29 ноября в Москве состоится XVI Международная конференция «Евразийская экономическая интеграция», организатором которой выступает Евразийский банк развития. Роль подобных ему институтов станет одной из тем обсуждения участников, наряду с такими вопросами, как интеграционные и протекционистские мировые тенденции. В преддверии мероприятия корреспондент портала «Евразия.Эксперт» побеседовала со статс-секретарем, заместителем председателя Правления Евразийского банка развития Андреем Крайним о значении деятельности ЕАБР для евразийской интеграции, вызовах, с которыми Банку приходится сталкиваться, и развитии его инвестиционной стратегии.

– Андрей Анатольевич, Евразийский банк развития – международная структура, которая имеет непосредственное отношение к процессу евразийской интеграции. Какую, на Ваш взгляд, роль играет сейчас Банк в процессе ее становления?

– У евразийской, равно как и у любой интеграции, существует два измерения: политическое и экономическое. Если говорить о политическом измерении, то лидеры наших стран продемонстрировали волю к интеграции, был создан Союз, в который на сегодняшний день входит пять стран, Молдова является наблюдателем, а другие страны начинают активно присматриваться. И это замечательно, что есть политические решения и политическое видение. Но для того, чтобы объединение существовало не только на бумаге, необходимы экономические связи.

В идеале следует создать систему, которая будет отчасти повторять то, что сложилось в масштабах планеты: то есть интеграция с разделением возможностей и компетенциями каждой страны.

Ведь что такое Союз? В нем есть политическая составляющая, юридическая, (когда снимаются взаимные барьеры, унифицируют законодательство, а таможенная граница проходит по внешнему периметру этих стран, то есть обеспечивается полностью свободное движение товаров и услуг внутри объединения). Это у нас сейчас уже имеется. Теперь нужны экономические проекты, которые действительно объединят.

К примеру, мы сегодня работаем над одним амбициозным проектом, но анонсировать его не будем, пока не подписан. Если вкратце, на территории одной из наших стран есть завод, производящий лифты, которые не уступают OTIS. Есть программа, которая подразумевает замену лифтов в масштабах нескольких стран нашего Союза. Почему бы нам не профинансировать ее? Ведь это – реальный вклад в интеграцию.

Если говорить именно о евразийской интеграции, то у нее есть до сих пор масса проблем – нет полной унификации законодательства, идут постоянные споры о расщеплении таможенных платежей и о том, сколько кому процентов от них должно доставаться. Но ведь и Евросоюз тоже этим занимался очень долго, и до сих пор у некоторых стран ЕС есть ощущение обиженности, что их обделили, недодали и так далее. Там есть обида на две страны-локомотива (Францию и Германию). Но мне представляется, что в нашей ситуации Евразийский банк развития – это как раз локомотив экономической составляющей интеграции.

Статс-секретарь, заместитель председателя Правления Евразийского банка развития Андрей Крайний.

– 29 ноября Евразийский банк развития проведет XIV Международную конференцию «Евразийская экономическая интеграция». Какие темы в рамках мероприятия станут основными, на что будет сделан акцент в экспертной дискуссии?

– В мире сейчас одновременно существуют две расходящиеся тенденции, что очень интересно. Мы видим, как Америка разрывает свои торговые связи и начинает торговые войны, занимается протекционизмом, а учитывая ее вес в мировой экономике, делает она это, как обычно, без элегантности. Страны сейчас начинают заниматься протекционизмом, трещат по швам такие мировые конструкции, как ООН и ВТО, рвутся к власти и набирают голоса в Европе левые. С другой стороны, есть интеграционные объединения, которые, пусть и с проблемами, но все же существуют, и так же, как и мы, занимаются интеграцией. Об этом мы и попробуем поговорить на конференции, рассмотреть эти разнонаправленные тенденции, и уверены, что участникам это будет не менее интересно обсудить.

Там будет масса вопросов и о барьерах, и о цифровом глобализме, но, на мой взгляд, самое интересное – посмотреть, как эти тенденции можно увязать, и можно ли это сделать в принципе. Не совершаем ли мы ошибки, занимаясь сейчас созданием Союза, в то время как многие страны занимаются конкретным, по сути, протекционизмом? К слову сказать, поэтому конференция и вызывает интерес и у бизнес-сообщества – потому что все хотят заглянуть за горизонт, понять, что будет завтра, и начать готовиться к изменениям. Не зря ведь китайцы пишут слово «кризис» двумя иероглифами: первый обозначает проблемы, а второй – новые возможности.

Уверен, это будет довольно интересная дискуссия. Уже сейчас довольно много записавшихся участников, 14 серьезных выступающих и еще один спикер требует предоставить ему слово. Кроме того, мы все время пытаемся сделать так, чтобы наши мероприятия в первую очередь были интересными. Ведь если это неинтересно, то не работает вообще. И любые, даже самые благие и умные слова, пожелания и действия не будут восприниматься.

– В рамках мероприятия особое внимание привлекает наличие секции, посвященной гуманитарным аспектам евразийской интеграции.

– Верно. Потому как социологические опросы показывают, что граждане Союза и понятия не имеют о том, что существует эта интеграция, и это с учетом того, что уже сегодня стало очевидно: все работает, и сделано не для картинки, не для того, чтобы порадовать лидеров стран. Интеграция реально работает, и есть реальные проекты.

Так вот, эту гуманитарную составляющую конференции я бы назвал даже не просвещением, а информированием, которым никто, к сожалению, сегодня не занимается.

Мы по мере своих сил начинаем стараться давать информацию в СМИ наших стран, чтобы люди видели и понимали, что эта интеграция существует и реально приносит пользу для них.

– Давайте перейдем от самой конференции к ее основным участникам – а это специалисты-аналитики, исследователи, которые занимаются интеграцией. Сейчас очень популярны «фабрики мысли», они активно развиваются. У вашего Банка также есть такая структура – Центр изучения интеграции.

– Да, самое интересное, у нас «фабрика мысли» появилась раньше, чем это название в русском языке. И даже раньше, чем наш Евразийский экономический союз.

– Вы можете рассказать о Центре? Какую функцию он выполняет сейчас, и насколько сейчас вообще актуально иметь свою внутреннюю структуру, которая занимается анализом евразийского пространства?

– Если сам Банк был основан в 2006 г., то Центр изучения интеграции – лишь спустя 5 лет, в 2011 г. И это случилось не потому, что захотелось создать еще одно подразделение внутри Банка, а потому, что стало понятно: это действительно нужно. В первую очередь перед Центром была поставлена прикладная задача – он должен был отслеживать тенденции макроэкономического развития наших стран. Аналитики Центра должны были подсказывать, куда движется та или иная экономика страны, что от нее можно ожидать, будет ли она расти или падать.

В этом смысле они своей научной мыслью удовлетворяют наши проектные усилия, и задачу они выполняют.

Кроме того, сотрудниками написано и издано 10 монографий, реальных научных работ. Они очень помогают нашей Евразийской экономической комиссии, которая в своих отчетах ссылается на них. Было замечено и общественностью, и прессой, что мы набрали очень сильную команду аналитиков. И понятно, что никто ничего подобного не делает на всем евразийском пространстве по уровню и качеству. Наши сотрудники издают монографии, они пользуются востребованностью, сопровождают всю нашу деятельность и пытаются заглянуть за горизонт, что доказывает нашему Банку, что эта организация нам нужна (и поверьте, у нас никого не надо в этом убеждать). Я вижу, как администрации президентов на евразийском пространстве также внимательно изучают то, что мы пишем. У нас были случаи, когда с нами пытались оспорить наши данные, но мы садились за стол и доказывали в итоге, что все именно так.

– Направление работы Центра изучения интеграции отчасти пересекается с профилем работы Евразийской экономической комиссии. Как Банк на это реагирует?

– Совершенно спокойно, мы в этом плане щедры и готовы делиться своими знаниями и своей информацией. А потом, понимаете, мы ведь не банк Евразийского союза. Учитывая, что в нашем составе еще и Таджикистан, мы немного шире, да и создавались мы раньше. И если ЕЭК нашей работой пользуется, то мы только рады.

Все главные задачи для Банка ЦИИ выполняет – он дает прогнозы, анализы и тенденции, более того, порой наши аналитики порой нам указывают, какие сектора экономики стран, входящих в Банк, могли бы быть нам интересны, что, на их взгляд, будет развиваться наиболее активно. Поэтому ничего страшного и уж тем более обидного в ситуации нет, помогаем и будем дальше помогать, мы ведь делаем одно дело.

– А какие аспекты евразийской интеграции выступают наиболее востребованными с точки зрения экспертного и аналитического сопровождения, на Ваш взгляд?

– Мы занимаемся не только макроэкономикой, но и финансовыми показателями, более того, у нас внутри Банка существует такой показатель, как интеграционность того, что мы кредитуем. ЦИИ, кроме всего прочего, изучает еще и мировой опыт интеграции, мы же не первые, кто строит союз. Скажу больше, уже сейчас страны обращаются к Банку с артикулированным интересом о вступлении. И для всех этих стран является принципиальным вопрос о том, не будет ли для них членство в Банке оборачиваться необходимостью взятия каких-то политических обязательств, а уж тем более военно-политических. И мы всем им объясняем, что вхождение в Банк означает только экономическое сотрудничество.

Наши аналитики изучают мировой опыт, ведь существует масса организаций разного рода деятельности. Да, может быть, это в большей степени для ЕЭК необходимо, но нам также это важно.

Надо понимать, с какими подводными камнями сталкивались те, кто также строил союз, и с какими вызовами мы, как Банк, можем, столкнуться.

Порой бывает так, что у нас не идут какие-то проекты не потому, что у нас плохая финансовая модель, а потому что существуют некие барьеры (тарифные, таможенные или еще какие-то), которые мешают этому состояться. Например, Таджикистан – страна, которая не является членом ЕАЭС, поэтому постоянно существует проблема с НДС у них, если они что-то покупают в России, Казахстане или Беларуси (как платить, когда, кому, платить ли вообще). То есть, с одной стороны, Таджикистан входит в Банк и делает проекты внутри, с другой стороны мы сталкиваемся с такими проблемами, из-за чего начинают трещать финансовые показатели. Поэтому здесь важно не сидеть и думать, что мы все знаем сами, а изучать мировой опыт во всех аспектах.

– Вопрос по поводу Стратегии банка. Председатель правления ЕАБР Андрей Бельянинов еще в апреле говорил о том, что многие цели Стратегии уже почти выполнены или даже перевыполнены, ввиду чего шла речь о ее возможном пересмотре и корректировке. Можете ли Вы рассказать, как сейчас идет процесс реализации Стратегии?

– С удовольствием поделюсь, тем более что это – реальные цифры, а не Потемкинские деревни. Новая команда, которая пришла в Банк, работает два года с небольшим, и в 2017 г., когда мы принимали эту стратегию, казалось, что она сделана «на вырост». Мы тогда говорили, что к 2022 г. объем текущего инвестиционного портфеля у нас увеличится до $3,6 млрд, а по факту получилось так, что на 1 января 2019 г. объем текущего портфеля составил $3,944 млрд. То есть, на сегодня уже один из важнейших показателей стратегии перевыполнен.

Это связано с тем, что мы гораздо активнее начали себя вести на рынке кредитов. У нас было прописано в Стратегии обретение якорных клиентов, которым мы будем выдавать крупные кредиты, и такие клиенты у нас появились.

Нам надо переделывать Стратегию ровно потому, что мы сейчас стоим на пороге нескольких по-настоящему крупных интеграционных проектов. Не могу пока о них говорить, потому что они еще в работе, но, тем не менее, есть проекты, которые мы реализуем уже (это ЗСД в Санкт-Петербурге, например, газопровод в Нур-Султан и другие). Кстати, как раз вот эти проекты и являются отличной возможностью рассказать обычным людям о том, что дает интеграция: ведь от наличия удобной транспортной магистрали и газификации каждого дома жизнь изменяется в лучшую сторону. Вот это примеры интеграции для людей в действии, которые прокредитовал Евразийский банк развития, созданный шестью странами.

Раньше у Банка существовала проблема избыточной ликвидности: слишком много денег и мало проектов. Сегодня мы реализуем 96 проектов, а это много для коллектива в менее чем 300 человек. Да, проекты все разные, не все миллиардные в долларовом эквиваленте, но проблема с ликвидностью исчезла, потому что банк активно кредитует и ведет себя в рынке.

К слову, в прошлом году мы дали $1,6 млрд. кредитов, а ЕБРР – $0,53 млрд. на этой же территории. Да, можно сказать, что ЕБРР действует на более широкой территории, но мы сейчас говорим о наших шести странах, в которых мы дали в 6 раз больше, чем ЕБРР. Ведь ЕБРР требует гарантию правительства для выделения средств, но не все проекты покрываются ею.

А что такое гарантия правительства? Это значит, что оно должно деньги под это предусмотреть, что бывает порой сложно для бюджетов. Это может быть не так сложно для России и Казахстана, а для маленьких экономик это – очень непросто.

Мы же, в отличие от ЕБРР, более гибкие, и никогда не ставим никаких политических условий. Поэтому сейчас мы сталкиваемся с уже новыми вызовами, о которых не думали, когда была избыточная ликвидность.

Во-первых, мы вышли на очень конкурентный рынок, а во-вторых, крупные российские банки начинают выходить на нашу площадку. Мы не коммерческий банк и прибыль для нас – не самое главное и уж точно не то, за что нас будут ругать акционеры, если мы вдруг заработаем меньше. У нас в работе сложные, длинные инфраструктурные проекты.

Так вот, я хочу сказать, что российские банки поднакопили ликвидность и почувствовали вкус к таким проектам длительным и уже сегодня тоже в них идут. Благодаря этому конкуренция нарастает, и борьба за хорошего заемщика идет. Происходит некий парадокс – мы не идем в малый бизнес в РФ и Казахстане, в отличие от других стран, но мы финансируем малый и средний бизнес через банки второго уровня, потому что мы не в состоянии держать огромные представительства в Армении, Таджикистане и Киргизии, да и нужды в этом нет никакой, так как есть банки второго уровня, через которые мы осуществляем поддержку малого и среднего бизнеса. А российские банки многие могут себе это позволить просто в силу своих размеров (Сбербанк, например).

Есть момент и со статусом ЕАБР, который не дает нам конкурентных преимуществ в тех же госпроектах, ведь мы не российский банк. Такие же вопросы и с валютами. Тогда, в 2006 г., это было правильно, а сегодня нам хотелось бы работать в валюте стран-участниц ЕАБР. Сегодня в долларах и евро кредиты могут брать только те, у кого выручка формируется в валюте. Им это выгодно, так как и ставки ниже, соответственно. А если вы планируете проект на территории Казахстана, выручка у вас будет в тенге, зачем тогда вам долларовый или рублевый кредит? Зачем вам терять деньги? Вы уйдете в тенге, естественно.

Так что нашу стратегию мы пересматриваем, она будет по-прежнему амбициозной, но с учетом тех вызовов, с которым мы столкнемся уже на рубеже 2021‑2022 гг.

Беседовала Ксения Волнистая