Российская экономика переживает коронакризис лучше, чем большинство других крупных развивающихся рынков, заявляют аналитики агентства Bloomberg. Они отмечают, что накануне пандемии она находилась в «неплохой форме» благодаря большим резервам, низкой инфляции и безработице, стабильности банковского сектора. А по мнению помощника президента России Максима Орешкина, пандемия может помочь стране попасть в топ-5 экономик мира 2020 года. О том, как это связано с глобальными экономическими тенденциями последних лет, и как повлияет на евразийскую интеграцию, читайте в статье руководителя Центра политэкономических исследований Института нового общества Василия Колташова.

Кризис Центра

Вместе с пандемией в 2020 г. в Евразию пришла Третья волна мирового экономического кризиса. Его начало было положено биржевым падением 2008 г., которое не смогло развернуться в полную силу в 2009 г. из-за согласия держав. «Большая двадцатка» заработала, разгоняя свои экономики, помогая США снизить инфляцию от огромной эмиссии и не допуская протекционизма. Но после этого была еще Вторая волна кризиса 2013‑2016 гг. Она ударила по БРИКС и «развивающимся рынкам». Помощи от старых центров капитализма никто так и не получил. Зато США еще при Бараке Обаме начали сдвигаться к протекционизму. Так, в начале 2016 г. они ввели высокие таможенные пошлины на российскую и китайскую сталь.

Мир «свободной торговли» перестал существовать задолго до того, как это сочли возможным заметить либеральные профессора-экономисты. Сейчас это с трудом признают и приверженцы постсоветской многовекторности. В Докладе «Евразийская экономическая интеграция – 2020», подготовленном Центром интеграционных исследований Евразийского банка развития (ЕАБР), верно отмечается, что мы наблюдаем усиление центробежных сил. Однако мы наблюдаем и кризис самого этого центра, если это кризис, а не нечто большее.

Признак развития

Речь идет о центре мировой системы, мировой экономики – в иных терминах. Глобальный кризис является в первую очередь ее кризисом, так как весь проект глобализации являлся ее проектом. А глобализация – это не многовековой процесс соединения экономик, но период развития после большого кризиса 1973-1982 гг. «По сути то была финансовая глобализация», – говорит доктор экономических наук РЭУ им. Г.В. Плеханова Светлана Мудрова. В самом деле, наблюдали ли мы отмену границ, визовых режимов, или процесс был более сложным? Ее коллега кандидат экономических наук Найля Амирова считает, что процесс глобализации воспринимался чересчур эмоционально.

Сейчас важно не впасть в обратные эмоции, вообразив будто бы окончание игры в глобализацию (на деле бывшую лишь финансовой) – какая-то проблема для мировой, а тем более евразийской экономики. Это не проблема. Это признак развития, и центробежные тенденции нужно понимать не как разбегание от центра экономик периферии и полупериферии, а как взрыв в самом центре и невозможность для него соблюдать им самим установленные правила игры.

С глобализацией ушел и «Вашингтонский консенсус». Но евразийский формат сотрудничества, развития и интеграции экономики получает большой шанс. Немаловажно и то, что здесь начинает осознаваться свой центр – Россия.

Линия российских властей остается предельно корректной в вопросе о праве на суверенитет постсоветских государств. Зато США и ЕС пытаются взламывать их одно за другим, чтобы добраться до ресурсов этих стран. Это видится как способ стабилизации собственной системы. При этом высшая бюрократия постсоветских стран, там, где она работает независимо и ориентируется на свои, а не на чужие цели, начала ощущать нажим извне. Те державы, что ранее рассказывали ей про правила «свободной торговли», плюсы глобализации и открытой экономики, воюют против нее.

В этом и состоит главное изменение в глобальной настройке. Центр не просто оказался в затяжном экономическом кризисе. Центр двинулся в поход за ресурсами тех, кто ранее вращался в его орбите в виде стран-экономик мировой системы.

Пандемия и перемены

О COVID-19 как о факторе говорят авторы доклада «Евразийская экономическая интеграция – 2020». Они отмечают особую тяжесть ситуации 2020 г., нарушение глобальных цепочек поставок (на самом деле – их искусственный обрыв многими для защиты своего рынка), волатильность на финансовых и товарных рынках. Логичное заключение: во II квартале наблюдается вхождение мировой экономики в фазу рецессии, хотя более точно было бы говорить о последовавшем застое и перестройке торговых связей между странами.

ЕАБР в своей статистике весьма красноречиво отразил этот спад первой половины 2020 г., но для более полного восприятия событий стоит добавить, что лишь в России из всех постсоветских государств нашлись средства на прямую компенсацию потерь домашним хозяйствам (семьям с детьми), что выразилась в выплате государством 20 000 рублей на ребенка.

Это при том, что все правительства старались минимизировать потери предприятий и помочь сохранению рабочих мест, однако российские меры были более масштабными.

Уже это показывает: в условиях западного нажима на евразийские страны новым ядром для них может быть только России. Это определяют, помимо прочего, сами исторические рыночные связи.

Признание перемен в докладе «Евразийская экономическая интеграция – 2020» есть признак возможного развития понимания границ интеграции в Евразии. Эти границы, для себя определяемые постсоветской элитой, должны стать более широкими, тогда в них сможет пройти настоящее сближение. Игра в евразийскую интеграцию, таким образом, должна исчезнуть, и замениться курсом на полноценное сближение, целью которого является полное единство. Впрочем, дату прибытия к этой цели обозначить невозможно.

К чему приведут трансформации?

К осени 2020 г. страны ЕАЭС начали восстанавливать экономику после бури на рынках и пандемии. Ожидание неравномерности этого процесса авторами Доклада нужно дополнить ожиданием его неустойчивости. В случае Белоруссии на ситуацию может повлиять политический кризис. Но в случае Армении и Азербайджана не повлияют ли на экономику сложности в их отношениях? Впрочем, забавно видеть в Докладе утверждение, будто бы пандемия выявила слабые стороны глобализированной производственной системы. Она не выявила то, что было давно известно, а подвергла стрессовому режиму и отчасти сломала.

Эта ломка не закончена, а главное – она будет продолжаться в организованном, государственном виде.

Это называется переход от режима «свободной торговли» (неолиберальная экономика 1980-2010‑х гг.) к неомеркантилизму, эпохе соперничества центров капитализма, прагматизма и протекционизма, региональной интеграции. И чрезвычайная ситуация с COVID-19 революции не произвела, а только стала мощным стимулом процесса. Куда он приведет? Ответить на этот вопрос труднее, чем на вопрос, куда он нацелен. Определенно одно: настает время объединения по региональному признаку ради создания взаимосвязанных цепочек поставок, защищающих от проблем в старом ядре капитализма и агрессивных выпадов с его стороны.

Василий Колташов, руководитель Центра политэкономических исследований Института нового общества