После развала сделки ОПЕК+ рынки лихорадит: обвалы ключевых индексов происходят с завидной регулярностью. По оценкам Блумберг, цена на нефть упадет до $20 к середине апреля и продолжит снижаться. На этом фоне Вашингтон обещает вступить в нефтяную войну, рассматривая, в том числе, возможность объединиться с Саудовской Аравией против России. О перспективах такого объединения и о том, что может помочь постсоветским странам справиться с кризисом в мировой экономике, корреспонденту «Евразия.Эксперт» рассказал доктор экономических наук, заместитель директора Русской экономической школы Азербайджанского государственного экономического университета Эльшад Мамедов.

– 6 марта страны ОПЕК+ провалили переговоры о дальнейшем сокращении добычи, что вызвало обвал нефтяных цен. Россия отказалась утвердить дополнительное ограничение добычи на 1,5 млн баррелей в сутки, объяснив, что выпадающие объемы немедленно занимают США. Как вы оцениваете решение России? Была ли острая необходимость в сокращении добычи нефти?

– Обвал цен на нефть – результат целого набора факторов. В первую очередь, это в целом ситуация, связанная с приближением нового мирового экономического кризиса. Мы видели, что те меры стимулирования экономики, которые реализовывались в США с конца прошлого года, не давали эффекта. Кроме того, безусловно, распространение коронавируса очень негативно повлияло на экономическую ситуацию, и я считаю, что здесь очень значительная составляющая связана с той пропагандистской кампанией, которая развернута вокруг распространения этой инфекции. Есть все основания полагать, что это далеко не случайно.

С другой стороны, решение о фактическом приостановлении формата ОПЕК+ тоже сказалось на уровне мировых цен на нефтепродукты. Мы видим, что на самом деле сегодня сложилось достаточно негативная ситуация с точки зрения динамики нефтяных цен для многих стран-экспортеров нефти. Если анализировать действия Российской Федерации по отказу от дальнейшего сокращения добычи нефти, то в целом этот подход оправдан, потому что на самом деле речь уже шла не о пролонгации соглашения, не о продолжении политики сдерживания политики нефти, а о дополнительной волне сокращения добычи.

Таким образом Россия фактически поддалась бы шантажу со стороны Саудовской Аравии, с большой долей вероятности, можно сказать – США.

Это значительно ослабило бы имидж России, чего ни в коем случае нельзя было допустить, потому что Россия фактически потеряла бы статус одного из ключевых игроков на мировом энергетическом и нефтяном рынке.

Мы видели, что потерю и уход с мирового нефтяного рынка участников ОПЕК+ компенсировала агрессивная политика США, в определенном смысле – нефтяная стратегия Бразилии, что меняло конфигурацию на мировом нефтяном рынке не в пользу РФ. Дальнейшее сокращение добычи нефти привело бы к еще большему усилению позиций американской нефтяной индустрии на мировом рынке. Сланцевая революция в США получила бы мощный инвестиционный стимул, и это в дальнейшем привело бы к большему ослаблению позиций России.

Я не хочу сказать, что решение о прекращении формата ОПЕК+ – это решение Российской Федерации. Я склонен считать, что это решение связано с тем, что фактически против России были выдвинуты заведомо невыполнимые условия, в результате чего та, сохранив свою самостоятельность и учитывая национальные экономические интересы, отказалась идти на дальнейшее углубление процессов сокращения добычи нефти. Так что позиция РФ по этому вопросу была оправдана.

– Некоторые эксперты утверждают, что Саудовская Аравия, обрушила цены на нефть под диктовку США – не из-за излишков нефти на мировом рынке, образовавшихся по причине вспышки коронавируса, а для того, чтобы ослабить экономику России, подорвав тем сам энергетическое влияние Москвы на европейском рынке. Каково ваше мнение по данному вопросу?

– Политический подтекст на нефтяном рынке существует всегда. Очевидно, что отношения между США и Саудовской Аравией носят стратегический характер. Но, всё же это не те отношения, которые были между ними в конце 80-х гг. накануне развала Советского Союза. Здесь все же нужно отметить, что Саудовская Аравия, как и в целом картель ОПЕК, не имеет решающего голоса на нефтяном рынке. Вместе с тем, несмотря на то, что участники нефтяного рынка в большей степени диверсифицированы, нежели это было в 80-х, США сами стали одним из ключевых центров силы с точки зрения именно нефтяного предложения.

В данный момент, благодаря тому, что с точки зрения ослабления позиций России на мировом нефтяном рынке интересы саудитов и США совпадают, я склонен считать, что какое-то соглашение между США и саудитами по фактическому срыву формата ОПЕК+ было. Определенное влияние на политику в целом и на экономическую политику Саудовской Аравии со стороны США сохраняется, хотя это влияние, безусловно, не столь существенно и решающе, каким было в конце прошлого столетия.

– В аналитических кругах также высказывают мнение, что нефтяная война может закончиться для Эр-Рияда банкротством. Вам не кажется, что Саудовской Аравии нужно сесть за стол переговоров с Россией?

– Позиция Саудовской Аравии в краткосрочной перспективе будет заключаться в том, что придется все же договариваться, потому что ее экономика очень сильно связана с мировыми ценами на нефть. Несмотря на внушительные золотовалютные резервы и объёмы активов, ее резервы не бесконечны. С другой стороны, есть проблемы и в финансах, с точки зрения управления бюджетными процессами. Кроме того, есть внутриполитические противоречия. Все это говорит о том, что для саудитов возникнет вопрос о необходимости согласованной позиции с другими ключевыми участниками нефтяного рынка. Я не исключаю того, что мы станем свидетелями каких-то возможных новых форматов ценообразования на нефть.

В целом определенная неясность и даже, возможно, панические настроения, на данный момент существуют во всех столицах мира. Это связано с надвигающейся неопределенностью с точки зрения последствий приближающегося мирового экономического кризиса, непонятной до конца ситуацией с пандемией коронавируса, с очень сложной ситуацией по нефтяному рынку. Поэтому ожидать в краткосрочной перспективе какого-то решения от ОПЕК+ по каким-то другим форматам стабилизации цен на нефть пока не приходится.

Я думаю, что мы станем свидетелями диалога между странами ОПЕК+. В первую очередь это касается двух участников – Саудовской Аравии и Российской Федерации. Я не думаю, что эти страны будут ждать полного коллапса экономики друг друга, потому что здесь ставки очень высоки. Цены на нефть в районе $20-30 – те цены, которые будут иметь очень негативное последствие для экономики РФ и СА. На самом деле все эти высокие цены на нефть в $50-60-70 – спекулятивные. Ясно, что в условиях нового технологического уклада, в условиях, когда экономика серьезно трансформируется, реальная стоимость нефти далека от тех, которые мы видели, не говоря уже о показателе в $100 с лишним.

Без спекулятивной, административной составляющей поднять цены хотя бы до уровня $50 не получится. Все основополагающие тенденции мировой экономики, технологические факторы говорят об этом. Без согласования, без административного фактора, без спекулятивного фактора в сторону повышения цен добиться какого-то их существенного роста не получится. Все это подталкивает участников уже бывшего формата ОПЕК+ к дальнейшему сотрудничеству. Поэтому думаю, что диалог здесь возможен.

– Как падение цен на нефть и коронавирус влияют на мировую экономику? С какими последствиями столкнется человечество?

– На мой взгляд, пропагандистская, политическая составляющая вокруг коронавируса столь весома, что говорить о последствиях пандемии, объявленной Всемирной организацией здравоохранения, в отрыве от того, что происходит в целом в мировой политической системе, в мировой экономике, было бы неправильным. Падение цен на нефть и коронавирус уже влияют на мировую экономику и это влияние весьма существенное.

Вместе с тем я считаю, что более глубинными, фундаментальными факторами, являются факторы, связанные со структурными диспропорциями в мировой экономике и с тем, что будучи доллароцентричной, с резким перекосом в сторону финансового сектора, несбалансированная мировая экономика пришла в состояние фактически полной потери эффективных рычагов управления.

Мы видим, что резкое снижение процентной ставки со стороны Федеральной резервной системы США два раза в течение месяца не дает никаких целевых результатов.

Это говорит о том, что прежние рычаги управления, прежняя парадигма движения мировой экономики уже неэффективна. Налицо падение эффективности капитала в целом, глубокий структурный комплексный кризис в мировой экономике.

В этих условиях, безусловно, мы сталкиваемся с тем, что невозможно ни стимулировать спрос в тех странах, которые долгие годы были лидерами с точки зрения мирового экономического развития, ни расширять при этом рынки. Потому что рынки, которые были глобализированы, не имеют дальнейшего потенциала для роста. Мы фактически пришли к кризису капиталистической модели экономики, и думаю, что этот кризис является настолько глубоким, что пора говорить о конце капиталистической модели.

– Федеральная резервная система США, которая выполняет функцию центрального банка страны, на экстренном заседании снизила ключевую ставку с диапазона 1-1,25% до 0-0,25% из-за ситуации с коронавирусом. Какие будут последствия?

– Снижение учетной ставки, тем более такое радикальное – тяжелая артиллерия ФРС. Несмотря на то, что в течение месяца ФРС дважды этим воспользовалась, результат или нулевой или даже отрицательный, потому что рынки не реагируют на это должным образом. Позитивного скачка или динамики, значительной коррекции не наблюдается. Это говорит о том, что регулирование трендов мировой экономики путем коррекций учетной ставки со стороны ФРС перестает быть эффективным. Мировая экономика ни на что не реагирует, хотя должна была.

В перспективе рассчитывать на действия по коррекции учетных ставок, которые имели бы эффект, не приходится. Думаю, что в будущем американская администрация будет прибегать уже даже к административным решениям. Регулятивные решения теряют свою эффективность. Монетарные методы регулирования экономики фактически показывают свою полную несостоятельность. Думаю, что в этом плане эффективность ФРС в целом резко упала.

– С одной стороны, нефтяная война, с другой – коронавирус, парализовавший работу многих промышленных предприятий, авиалиний, торговых центров и так далее. Как, на ваш взгляд, оба эти факторы отразятся на экономике и валютах стран постсоветского пространства?

– И нефтяная война, и коронавирус, и в целом приближение мирового экономического кризиса, конечно, повлияют на динамику экономического развития постсоветских стран, на позиции их валют негативно. Потому что на самом деле мы должны констатировать, что после развала СССР, за некоторыми незначительными исключениями, постсоветское пространство превратилось в сырьевой придаток Запада, а потом, в определенной степени, и Юго-Восточной Азии. Никаких существенных высокотехнологичных экспортных сегментов постсоветская экономика не получила, за исключением определенных направлений, которые, тоже были заложены именно в период советской власти. Все эти проблемы привели к тому, что постсоветское пространство вышло на неэквивалетный внешнеторговый обмен с остальным миром. В результате конъюнктура цен на сырье, которое являлось основой экспорта постсоветского пространства, фактически стала подрывать основы его экономического развития, в том числе – валютный рынок.

В ближайшие годы на постсоветском пространстве тоже будут происходить весьма непростые процессы. Но это период, когда нужно переосмыслить парадигму развития экономики на постсоветском пространстве и перейти к новому формату управления, к новой структуре экономики.

Она должна быть основана на инновационно-инвестиционной составляющей, на внедрении достижений научно-технического прогресса, на подъеме и развитии конкурентоспособности высокотехнологичных секторов с тем, чтобы выйти на более эквивалентный внешнеторговый обмен со всем остальным миром. Здесь очень многое придется делать сообща.

Экономическая парадигма управления развитием на постсоветском пространстве требует коренного переформатирования, и региональное сотрудничество, углубление интеграционных процессов на постсоветском, на евразийском пространстве будут краеугольным камнем. Думаю, ни одна страна в одиночку не сможет выйти на позитивную экономическую динамику. Углубление экономической интеграции на евразийском пространстве, кооперационных процессов – тот путь, который может привести нас к ней в долгосрочном формате. К этому все страны постсоветского и евразийского пространства должны прийти.

С негативными последствиями мирового экономического кризиса придут и возможности. У нас имеются точки роста, у нас имеется потенциал с точки зрения наращивания механизмов стимулирования спроса, с точки зрения наращивания инвестиций, денежно-кредитной активности. При адекватном управлении страны постсоветского пространства, Евразии, могут стать одними из точек роста в посткризисной экономике.

– Некоторые страны выразили разочарование в европейской солидарности в контексте борьбы с эпидемией коронавируса. Как вы это объясните?

– В целом Евросоюз и его экономика переживают не лучшие времена. Я думаю, что это один из тех регионов, где влияние мирового экономического кризиса будет очень существенным. Поэтому говорить о какой-то европейской солидарности очень трудно.

С самого начала формирования характеризовать Евросоюз как структуру с высоким уровнем сбалансированности как по экономической, так и политической и гуманитарной составляющей было бы неправильно. С момента создания в ЕС были лидеры и аутсайдеры. Были страны, которые получили мощный стимул для прироста с точки зрения наращивания рынков. Были страны, лишенные значительных сегментов своего реального сектора благодаря интеграции в Европейский союз. Сейчас в условиях кризиса эти диспропорции начинают проявляться в еще более очевидной форме.

Будущее Евросоюза туманно. Противоречия внутри организации и в отношениях ее с внешними экономическими и политическими партнерами будут усугубляться. Мы станем свидетелями форматирования новых центров экономической активности, формирования новых валютных зон и я не уверен, что в нынешнем состоянии Евросоюз будет гармонично укладываться в новую структуру мировой экономики.