочных задач. Во-первых, надо как можно быстрее стабилизировать экономическое положение, ставшее катализатором выступлений. Судя по всему, встречи аль-Бурхана и Дагало с представителями Саудовской Аравии и ОАЭ позволят им получить определенные финансовые вливания от этих стран[2], но вряд ли этих денег хватит надолго, учитывая хронические проблемы в экономике Судана. Кроме того, дальнейшее судано-саудовское сближение будет объективно способствовать уменьшению влияния России в Судане, которую Эр-Рияд воспринимает как опасного соперника. Кроме того, если имели место попытки России поддержать аль-Башира в подавлении выступлений, то новыми лидерами Судана Москва может восприниматься настороженно. В этом контексте Беларусь, особенно учитывая тесные и неформальные связи с правящей семьей в ОАЭ, а также отсутствие полной подчиненности или скоординированности своей политики в Судане с Кремлем, может сохранить свои позиции в этой африканской стране.

Второй задачей является построение персональных связей с кланово-племенной элитой Судана. Как правило, этот процесс занимает долгие годы. В этом контексте очевидное преимущество у аль-Бурхана, имеющего обширные клановые связи через родство с генералом Ибрахимом Аббудом (президент Судана в 1958‑1964 гг.), а также пользующегося большим авторитетом в войсках. С другой стороны, для отстранения от власти Аввада Ибн Ауфа ему понадобилась поддержка возглавляемых Дагало сил быстрого реагирования (Rapid Support Forces). Последний явно имеет далеко идущие амбиции и уже провел отдельные переговоры с саудовским наследным принцем Мухаммадом Ибн Салманом. С другой стороны, у Дагало слабые связи с кланово-племенной элитой Судана. Все же можно ожидать в ближайшей перспективе усиления соперничества между этими двумя фигурами, а значит – дальнейшую политическую дестабилизацию.

Третьей задачей является хоть какая-то легитимизация со стороны международного сообщества. ЕС озабочен возможным ростом миграции в случае дестабилизации ситуации в Судане, но не готов напрямую поддерживать правительство, пятнающее себя брутальными подавлениями протестов с сотнями жертв. Для США проблема миграции в ЕС менее актуальна, но Вашингтон может проявить значительную гибкость, если Хартум укрепит связи с Саудовской Аравией и снизит уровень отношений с Россией. В случае же, если режим санкций против Судана будет ожесточен, это значительно усложнит работу для Беларуси и России в этой стране.

Александр Филиппов, кандидат политических наук, заместитель директора Института государственной службы Академии управления при Президенте Республики Беларусь.

[1] Видно, что, по крайней мере, в 2013-2018 гг. динамика экспорта Беларуси и России в Судан совершенно не коррелирует друг с другом, что ставит под сомнение утверждения о некой скоординированной или подчиненной политике, по крайней мере, в отношении этой страны. Более того, в 2018 г. основной статьей экспорта стали «продукты растительного происхождения».

[2] Заявлено о готовности выделить 3 млрд долларов США