В ходе двусторонних переговоров накануне саммита лидеров ЕАЭС президент Ирана Хасан Роухани и глава правительства Армении Никол Пашинян уделили большое внимание вопросам сотрудничества в области энергетики. В частности, страны договорились расширить программу бартерных поставок «газ-электроэнергия». Кроме этого, по словам Роухани, Иран готов к разработке новых проектов и разморозке старых – упоминался вопрос строительства Мегринской ГЭС, ветровых и солнечных электростанций. О том, насколько вероятна реализация всех этих обширных планов и какие вызовы ждут армянскую энергетику при сотрудничестве с Тегераном, проанализировал кандидат политических наук, президент Института энергетической безопасности (Армения) Ваге Давтян.

Маршрут для электроэнергии

Одним из базовых и, пожалуй, наиболее состоявшихся направлений армяно-иранских межгосударственных отношений продолжает оставаться энергетика. При этом речь идет о взаимодействии в самых разных, зачастую взаимоисключающих направлениях энергетической сферы, начиная от газотранспортной системы и заканчивая возобновляемой энергетикой. Наряду с этим армяно-иранский «энергодиалог» нередко проявляет свою сверхчувствительность по отношению к геополитическим процессам, в результате которых либо замораживаются инициированные ранее энергетические проекты (например, запущенный в 2006 г. проект Мегринской ГЭС на армяно-иранской границе), либо под угрозой оказываются уже запущенные. Впрочем, как показывает практика последних десятилетий, иранские отголоски большой геополитической игры хоть и создают некоторые затруднения для развития энергетического сотрудничества между Тегераном и Ереваном, однако в целом не приводят к парализации армяно-иранских стратегических коммуникационных систем.

Так, если рассматривать проблемы развития энергетического сотрудничества между Ереваном и Тегераном в контексте международных санкций, применяемых против Ирана, то главный актор санкционной политики – США – традиционно проявляет понимание всех тонкостей ситуации. Сводится она к тому, что блокирование энергетических коммуникаций между Ираном и Арменией, пребывающей в состоянии блокады со стороны Турции и Азербайджана, приведет к парализации армянской экономики и торговых коммуникаций со внешними рынками. Однако, надо признать, что подобная «скидка» Еревану может сохраняться до тех пор, пока армяно-иранский «энергодиалог» ограничивается имеющимися скромными объемами.

С другой стороны, геополитические аспекты данного вопроса имеют региональный срез. Именно здесь и наблюдается основная, зачастую весьма жесткая конкуренция за обладание региональными энергетическими рынками.

Ее проявления особенно очевидны в сфере формирования электроэнергетических коридоров. Как известно, сегодня в условиях реализации проекта коридора «Север-Юг» (Россия-Грузия-Армения-Иран) с предложением синхронизировать электроэнергетические системы Ирана и России выступает Азербайджан. Цель обоих проектов – заполучить статус главной электроэнергетической артерии региона, связывающей перспективные иранский и российский рынки, с обеспечением взаимных перетоков. Думается, что активная фаза «региональной электроэнергетической войны» придется на 2021‑2022 гг., хоть и сегодня можно наблюдать за ее проявлениями.

Газопровод Иран-Армения и российские интересы

Одним из базовых направлений армяно-иранского сотрудничества в сфере энергетики продолжают оставаться газотранспортные коммуникации. Построенный с целью диверсификации энергосистемы, газопровод Иран-Армения (запущен в 2007 г.) по сей день является одной из ключевых инфраструктур, обеспечивающих энергетическую безопасность Армении. При этом речь идет не об использовании данной инфраструктуры в полном объеме, а, скорее, о ее рассмотрении в качестве резервной мощности, чье наличие, в свою очередь, является необходимым условием функционирования системы энергетической безопасности.

Находясь на балансе компании «Газпром Армения» (100%-ое дочернее предприятие ПАО «Газпром»), газопровод Иран-Армения сегодня используется лишь на 20-25%. Так, в структуре импорта природного газа в Армению, ежегодно достигающего до 2‑2,2 млрд м³, лишь 400‑450 млн м³ приходится на поставки из Ирана, тогда как пропускная способность газопровода составляет 2,3 млрд м³ – объем, как видим, достаточный для покрытия всего спроса в Армении. Однако ограниченный удельный вес иранского газа на армянском рынке имеет свои объективные причины. Выделим три из них.

Во-первых, даже невзирая на повышение стоимости поставляемого в Армению российского природного газа на 15% в начале 2019 г., действующая ныне цена $165 за 1000 м³ все еще является, по сути, нерыночной. И хотя не исключено, что в связи с некоторой турбулентностью, наблюдаемой в армяно-российских отношениях, цена на российский газ для Армении в 2020 г. может подняться (в экспертных кругах и медиа то и дело говорится о возможном повышении цены на 30%), действующая в настоящее время цена, тем не менее, находится вне конкуренции. К тому же, несмотря на периодически звучащие из Тегерана заявления о готовности увеличить поставки газа в Армению с предложением конкурентной цены, данная риторика имеет преимущественно политический характер и не обладает реальным потенциалом перейти в коммерческую плоскость.

Итак, констатируем, что с момента запуска газопровода Иран-Армения по настоящее время официальным Тегераном не предложена цена, которая могла бы привести к конкуренции между «Газпромом» и «Национальной нефтегазовой компанией Ирана». Последнее имеет вполне объективные причины, так как Ирану, скорее, выгодно экспортировать свой газ в соседнюю Турцию по более высокой цене, доходящей до $220‑230.

Во-вторых, как показывают исследования, иранский газ уступает российскому своим качеством и теплотворностью. Следовательно, иранский газ должен стоить значительно дешевле российского (как минимум на 15%), чтобы было выгодно его закупать. Так, у иранского газа теплотворность на 1000 м³ составляет 7900 Ккал, тогда как у российского – минимум 8200 Ккал. К слову, российско-армянским межгосударственным соглашением установлена базовая калорийность для газа, составляющая 7900 Ккал. Если же калорийность окажется выше, то к тарифу можно приписать добавочный коэффициент – принцип, временно не действующий для Армении. Отметим, что о неудовлетворительном качестве иранского газа не раз делались заявления также со стороны других покупателей, например, Турции.

В-третьих, импорт иранского природного газа в Армению осуществляется по бартерной формуле «1 кВт.ч электроэнергии взамен на 3,2 м³ газа». Это означает, что объем газового импорта жестко привязан к иранскому спросу на произведенную в Армении электроэнергию. При этом Иран, который традиционно рассматривался Арменией (в том числе на уровне Концепции обеспечения энергетической безопасности) в качестве страны с дефицитом электроэнергии, в последние годы активно наращивает свои генерационные мощности, реализуя проекты в сферах ядерной энергетики (АЭС «Бушер-1» и «Бушер-2»), тепловой энергетики (ТЭС «Сирик»), малой возобновляемой энергетики и пр. В результате уже в 2018 г. Тегеран заявил о готовности экспортировать электроэнергию через территории Армении и Азербайджана в третьи страны.

В сложившейся ситуации в Иране наблюдается тенденция сокращения объемов взаимных поставок в рамках указанной бартерной сделки. Следовательно, газопровод Иран-Армения также не может заработать на полную мощность.

Обобщая приведенные факторы, можно констатировать, что ограниченные объемы поставок иранского газа в Армению имеют как финансово-экономические, так и технические причины. Тем не менее, важно отметить, что, несмотря на вышеизложенное, газопровод Иран-Армения обладает большой значимостью с точки зрения диверсификации и обеспечения безопасности энергосистемы Армении. Так, еще в 2016 г., в самый разгар переговорного процесса между Газпромом и правительством Грузии на предмет определения условий транзита российского газа в Армению по ее территории (газопровод «Моздок-Тбилиси»), российская сторона использовала «иранскую карту». Москва заявила о том, что в случае отказа Тбилиси заключать сделку на новых условиях Газпром обеспечит Армению природным газом посредством иранской магистрали (как известно, грузинская сторона была против предложения России получать оплату за транзит в деньгах, настаивая на продолжение получения оплаты в виде природного газа). Тем самым в очередной раз было подчеркнуто стратегическое значение газопровода Иран-Армения.

Перспективы транзита

Говоря о вопросах эксплуатации газопровода, важно затронуть также формируемую в общественно-политическом дискурсе проблему его транзитного потенциала. Сразу скажем, что все заявления об использовании магистрали в транзитных целях не выходят за рамки политической риторики и в целом весьма уязвимы с точки зрения своего прикладного значения. Как известно, в середине 1990‑х гг., в период зарождения проекта газопровода Иран-Армения, данная магистраль рассматривалась исключительно в транзитном контексте с возможностью формирования газотранспортного коридора Иран – Армения – Грузия – Черное море – Украина – Европа. Однако в дальнейшем, с приходом в Армению компании Газпром, руководство которой не скрывало своего скепсиса относительно реализации транзитной стратегии, газопровод Иран-Армения хоть и начал строиться, но рассматривался уже как магистраль, нацеленная исключительно на осуществление поставок на армянский рынок.

Тем не менее, и сегодня тема транзита то и дело оказывается в политической повестке дня Армении. Так, в 2015 г. был инициирован переговорный процесс между Ереваном, Тегераном и Тбилиси на предмет формирования газотранспортного коридора между тремя странами. Однако, с учетом инфраструктурных особенностей газопровода, в частности, его географии, никак не позволяющей обеспечить выход на армяно-грузинскую границу (газопровод заканчивается в Араратской области на юго-западе Армении), стороны приняли решение применить модель своповых поставок. В результате в рамках принятой модели была осуществлена разовая поставка всего лишь в объеме около 24 млн м³.

Причина столь скоропостижного провала свопового коридора заключалась, прежде всего, в резком и неожиданном изменении официальной позиции грузинских властей, заявивших о том, что Грузия не собирается искать альтернативу азербайджанскому газу.

Такая перемена была обусловлена двумя факторами. Во-первых, азербайджанская госкомпания SOCAR сегодня является ключевым инвестором в грузинской газотранспортной сфере, который в последние два года применяет практику приобретения магистральных газопроводов в республике. Следовательно, влияние азербайджанской компании, поставляющей в Грузию природный газ, вполне очевидно. Во-вторых, проблема кроется в нежелании Грузии, как главного союзника США на Южном Кавказе, закупать газ у подсанкционного Ирана. И хотя в рамках официального визита премьер-министра Армении Никола Пашиняна в Иран в феврале 2019 г. тема своповых поставок была вновь возвращена в повестку двухсторонних отношений, все же сложившаяся геополитическая архитектура в регионе не позволяет придать этой риторике конкретный прикладной характер.

Ваге Давтян, кандидат политических наук, доцент Российско-армянского университета, президент Института энергетической безопасности (Армения)