Беларусь и США наладят прямой контакт между своими парламентами: об этом договорились 18 февраля делегации Комитета по международным отношениям Сената Конгресса США и Постоянной комиссии по международным делам Палаты представителей Нацсобрания Беларуси. Этот шаг продолжает линию Минска на «завершение периода холода» и сближение с Вашингтоном, в рамках которой в белорусскую столицу зачастили высокопоставленные американские чиновники. Однако их речи о поддержке США Беларуси не находят отражения в практических делах, считает научный сотрудник ИМЭМО РАН Сергей Кислицын. В интервью «Евразия.Эксперт» он оценил перспективы изменения белорусско-американских отношений и рассказал, в чем состоит интерес Вашингтона в республике.

– Сергей Владимирович, после турне госсекретаря США Майка Помпео по постсоветскому пространству наметилась активизация контактов стран региона с Вашингтоном. Например, Беларусь и США запустили диалог по межпарламентской линии. Что за этим стоит?

– Если говорить в целом про постсоветское пространство, то стратегия США, естественно, тут не очень хитрая. Во-первых, это конкуренция с Российской Федерацией за сферы влияния на постсоветском пространстве. Вся эта история, которую мы наблюдаем в последние годы, в том числе проблема с Украиной, активная работа американских неправительственных организаций в Киргизии – это все ведется на наращивание влияния Соединенных Штатов.

Если говорить о Белоруссии, то первое, что я хотел бы отметить: если смотреть на двухсторонние американо-белорусские отношения с самого момента признания в конце 1991 г. Белоруссии независимой страной, то можно заметить, что этих отношений как таковых не существует.

– В каком состоянии находится договорная база белорусско-американских отношений?

– Почти за 30 лет стороны заключили всего 9 договоров по разным сферам (один договор о торговле, один о безопасности, а конкретно по контролю над вооружением, один договор по атомной энергетике и так далее). Какая-то динамика развития отношений отсутствует в принципе. Точно также отсутствует и торговый оборот между двумя странами, потому что для Беларуси США составляют 1% экспорта (то есть 1% белорусского экспорта уходит в США), а для американцев это даже меньше процента, то есть находится в рамках погрешности.

Таким образом, каких-то зацепок для выстраивания отношений здесь нет. Есть связка с Москвой, поскольку, если есть какие-то российско-белорусские противоречия, то, безусловно, Соединенные Штаты будут на этом играть, это представляется очень логичным в рамках внешнеполитической конкуренции.

А так, в целом для какого-то взаимного интереса, особенно со стороны Соединенных Штатов, больше предпосылок не существует.

Еще здесь можно отметить, что сам белорусский президент находится под американскими санкциями. Так что, как вы понимаете, отношений между двумя сторонами не существует в принципе, как и какого-то интереса для их развития (кроме политического, в антироссийском ключе или еще в каком-то – например, создание каких-то союзов на территории постсоветского пространства).

Важный залог успеха для развития отношений с Соединенными Штатами – это наличие взаимных экономических связей и интересов. Это является и стимулом для развития отношений, и перестраховкой. Например, как в случае с Китаем, с которым какой-либо военный конфликт в принципе невозможен из-за высокой экономической интеграции.

– США пообещали обеспечить Беларусь нефтью «на сто процентов». Что стоит за данными заявлениями, и насколько американская альтернатива реалистична и выгодна Минску?

– Во всяком случае, это дороже, чем нефть из Европы.

– В Госдепе США транзит газа через территорию Украины называют элементом стратегического сдерживания России. Следует ли ожидать, что Вашингтон попытается использовать другие постсоветские страны для сдерживания или влияния на Россию?

– Если будут какие-то зацепки, то, конечно, они могут попробовать что-то развить. На Украине самый простой и понятный вариант касается экспорта газа в Европу. Это объясняется логично, потому что Россия – крупный экспортер газа, для которой экспорт энергоресурсов составляет гигантскую часть ВВП. Соответственно, американцы и планируют на него давить, препятствуя строительству «Северного потока-2».

Если посмотреть на ситуацию с Украиной, то это как бы замок для наших внешнеполитических действий, потому что, если сохранить экспорт газа только через Украину, то, соответственно, эту трубу можно контролировать кем-то еще.

В этой ситуации все становятся взаимозависимыми, то есть появляется некая экосистема, в которой мы зависим от Украины и транзита, Украина зависит от нашего газа, так как он идет через ее территорию и так далее. То есть здесь понятно, как можно воздействовать.

В случае же с другими странами все не так просто, так как поставки газа везде конечные, и в целом они не такие серьезные, а часть из них вообще идет напрямую (в Китай, например). И подобных рычагов давления на постсоветском пространстве я пока особо не вижу.

– Может ли быть дополнительно использован военно-политический фактор для давления на Россию?

– Такой аспект с Украиной и НАТО или со вступлением Грузии в НАТО в перспективе. Эти рычаги давления есть, но здесь тоже очень много проблем, ведь НАТО – все-таки межнациональный военный блок, и Соединенные Штаты до конца и целиком решать там не могут все задачи так, как им хочется.

В том числе это касается и включения Грузии в НАТО, потому что у Грузии есть противоречия в рамках территориальной целостности (Абхазия и Северная Осетия), а страна с какими-то территориальными противоречиями не должна приниматься в НАТО. Соответственно, либо Грузия отказывается от претензий на эти территории, либо она не принимается в НАТО. Здесь очень много проблем.

Беседовала Елизавета Неупокоева