В начале июня представитель США в Беларуси заявила, что уже летом этого года Вашингтон намерен направить в Минск нового посла. Неизвестно, будет ли это до выборов президента 8 августа или после. Но на должность посла уже утверждена заместитель помощника госсекретаря в бюро европейских и евразийских дел Джули Фишер. Учитывая, что предыдущий посол США покинул Минск на фоне обвинений во вмешательстве американских дипломатов во внутренние дела страны, возникает вопрос: изменился ли подход Госдепартамента к работе в Беларуси? Об этом корреспондент «Евразия.Эксперт» побеседовал с политологом-американистом Дмитрием Дробницким.

– Дмитрий Олегович, почему США решили обменяться послами с Беларусью именно сейчас?

– Беларусь играет в многовекторность, а Соединенным Штатам в данном случае поддержать это ничего не стоит. Потенциальная выгода налицо, а расходов – практически никаких, вот и вся их логика в данном случае. Если удастся таким образом блокировать интеграцию Беларуси в евразийские структуры, то они задешево получают результат. Если не удастся, то будет «не догнали, так хоть согрелись».

У США исторически было достаточно много таких проектов, которые были и удачными, и неудачными. Больших вложений не делается, в данном случае переход от разговоров о том, что [президент Беларуси Александр] Лукашенко является последним диктатором Европы к вовлечению Беларуси носит характер «на всякий случай». Тем не менее, туда действительно направляют представителя, который может вмешаться и помочь, если ситуация будет развиваться по дезинтеграционному пути. Я думаю, что это именно так, но принципиальное решение принималось еще в прошлом году: уже были дипломатические контакты, говорили о том, что они вот-вот вернут посольство.

– Ранее Фишер работала временным поверенным США в России, а также была сотрудником американских посольств в Грузии и Украине. С чем связано ее нынешнее назначение в Беларусь, и какого стиля работы можно ожидать от этого дипломата?

– Очень стандартного. Посмотрите на Йованович, бывшего посла на Украине и других. Я не беру сейчас более профессурных послов типа Майкла Макфола. Это абсолютно стандартный специалист Госдепартамента США по делам Восточной Европы и России.

Со времен окончания Холодной войны специализированных экспертов отдельно по Украине, России, Грузии, Казахстану или другим странам нет.

Это либо старые советологи или их ученики со знанием примитивного русского языка, либо достаточно упертые идеологически сотрудники, которых тоже воспитывали в различного рода университетах и мозговых центрах Америки, и для которых все это пространство – более-менее единое. У них там есть один фокус внимания – Москва, а все остальное… что от Москвы будет отходить, вот и замечательно.

Вообще, состояние американской экспертизы по постсоветскому пространству находится не на очень высоком уровне. Этот скандал в Вашингтоне, когда допрашивали различных экспертов по Украине, показал, что никаких знаний (не идеологических установок, а конкретных знаний) по этой стране и даже о планах Москвы в отношении этой страны там пока немного. В орбиту высоких политиков попадают в Вашингтоне самые разные люди: например, различного рода экспаты украинские или грузинские и так далее (уж Михаила Саакашвили куда только ни пристраивали). И то, что такие люди получают очень высокое доверие со стороны Госдепартамента, означает, что у него нет действительно серьезной экспертизы по данному вопросу. Какое у нее заложено мышление? Будет Майдан – «раздадим печеньки», не будет Майдана – будем поддерживать контакты.

С одной стороны, это идеология, а с другой – методичка и ничего кроме. Иногда при этом присутствует знание русского языка. То есть, это люди, к которым идет информационный поток о том, что происходит в этих странах, но реального понимания этого у них нет. При этом нельзя сказать, что в США вообще нет таких людей, но их нет сейчас в Госдепартаменте.

Вопрос любого дипломата США – это ресурсы. Если у них есть ресурсы, они действуют. Если нет, то они действуют в соответствии с ограниченными ресурсами. Поэтому, если какие-то ресурсы у них будут, то они будут что-то предпринимать, если не будет, то они будут докладывать об их отсутствии. Тем не менее, я бы хотел две вещи отметить.

Первое – постсоветским странам пора перестать играть в многовекторность.

В свое время эта многовекторность была отчасти фактором обеспечения безопасности и отчасти – экономического благополучия (когда есть многовекторноть, можно существовать между молотом и наковальней вполне комфортно), но сейчас время уже совсем не то. Сейчас в этом новом мире будут страны, которые экономически, технологически или геополитически вырвутся вперед (их будет немного – пять, семь, десять максимум), и эти страны будут формировать вокруг себя некие макрорегионы и большие блоки. Те страны, которые не войдут в эти блоки, будут просто съедены Китаем, США, Россией, Индией – всеми подряд. Поэтому пора выбирать. Если у кого-то есть представление о том, что многовекторность сохранится в будущем мире, поспешу их разочаровать.

Второе – России уже пора действовать, исходя из нынешних реалий, потому что мы всегда очень боимся обидеть наших соседей по евразийскому пространству, по постсоветскому блоку и так далее, а между тем, ситуация достаточно жесткая.

Со стороны России должно быть создано соответствующее предложение об определенном векторе развития, от которого колебания туда-сюда допускать уже не будут. Я надеюсь, что оно будет сформировано в ближайшее время, потому что так называемая «ООН-центричная» дипломатия, старая советская и до недавнего времени российская, реалиям современности не соответствует. В связи с этим надо понимать: то, что делают «многовекторные лидеры», служит против нашего евразийского блока, соответственно отношение к ним будет такое же. То есть, все должно быть очень четко прорисовано. Если мы не сделаем это сейчас, за нас все это сделает жизнь в самое ближайшее время. И не думаю, что если за нас это будет рисовать жизнь, в этот эскиз не вмешаются китайцы, американцы и еще все, кому не лень. Сейчас в каждой точке постсоветского пространства решаются очень серьезные вопросы.

– Одной из претензий белорусской стороны к прежним американским дипломатам было вмешательство во внутренние дела, в том числе – поддержка оппозиции. Текущее решение о расширении американского присутствия вновь сделает актуальными подобные риски или США скорректируют методы работы?

– Да нет, никакие методы они скорректировать не могут, так как у них нет никакой другой методички, кроме старой. Будет возможность, они будут вмешиваться, не будет возможности – будут вести консультации. Есть национальное государство Америки, в нем идет серьезная внутренняя борьба, и есть нынешняя администрация, у которой есть свои вполне определенные представления о том, как вести внутренние и внешние дела. Также есть Госдепартамент, который формировался долго со студенческой скамьи ведущих вузов США.

Это огромная махина и огромное болото, которое за один присест не осушить. И у них там представления четко одинаковые –либерально-демократические. Пусть и нет уже никакой либеральной демократии, и уже не модно слово «распространение», но другой методички у них нет. Корректировка здесь возможна на уровне разговора Путина и Трампа по телефону, а на уровне Госдепартамента это просто невозможно. Их учили, что дважды два – четыре или пять, и изменить это невозможно, во всяком случае, не заменив человека.

Поэтому тут та же самая ситуация, как и во многих других постсоветских странах – белорусская сторона думает, что сможет сохранить независимость и многовекторность в данной ситуации, но она напрасно на это надеется.

Не потому, что Штаты сейчас подорвут белорусскую государственность силами одного посла, а просто жизнь сейчас уже немного другая и сохранять комфортную многовекторность не получится. Поиграть в нее всегда хорошо, но если это будет продолжаться долго, то хуже от этого будет, прежде всего, тем странам, которые в это играют.

– Чем объясняется активизация контактов Белоруссии и США? Новой стратегией Вашингтона или тактикой, продиктованной спорами Минска и Москвы по нефтегазовым вопросам?

– Никакой новой стратегии у Вашингтона нет. Нефтегазовые споры между Москвой и Минском – это только часть игры Александра Григорьевича [Лукашенко] в многовекторность. Сейчас такое время, что государству нужно выбирать вектор и никуда от этого не денешься, это закон нового времени. Поэтому даже эти нефтегазовые споры – только часть более серьезной и фундаментальной проблемы выбора вектора очень многих стран евразийского пространства.

– На какие программы сделает упор американская сторона в Беларуси?

– Как всегда – воспитание молодежи. У них всегда двойной подход: с одной стороны, общаться с элитой, с другой стороны, постоянно апеллировать к гражданскому обществу. Студентов по программе обмена повезут (как Лешу Навального возили), еще что-нибудь сделают – например, какие-нибудь ВУЗы совместные начнут делать или какие-нибудь издания откроют. Технология уже достаточно хорошо отработана (другое дело, что она работает все меньше и меньше, однако можно сказать, что автомобиль устаревший, но пока едет). И одновременно Александру Григорьевичу будут говорить о том, что ему дадут лучшие условия, о том, что их нефть – это «нефть свободы», будут обещать что-то сделать, и так далее.

Это все не ново, а известно и прозрачно абсолютно. Раньше все это казалось чем-то завлекательным. Поэтому так они и будут действовать: если у них будут возможности как-то провести своего лидера, то они будут играть больше на стороне оппозиции, если нет, то будут продолжать развращать элиту. Они всегда и везде так действовали: Иран, Москва, Минск, Киев – везде один и тот же сценарий и разработан он был очень давно в 1946 г. Джорджем Кеннаном.

Беседовала Мария Мамзелькина