Центр интеграционных исследований ЕАБР опубликовал доклад «Основные тенденции интеграционного развития Казахстана в 2019 году». Согласно ему, в экономике страны наблюдались положительные тенденции, выраженные в росте несырьевого экспорта и взаимной торговле со странами Евразийского союза. Между тем, 20 августа министр торговли и интеграции республики Бахыт Султанов заявил о недостаточном уровне внутренней торговли в Союзе, назвав ее усиление ключевой целью на ближайшие годы. О том, что и как влияет на состояние внешней торговли Казахстана, а также о роли ЕАЭС в его внешнеэкономических показателях корреспонденту «Евразия.Эксперт» рассказал доктор экономических наук, главный научный сотрудник Казахстанского института стратегических исследований Вячеслав Додонов.

– Вячеслав Юрьевич, за счет чего произошел рост позиций страны в рейтинге Всемирного банка Doing Business?

– Прежде всего, нужно отметить, что указанный доклад банка отражает ситуацию, которая фиксировалась не в 2019 году, а ранее. Прогресс Казахстана в данном рейтинге был обеспечен улучшением позиций по четырем параметрам (из десяти, оцениваемых рейтингом) – «Создание предприятий», «Получение разрешений на строительство», «Получение кредитов» и «Налогообложение». По двум параметрам произошло ухудшение позиций, остальные остались неизменными.

При этом можно отметить, что Казахстан имеет очень высокие оценки Всемирного банка по таким параметрам, как «Обеспечение исполнения контрактов» (4 место из 190 стран) и «Защита миноритарных акционеров» (7 место). Данный рейтинг оценивает в первую очередь процедурные вопросы ведения бизнеса, поэтому и прогресс Казахстана также связан с такого рода улучшениями. В частности, в отчете Всемирного банка отмечены такие осуществленные меры, как улучшение процесса доступа к подключению к водопроводу при получении разрешения на строительство, упрощение доступа к информации о кредитах за счет получения данных от розничных продавцов и прочее.

– Как на объемах внешней торговли Казахстана углеводородами со странами ЕАЭС отразилось исполнение им соглашения ОПЕК+ по сокращению нефтедобычи?

– Прежде всего, надо отметить, что в 2019 г. Казахстан добыл рекордное количество нефти – 90,5 млн тонн, превысив уровень предыдущего года. Так что участие в соглашении ОПЕК+ не оказало понижающего эффекта на работу отрасли. Что же касается экспорта казахстанской нефти в страны ЕАЭС, то они не являются основным направлением экспорта казахстанского сырья.

В 2019 г. общий объем экспорта минеральных продуктов из Казахстана составил $42 млрд, а на страны ЕАЭС пришлось только $2,5 млрд или 6%. При таких параметрах торговли нефтью с ЕАЭС очевидно, что сделка ОПЕК+ практически никак не отражается на этих объемах, так же как и экспорт казахстанской нефти в ЕАЭС очень слабо влияет на ее экспорт в целом.

Но если отвечать на этот вопрос исчерпывающе, можно отметить, что рост объема экспорта минеральных продуктов из Казахстана в страны ЕАЭС в 2019 г. относительно уровня 2018 г. (когда он измерялся $2,2 млрд) составил 13,7%. То есть в этом плане также наблюдается отсутствие влияния участия страны в соглашении ОПЕК+ на нефтяной экспорт.

– В 2019 г. активно рос импорт промышленного оборудования в рамках различных инфраструктурных и инвестиционных проектов. Все эти траты нацелены на то, чтобы модернизировать и освежить имеющееся хозяйство по транспортировке нефти и газа, или поставлена цель наладить выпуск продукции с высокой добавленной стоимостью?

– На этот вопрос нельзя ответить, не имея конкретных данных по проектам и импорту для них. В целом, можно сказать, что налаживание производства продукции с высокой добавленной стоимостью является стратегической целью для казахстанской экономики на протяжении очень длительного периода и останется приоритетной в будущем. Но также можно отметить, что высокая динамика импорта оборудования на протяжении только одного года не может решить эту задачу, тут требуются более длительные и систематические усилия.

– Судя по отчету ЕАБР, государство оказывает экспортерам различные меры поддержки, однако в 2019 г. почти по всем товарным позициям экспорт снизился из-за конъюнктуры цен и торговых войн. Особенно это касается углеводородов и цветных металлов. Не выходит ли так, что государство получает двойной урон – финансирует расходы, которые затем не отрабатываются в полной мере?

– Перечисленные меры по поддержке экспорта распространяются преимущественно на экспорт несырьевой продукции, развитие которого является целью ряда программ и специально разработанной Национальной экспортной стратегии. Это рациональный и обоснованный подход, направленный на решение более широкой задачи по развитию обрабатывающей промышленности, увеличению производства готовой продукции с высоким уровнем добавленной стоимости, снижению зависимости казахстанской экономики от сырьевого сектора.

Задача очень сложная и требующая комплекса мер государственной поддержки. В том числе, в части стимулирования экспорта, так как внутренний спрос на такую продукцию в силу ряда объективных причин ограничен.

Но доля несырьевого экспорта остается низкой, преобладает экспорт минерального сырья, доля которого в 2019 г. составила 73%. При таком удельном весе в экспорте сырья, цены на которое отличаются высокой волатильностью, общие параметры экспорта остаются уязвимыми к колебаниям цен, и с этим ничего нельзя поделать. Но эти особенности казахстанского экспорта только актуализируют задачу наращивания его несырьевого компонента и соответствующих мер государственной поддержки.

– Из стран, не входящих в ЕАЭС, главным торговым партнером Казахстана назван Узбекистан. Разве это не Китай, откуда в Казахстан поступает большая доля импорта и куда Казахстан поставляет продовольственные товары?

– Разумеется, тут имеет место техническая ошибка. Узбекистан, на который в 2019 г. пришлось 2,9% внешнеторгового оборота Казахстана, является главным торговым партнером из числа стран СНГ, не входящих в ЕАЭС, а не из всех стран мира. Крупнейшими после России (на которую приходится 20,5% внешней торговли Казахстана), торговыми партнерами страны являются, по итогам 2019 г., Китай (15%), Италия (10,4%), Южная Корея (6,8%), Нидерланды (4,8%), Франция (4,5%), Турция (3,3%), Швейцария (2,9%), после которой и идет Узбекистан.

– Планируется создание международного центра торгово-экономического сотрудничества с Узбекистаном по аналогии с МЦПС «Хоргос». Как вы относитесь к этой идее?

– В целом, курс на усиление сотрудничества с Узбекистаном естественен и оправдан, он может и должен раскрыть большой потенциал сотрудничества двух ведущих экономик Центральной Азии.

Что касается конкретных форм, то МЦПС «Хоргос», насколько я понимаю, далеко не в полной мере оправдал ожидания и, возможно, сотрудничество с Узбекистаном целесообразно было бы вести в более конструктивных форматах, хотя и такая форма сотрудничества может стать продуктивной.

– В 2019 г. значимость торговли Казахстана со странами ЕАЭС увеличилась вследствие увеличения объемов внутрисоюзного товарооборота на фоне сокращения товарооборота с прочими странами. Эта чисто экономическая тенденция или здесь присутствует политический фактор (различные санкции, торговые войны и прочее)?

– В 2019 г. внешняя торговля Казахстана выросла и со странами ЕАЭС, и в целом, хотя рост внешней торговли в целом и со странами вне ЕАЭС был очень скромным, тогда как внешняя торговля с ЕАЭС выросла достаточно выраженно – на 5,7%. Отдельно следует отметить, что значительный прирост продемонстрировал экспорт Казахстана в ЕАЭС – с $6,05 млрд до $6,32 млрд или на 4,5%, притом, что общий объем экспорта сократился на 5,5%.

В целом, у этого явления несколько причин, но основная – экономическая и определяется она структурой казахстанского экспорта, которая существенно отличается для стран ЕАЭС и для остального мира. Я неоднократно отмечал эту особенность внешней торговли Казахстана, которая сильно зависит от мировых цен на нефть и по-разному влияет на показатели казахстанского экспорта по этим двум направлениям.

В торговле со странами вне ЕАЭС доминирующая доля в экспорте, порядка 80-90%, приходится на минеральные продукты (главным образом, нефть), тогда как экспорт Казахстана в ЕАЭС значительно менее сырьевой, в нем доля минеральных продуктов составляет порядка 35-40%.

Это отличие в структуре приводит к столь же сильным отличиям в динамике казахстанского экспорта по данным двум направлениям в зависимости от ситуации с мировыми ценами на нефть. Когда нефть растет в цене, наблюдается опережающий рост казахстанского экспорта в страны вне ЕАЭС за счет ценового фактора, поскольку рост цен на нефть дает дополнительное увеличение объема поставок по сравнению с «условно несырьевым» экспортом в ЕАЭС. Но в годы падения нефтяных цен (а 2019 г был таким, цена нефти снизилась примерно на 10%), ситуация меняется на обратную – преимущественно нефтяной экспорт Казахстана в страны вне ЕАЭС замедляется или даже сокращается, как это было в прошлом году, а экспорт в страны ЕАЭС остается в рамках обычной тенденции умеренного роста.

Так что основной фактор различий в динамике казахстанского экспорта по двум направлениям именно этот – изменение нефтяных цен. И в 2019 г.он также был основным. Правда, на сами цены влияют многие факторы, в том числе и те, которые вы указали в вопросе – торговые войны, кризисы в отдельных сферах мировой экономики и прочее.