2 сентября президент Казахстана Касым Жомарт Токаев впервые выступил на открытии сессии парламента. Он дал поравительству поручения и заявил о необходимости проведения реформ «без забегания вперед», но «последовательно, настойчиво и продуманно». Ранее, в конце августа, свои поручения партии власти раздал и первый президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Какие задачи призваны решить планируемые президентами изменения и что можно ждать от перезагрузки «Нур Отана», в интервью корреспонденту «Евразия.Эксперт» проанализировал политолог, биограф и историк Данияр Ашимбаев.

– На последнем партийном съезде первый президент Казахстана Нурсултан Назарбаев говорил о том, что «Нур Отану» необходимо активнее решать насущные проблемы граждан. При этом он отметил существующую проблему социального иждивенчества. Расскажите об истоках противоречий в социальной политике Казахстана.

– На первом президенте лежит функция способствовать улучшению демографии. С одной стороны, государство должно стимулировать рождаемость. С другой стороны, возникает грань, когда поддержка малообеспеченных и это стимулирование переходит в социальное иждивенчество.

Грань очень тонкая. Пособие в 20 тыс. тенге на ребенка в месяц, условно, позволяет купить ему самый необходимый расходный материал. А на 30 тыс. люди могут использовать деньги в семейном бюджете, это и стимулирует рождаемость. Провести грань мы не можем, потому что финансовые возможности в различных регионах, даже в пределах шаговой доступности, неодинаковы. Кому-то 30‑40 тыс. тенге хватает прокормить семью, а кому-то не хватает и миллиона. Даже в рамках одного мегаполиса уживаются очень разные источники и размеры доходов. У людей разные представления об уровне жизни.

Здесь вопрос не столько в денежной форме, поскольку измерять нужно в каждом отдельном случае. Это как история со списанием кредитов малообеспеченным. С одной стороны, есть добросовестные, кто брал деньги на какой-то маленький подсобный бизнес, а есть, кто купил в кредит сотовый телефон. Тут не хватит и года, чтобы понять проблему. Весь вопрос в методологии. Государство поддерживает в меру возможностей различные слои населения.

– Ситуация улучшилась в начале нулевых, когда значительно подорожала нефть…

– Ну да, стали расти пенсии и зарплаты. А когда тучные годы кончились, началась оптимизация. Государство и теперь пытается помогать, но не обходится без элементов коррупции и плохого планирования. При этом государство не хочет поддерживать социальное иждивенчество.

Ситуация, когда человек сидит на пособии по безработице и нанимает батраков для подсобных работ – из ряда вон. Такие факты имели место. Достаточно вспомнить тему с ипотечниками, у которых было несколько квартир и требования к государству закрыть их долги перед банками. То же самое относится и к рождаемости. Грань провести сложно, поэтому государство пытается действовать в обеих плоскостях, которые между собой пересекаются.

Поддержка малого и среднего бизнеса в стране точечная. А ведь помимо экономического развития, предпринимательство имеет социальные функции. Растет бизнес – растет количество рабочих мест.

Мы находимся в определенной ловушке – поддержка разных групп населения поставлена на поток с тем, чтобы из нее что-то да стрельнуло. Однако гарантий нет, потому что рухнуть может как конъюнктура, так и тенге.

Есть проблемы, возникающие чисто по логическим соображениям, а есть те, что связаны с некачественным планированием, с тем, что деньги идут через квазигосударственный сектор и расходуются не самым эффективным образом. Или через банки, которые ухитряются накинуть маржу на любой социальный проект. Есть теория, а есть реальность. Это нам хорошо показывает история с бюджетом, который переписывается и подгоняется под фактическое состояние дел. А в итоге толку нет.

– В чем, по-вашему, главная проблема социальной политики Казахстана?

– В условиях социальной напряженности при отсутствии экономического роста Министерство труда и социальной защиты населения стало самым политически уязвимым. Поэтому если мы начнем разбирать, кто несет ответственность, выяснится, что никто.

Трудом и занятостью занимается как профильное ведомство, а так и управления акиматов на местах. Непонятно, кто из них чем занимается, поэтому социальная политика стала похожа на систему оформления платежей и пособий. А социальная политика как часть экономической, стимулирующей, отсутствует. Можно запланировать создание 20 тыс. рабочих мест, но не факт, что они будут существовать долго.

– Разве государство не держит на контроле эффективность предоставления социальной помощи, не проверяет, как расходуются средства?

– Технически можно проверить. Минтруда сообщает, что по стране десятки тысяч людей незаконно получили адресную социальную помощь.

Социальная политика превратилась в систему индивидуальной финансовой поддержки, хотя она должна быть направлена на создание устойчивых рабочих мест.

А это уже часть экономической политики. Это подготовка и переподготовка кадров, стимулирование миграции из депрессивных регионов в развивающиеся. Но у нас этим занимаются разные ведомства.

Есть еще проблема образовательного заказа. Некий акимат заказывает определенное количество учителей математики и педиатров Минобру. Тот их готовит, специалисты приезжают в регион, а там либо мест нет, либо жилья. Люди уезжают обратно, а такая же заявка некоего акимата подается снова. Условно говоря, образовательный заказ формируется непрозрачно и без системы оценки. Поэтому программы трудоустройства часто дают сбои. Нужен постоянный контроль, потому что работа ведется только тогда, когда периодически «постукивают по голове».

– Какие у населения настроения на этом фоне после смены власти? Народ устраивают те, кто находится у руля?

– Здесь есть определенный дуализм. Многие хотят перемен. За годы накопилось много проблем – и по части справедливости, и по коррупции, и по закрытию социальных лифтов, и по гражданским правам и свободам. С другой стороны, мы ждали смены власти непременно с сохранением преемственности. Потому что стабильность, согласие и толерантность – это хорошо, это не хочется терять. Но и перемен тоже хочется.

И вот в стране два президента. Один отвечает за стабильность, другой – за перемены. И даже с учетом того, что оба – соратники, единомышленники, один – ученик другого, все равно есть различное видение ситуации.

Касым‑Жомарт Токаев аккуратно идет по стопам Елбасы [т.е. первого президента Казахстана – прим. «ЕЭ»]. Но одновременно на него возлагаются [надежды на] перемены, которые можно сравнить с горбачевской перестройкой, что не в стиле Токаева. И уж тем более это не приветствовалось бы Нурсултаном Назарбаевым.

– Вы рассказать о каких-либо конкретных примерах?

– Допустим, вопрос о формировании представительных органов на фоне разговоров о предстоящих парламентских выборах. Сейчас много выступают о том, что пропорциональная система неправильная, что нужно снова возвращаться к территориальным одномандатным округам. Нурсултан Абишевич отстаивал пропорциональную систему как мировой стандарт, хотя мы знаем, что в США, Германии и Франции выборы проходят по мажоритарной системе.

Мы помним, что в Казахстане переход от мажоритарной к пропорциональной системе по партийным спискам во многом был связан с сумасшедшей коррупцией на выборах. Когда и бастыки, и бизнес, и различные политические деятели боролись за места в парламенте, не обращая внимания на то, как это делается. Были и черный пиар, и скупка голосов избирателей. Это имело место быть, и пропорциональная система убила эту территориальную коррупцию.

Понятно, что без таких выборов скучнее, и народные избранники оторваны от регионов. Тем более, сейчас формирование по партийным спискам пройдет в маслихатах. Многих это не воодушевляет. Но сказать, что одна система лучше другой, нельзя. В обеих есть свои плюсы и свои минусы.

Вопрос выбора между пропорциональной и мажоритарной системами не самый принципиальный. Их легко можно совместить.

– С 1995 г. в Казахстане ни одни парламентские выборы не прошли вовремя, их всегда объявляли досрочно. 21 августа на политсовете Назарбаев сказал, что в этот раз выборы будут вовремя, то есть в 2021 году. Что вы думаете по этому поводу?

– И здесь определенный дуализм. С одной стороны, у нас так часто опровергали досрочные выборы и девальвацию, которые все равно случались, что такие заявления обычно вызывают смех. Раз сказали, что досрочных выборов не будет, значит, они точно будут.

С другой стороны, есть проблема. Сейчас два президента обсуждают между собой варианты реформ. Сложно сказать, что у обоих есть однозначное мнение. У Токаева есть свое видение реформ – он собирает национальный совет по доверию обсудить эти варианты с экспертами и спикерами. Но есть и недовольство партийной системой.

Партия «Нур Отан», заняв на политическом пространстве свыше 80% голосов, задала такую планку, падать ниже которой уже не хочется, потому что это партия первого президента. Дескать, если будет меньше 80%, то это недоверие курсу первого главы государства. С другой стороны, партия нуждается в дальнейшем развитии. Я вообще предлагал реорганизовать нынешний «Нур Отан» в движение и создать партию власти заново.

В 90‑е «Нур Отан» вообще не имел никакого большинства. Просто был одной из партий, и правительство спокойно работало с тем депутатским корпусом, который был. А в 2007 г. «Нур Отан», в который влились «Асар», Гражданская и Аграрная партии, стал единственной партией в парламенте, и это стало элементом нормы.

Перезапуск партии власти может быть в виде одной или нескольких новых партий, с тем, чтобы начать с нуля и с тем, чтобы аннулировать негатив, связанный с брендом «Нур Отан».

Вместе с тем, у «Нур Отан», при желании, есть потенциал. Как партия, которая работала хорошо при Нурлане Нигматулине и Бакытжане Жумагулове, она была полноценным механизмом. Занималась борьбой с коррупцией, работала с запросами населения. Это была эдакая общественная приемная, которая имела возможность решать все проблемы на всех уровнях. Периодически, при некоторых других руководителях, партия просто уходила в астрал и занималась мелким пиаром.

– Назарбаев поручил своему заместителю модернизировать «Нур Отан». Насколько это реально?

– Ситуация такова, что партия подчиняется не действующему, а первому президенту, и он вполне может сделать «Нур Отан» немного оппозиционной структурой. Есть перспективы заняться той работой, которой они иногда занимались. И вот такую партию можно выставлять на выборы и побеждать. Если сделать это не получится, то проще пойти на выборы с новым брендом. Определенности по этому вопросу еще не достигнуто. Если у первого заместителя председателя «Нур Отан» Бауыржана Байбека получится перезапустить партию, то за ней избиратель пойдет.

– Сколько времени может занять такой процесс и в каких именно изменениях вы видите необходимость?

– При желании достаточно 3-4 месяцев. Сейчас же партия власти не готова к выборам. Без реформ самой партии, партийной системы и электорального процесса выборы обречены на волну митингов и недовольства.

Претензии к избирательной системе были, есть и будут. Нужна либерализация, причем серьезная. Неплохо было бы провести реформу медийного поля, потому что в основе большинства сидят совершенно не вызывающие энтузиазма пропагандисты. Если все организовать нормально, без злоупотреблений адмресурсом, с нормальной повесткой дня, то «Нур Отан» может набрать и 80%, и даже 90%. И это будет заслуженно. А когда партия ничего не делает для своего имиджа, просто требует свои 80%, а акимы участвуют в гонке за голосами, то доверия ни к представительной системе, ни к власти в целом не будет.