Стенограмма выступления ректора Государственного академического университета гуманитарных наук Дениса Фомина-Нилова на VII Форуме регионов Беларуси и России в рамках заседания экспертной сессии высокого уровня на тему «Образование как основа сохранения общей исторической памяти и дальнейшего интеграционного развития Союза Беларуси и России», 28 сентября 2020 г., Москва.

На этой сессии я хотел бы выступить не в качестве ректора Государственного академического университета гуманитарных наук, который работает на базе институтов двух Академий наук, а, скорее, в качестве историка. Так получилось, что почти 20 лет я очень сильно вовлечен в изучение проблемы исторического образования и исторической памяти, содержания учебной литературы по истории как для школ, так и для высших учебных заведений, а последние 7 лет еще и активно взаимодействую с коллегами из Беларуси.

Я хотел бы обратить внимание, выступая почти как некий алармист, что Эдуард Феликсович [Крусткалн, советник посольства России в Беларуси, руководитель представительства Россотрудничества в Беларуси – прим. «ЕЭ»] вехами и крупными мазками правильно отметил разные исторические периоды, по которым у нас, к сожалению, происходит некоторое расхождение во взглядах.

Причем, среди профессиональных историков этого расхождения нет: оно есть только среди интерпретаторов истории.

Эдуард Феликсович сказал, что мы можем получить людей с искаженной исторической памятью. К сожалению, мы видим, что в нашей стране в 1990‑е гг. с ней активно экспериментировали, и молодежь, получившая школьное образование в данный период, имеет серьезные проблемы с исторической памятью и деформацию многих совершенно понятных для старшего поколения сюжетов.

В России с 2001 г. на уровне органов государственного управления и общественных организаций много внимания уделяется этой проблеме. В частности, не так давно (5 лет назад) в нашей стране был принят историко-культурный стандарт, который все-таки привел к общему знаменателю многие исторические сюжеты и является ориентиром для авторов учебников и учебно-методических пособий. Однако мы видим, что у наших белорусских коллег процессы, запущенные в начале 1990‑х гг., все еще продолжаются.

В частности, мы любим говорить о том, что по нашим общим войнам у нас есть консенсус и взаимопонимание. Но по Отечественной войне 1812 г. мы, к сожалению, видим, что закончившая белорусские школы молодежь действительно считает: раз уж несколько сотен людей, которые не приняли присягу Российской империи, выступили на стороне Наполеона, то это вовсе не Отечественная война 1812 г., а некая русско-французская война. Это, конечно, вызывает полный шок и непонимание. Ведь это все равно что сказать: раз были коллаборационисты во время Великой Отечественной войны, то это уже не война советского народа, а нечто иное.

Как будто не было белорусских крестьян, поднимавших на вилы оккупантов, которые обманом забирали у них зерно и сено в обмен на фальшивые ассигнации, и как будто не было подъема православно-патриотического духа. Но эта мысль уже достаточно укоренилась у современной белорусской молодежи, и многие ребята, приезжающие к нам из Беларуси учиться в университеты, говорят: «Какая же это Отечественная война? Это война русского царя с Наполеоном, а мы тут были как бы и не при делах». Катастрофа, на самом деле!

О Великой Отечественной войне мы любим, как заклятие, говорить, что здесь у нас вообще полное взаимопонимание. Но берем белорусские учебники для школьников и понимаем: это не Великая Отечественная война [советского] народа, а Великая Отечественная война по территориальному принципу.

Война в учебниках Беларуси начинается в Бресте, когда немцы переходят границу. Потом немцы пересекают границу Смоленской области и только потом уже следуют сюжеты про коллаборационизм, подполье, сопротивление и партизан. Нет ни битвы под Москвой, ни Сталинграда. Потом вдруг – 1944 г., операция «Багратион», и снова советские войска появляются на территории современной Республики Беларусь, происходит освобождение, доходим до польской границы… и все. Нет штурма Берлина.

Белорусские историки-учителя мне на такое говорят: «Это же всеобщая история». Но это тоже полный нонсенс! Тогда из российских учебников истории нам точно также надо выкинуть освобождение Минска, Киева; освобождение Восточной Европы и Берлина тогда тоже надо отправить во всеобщую историю (в 1990‑е гг. у нас такие попытки принимались и финансировались «Фондом Сороса»).

Поэтому, когда Михаил Дмитриевич Брюханов [заместитель руководителя Россотрудничества – прим. «ЕЭ»] сказал о том, что надо засчитывать итоги ЦТ [Центральное тестирование в Беларуси для выпускников школ – прим. «ЕЭ»], то на это я могу ответить уже как ректор университета.

Не уверен, что могу засчитать ЦТ по истории в белорусском исполнении, потому что потом мне придется потратить минимум 2 семестра на то, чтобы внедрить объективные научные подходы и переобучить студента истории международных отношений.

Что, кстати говоря, может быть уже невозможным в некоторых случаях, поскольку тут надо учитывать еще и психолого-возрастные особенности. То, что было заложено ребятам в возрасте до 18 лет, потом, может, уже никогда не получится изменить. И тогда придется говорить о том, что по факту мы уже получили многих молодых людей с искаженными историческими представлениями о нашей общей памяти.

В этих условиях, как правильно было сказано одним из докладчиков из Совета Федерации, нам нужно разрабатывать единый образовательный контент. Я считаю, что сейчас мы с этим можем практически «впрыгнуть в последний вагон». Если мы сейчас срочно, упорядоченно, в стиле первых пятилеток этим не займемся, то мы, скорее всего, потеряем наши страны. Возможно, я был слишком резок и негативен, но это действительно важная проблема, на которую мы экстренно и срочно должны обращать внимание.