На второй день переговоров с новым премьером Кыргызстана Садыром Жапаровым президент Сооронбай Жээнбеков все-таки принял решение уйти в отставку. «Я не держусь за власть. Не хочу остаться в истории Кыргызстана как президент, проливший кровь и стрелявший в собственных граждан», – пояснил он. Как сообщают некоторые СМИ, это нарушило достигнутые при посредничестве России договоренности между участниками политического кризиса в республике, что повлекло за собой приостановку оказания финансовой помощи Кыргызстану с российской стороны. Каковы дальнейшие пути урегулирования кризиса, в интервью «Евразия.Эксперт» проанализировал директор Общественного фонда «Трансграничная исследовательская сеть Центральной Евразии» Денис Бердаков.

– Денис Михайлович, 5 октября в Кыргызстане начались массовые протесты против результатов парламентских выборов, а теперь уже утвержден новый состав правительства и на пост премьер-министра назначен Садыр Жапаров. Как сейчас распределены политические силы в республике?

– Политические силы распределены крайне хаотично, единого центра нет. Выделяют от двух до четырех-пяти центров, действующее правительство – техническое, но постарается задержаться как можно дольше, потому что теоретически можно тянуть время до окончания ЧП. Потом ЦИК может назначить выборы, а он может сделать это и через месяц, и через три, в зависимости даже не от закона, а от того, каков будет баланс договоренностей между элитами.

Правительство крайне неоднородно с точки зрения представленных политических группировок, которые там представлены: это ставленники 5-6 партий. Сработаться они не успеют однозначно. Вопрос в другом: те посты, которые они заняли, дают им хорошие возможности медийного и политического влияния, а также финансового. Поэтому им важно отодвинуть предстоящие выборы, поскольку чем дальше они их отодвинут, тем больше у них будет возможностей направить полученные ресурсы.

Уже на новых выборах будет заново решаться тот элитный консенсус, который войдет в парламент и которому предстоит избирать правительство. И с той точки, когда сложится уже новое правительство, мы сможем говорить о начале стабилизации.

О политической стабилизации – уже точно, а об экономической стабилизации можно будет говорить только намного позже, потому что пока Кыргызстан – в экономическом тупике. Началось все это еще, конечно, задолго до выборов (там и COVID, и падение региональной торговли, и вообще это будет циклический кризис, который уже начался, хотя у нас его пока толком не отрефлексировали). Все это накладывается [одно на другое], и по итогам года мы, наверное, будем иметь от 6 до 8% минуса [ВВП] официально.

Начало следующего года также пока не дает возможности надеяться на какие-то позитивные изменения, потому что и в России, где находится рабочая сила порядка 800 000 человек, не все гладко с точки зрения перечисления денег. Объемы падают, хотя и не сильно. Все эти экономические проблемы будут как бы подложкой под те политические процессы, которые будут проходить уже, наверное, ближе к концу зимы – началу весны (выборы и формирование уже более-менее постоянного, надеюсь, правительства).

– Президент Кыргызстана Сооронбай Жээнбеков подал в отставку. Как будут дальше развиваться события?

– Дальше будет крайне сложная политическая борьба. Обычно действующая власть передает полномочия новой через институт выборов, которые выигрывает элитная группировка, у которой есть мощный финансовый, силовой ресурс и так далее. То, что происходит сейчас, ставит нас в интересную ситуацию такой электоральной демократии, когда в парламенте присутствует несколько групп, формировавшихся еще Атамбаевым и тем элитным консенсусом, который был при нем. Есть также ряд назначений уже ушедшего президента – в основном в силовых структурах. Не очень понятно, как все это теперь будет функционировать. И есть нынешнее правительство, сложенное, скажем так, некой коалиционной солянкой, где собраны лидеры в основном не прошедших, но популярных в народе партий. И есть еще одна сила – старейшие и известнейшие в Кыргызстане партии, которые не прошли выборы – «Ата-Мекен», «Бир бол», «Республика».

Как минимум эти три силы (и еще 2-3), понимая, что до следующих парламентских выборов (до которых примерно пара месяцев) административного ресурса толком ни у кого нет, или же он будет раздроблен между несколькими силами, начнут борьбу за контроль над парламентом, потому что тот, кто возьмет контроль над парламентом, назначает правительство, правительство, в свою очередь – премьера, через которого уже можно значимо поддержать и выдвиженца в президенты. Хотя у нас республика и парламентская, но все-таки президент получает контроль над силовыми ресурсами и группами – это и спецслужбы, и прокуратура. Теоретически выборы президента у нас должны пройти через три месяца. Соответственно, все это накладывается на социально-экономическую ситуацию.

Было ли бы лучше без всего этого – вопрос, на самом деле, тоже спорный, так как в последние годы у нас и так не было никакой явной экономической динамики, а тут еще тот колоссальный провал, который был допущен летом во время пандемии и который явился следствием некомпетентности всех политических сил. Все это сформировало предпосылки к такому жесткому турбулентному периоду, когда были возможны альянсы даже между самыми заклятыми врагами. Последствия всего этого мы сейчас и видим: это и митинги, и мощнейшая информационная война, и дикий популизм.

– Стоит ли ожидать новой волны протестов в республике?

– Думаю, что протесты, возможно, меньшей интенсивности, будут идти постоянно. Пока только часть людей понимает техническое решение вопроса.

Новые выборы – это всегда сильный очень стресс для системы, а новые выборы, на которых действительно можно получить места в парламенте, то есть, на которых присутствует политическая конкуренция – это сильнейший стресс, когда 4-5 политических сил находятся в крайне сложных и зачастую противоречивых отношениях между собой. Поэтому система будет взвинчена как минимум до весны, и то это еще самый благоприятный сценарий. А так, может быть, и дольше.

– Почему премьером стал именно Жапаров? Каких изменений может ожидать народ в связи с приходом нового премьера?

– Во-первых, премьер очень популярен у определенных слоев народа почти во всех регионах Кыргызстана за редким исключением. В обществе был запрос на политика жестких взглядов и очень национально ориентированного. В данном случае Жапаров для многих социальных групп и прослоек воплощает этот образ.

Во-вторых, у него есть мощный образ мученика. В-третьих, его назначение и вообще история успеха в последние 10 дней – это во многом очень сложная борьба кланов, которые взаимно друг друга аннигилировали. Вот эти три фактора сделали его очень популярным и очень узнаваемым, внезапно получившим значительные полномочия.

– Что Вы имели в виду, говоря про образ мученика?

– В течение последних 10-12 лет он неоднократно поднимал вопросы, которые очень близки политическому дискурсу Кыргызстана. Это вопросы национализации горнодобывающих предприятий и других. И когда он был заключен в тюрьму в 2017 г., у него умерло несколько родственников. Таким образом и сформировался образ мученика. То есть, у него есть яркий образ человека, который хочет принести народу очень многое, а с другой стороны, образ человека, пострадавшего от власти.

– Комментируя назначение нового главы МВД Улана Ниязбекова, новый премьер-министр призвал не искать клановой подоплеки: «Кадры Матраимова, Акаева, Бакиева, Атамбаева, Жээнбекова – давайте забудем про эти разговоры». Насколько можно говорить о единстве или расколе в элитах Кыргызстана?

– Элиты Кыргызстана никогда не были едины: у нас никогда не было более-менее единой вертикали власти. Как минимум с 2005 г. все элиты Кыргызстана представлены кланами, финансово-промышленными группами, землячествами, общинами. С тех пор единой элиты точно нет. Соответственно, с одной стороны, в словах Жапарова есть глубокая правда, но профессиональные политологи так, наверное, уже вопрос не ставят.

Патронажные сети, которые формируются вокруг любого политика (особенно возле президентов и премьеров) в последние 15 лет, буквально за месяц-два полностью меняют свою «прошивку» и без проблем вписываются в новую патронажную сеть того лидера, который восходит на политический Олимп. Предыдущий лидер уже может не рассчитывать ни на какую поддержку. Все чиновники так или иначе работали при Акаеве, работали при Бакиеве, поэтому называть кого-то кадрами? Уже можно так и не говорить.

Все ищут свои выгоды. Кыргызстан – яркий пример мелкоолигархической торговой республики венецианского типа, где все всегда выступают за свою выгоду, и за редким исключением никто и никогда не будет умирать за своего патрона. Все с удовольствием подстраиваются под политиков, которые сегодня находятся на восходящем тренде.

Политологам очень сложно что-то анализировать, потому что у них есть карты того, кто к какому роду относится, кто входил в патронажную сеть какого политика, и при помощи этих двух карт они пытаются что-то предсказывать. Но проблема в том, что люди могут повести себя кардинально по-другому: не по какому-то клановому признаку или бывшему патронажному признаку, а просто в угоду себе. Этим сложность кризиса и объясняется. Сколько он уже длится? Девятый или десятый день? Все понимают, что эти карты влияют, но лишь 50/50: они могут сыграть, а могут и не сыграть, и это очень тяжело с точки зрения работы политолога.

– Новый премьер-министр анонсировал появление в паспортах кыргызстанцев графы «национальность». С чем это связано?

– Это довольно старая тема, которой около 8 лет. Сейчас в паспортах кыргызстанцев указывается не этническая принадлежность, а только общегражданская: «кыргызстанец», хотя по-киргизски это звучит по-другому и не имеет прямого перевода на русский язык, представляя собой что-то среднее между этничностью и национальностью. Я был в комиссии при президенте, занимавшейся этим вопросом, и там было действительно две точки зрения: ряд людей выступал за то, что Кыргызстан должен сам становиться нацией, а ряд экспертов при широкой довольно поддержке со всех областей страны четко говорил о том, что они хотят, чтобы этничность «кыргыз» не потерялась.

Спор этот длится уже довольно долго, решать его можно, соответственно, в обе стороны, каждая точка зрения несет свои политические и ситуативные плюсы и минусы, хотя понятно, что на экономику это влияет несильно. Но для кого-то это очень важный вопрос, и это все признают. Поэтому вопрос это непростой, как и любой, связанный с цветом кожи, нацией, этничностью и так далее.

– Россия решила приостановить финансовую помощь Кыргызстану до стабилизации ситуации. Почему Москва пошла на этот шаг, и как это отразится на ситуации в Кыргызстане?

– Пока это особо никак не отражается. Серьезные вливания для поддержки бюджета пришлись на последние годы правления Алмазбека Атамбаева. Там по нескольку миллионов долларов выделялось почти каждые три месяца в течение полутора лет. Это именно бюджетная поддержка, мы не говорим про какие-то большие проекты. Сейчас прямая бюджетная поддержка уже давно не оказывается. Другое дело, что у нас с бюджетом сейчас большие проблемы: он дефицитный, а фонда национального благосостояния или его аналогов у нас нет, как, например, в России или Казахстане. Поэтому деньги нужны будут прямо срочно, а их неоткуда взять или занять.

Если же мы говорим об отдельных проектах, то ситуация меняется. Например, это строительство железной дороги из Китая в Казахстан через Кыргызстан, третьей стороной должна была стать Россия, по крайней мере, с точки зрения финансов, технологий и так далее. Этот проект будет пока заморожен, и думаю, что к нему вернутся не ранее, чем через полгода. Еще были проекты по горнодобывающей отрасли, но думаю, что они тоже пока будут заморожены. По разным оценкам речь о $15-20 млн, которые должны были быть потрачены на новую технику и ремонт техники.

Скорее всего, инвесторы пойдут на эти траты только после того, как будет избран новый парламент (а лучше и президент, и парламент), потому что без этого крайне сложно что-то прогнозировать.

Понятно, что текущие проекты будут пока заморожены, а по поводу помощи – на мой взгляд, это такая, условно говоря, телеграмма для всех политических сил о том, что новой финансовой поддержки не будет до тех пор, пока все политические силы не вернутся в легальное поле, не будет избран парламент, не пройдут президентские выборы и так далее. Это говорит об ожидании того, что деньги могут быть потрачены не по назначению. Когда ситуация стабилизируется, все вернется.