10 ноября при содействии Центра белорусских исследований Института Европы РАН и Российской ассоциации прибалтийских исследований СПбГУ провел международный круглый стол «Суверенитет и многовекторность: эволюция теоретического содержания в условиях глобальной и региональной неопределенности». На примере балтийских стран и Беларуси участники обсудили современные проблемы политического и экономического суверенитета, а также возможные пределы политики многовекторности. Что значит это понятие для Беларуси и почему такая политика теряет для республики актуальность, корреспонденту «Евразия.Эксперт» объяснил участник круглого стола, президент РАПИ и главный научный сотрудник Института Европы РАН Николай Межевич.

– Николай Маратович, в последние годы белорусская внешняя политика проходила под знаком так называемой многовекторности. Откуда берет истоки данная концепция, каковы ее приоритеты?

– Исторически концепция многовекторности восходит к политическим итогам Второй мировой войны. Окончание Второй мировой войны привело к тому, что сформировался мир социализма. Если раньше был огромный и необъятный мир капитализма и некие страны, которые не находились в какой-то идеологической платформе и одинокий Советский Союз, то после Второй мировой войны появились и Советский Союз, и Китай, и социалистическое содружество (многочисленные продолжатели и подражатели социализма), в том числе в Африке и Латинской Америке. Таким образом, уместно стало говорить о том, что мир социализма стал глобальным. Естественно, мир капитализма тоже был глобальным. И появился третий мир.

Некоторые страны, чьи экономические и политические возможности были достаточно значительными, выбрали еще один путь. Этот путь назывался «движение неприсоединения». Когда-то в это движение входили Египет, Индия и Социалистическая федеративная республика Югославия. Объединяло эти страны то, что они стремились поддерживать отношения со всеми, и такое поддержание отношений со всеми (многовекторность) и было их характерной чертой.

Давайте оставим в стороне Индию. Она 40-50 лет назад была не очень богатой (как и сейчас), но, безусловно, в силу своего географического положения, демографического и экономического ресурсного потенциала с ней было принято считаться, и на этом основании индийская концепция многовекторности выглядела достаточно сбалансированно. Египет же, после нескольких разочарований и того, как его внешнеполитические устремления, направленные против Израиля, не получили поддержки на Западе, обратился на Восток. В течение достаточно долгого времени он придерживался политики многовекторности, но затем перестал быть участником этой неформальной коалиции неприсоединившихся стран.

– С каким историческим примером можно сопоставить современную белорусскую многовекторность?

– Самый интересный случай, близкий нам – это, конечно, Югославия. По размеру территории, численности населения и экономическому и политическому потенциалу сравнивать Республику Беларусь, неважно, советскую или несоветскую, с Индией – трудно, с Египтом тоже не очень удобно, а вот с Югославией сравнивать можно.

Здесь есть одна очень важная деталь: Социалистическая федеративная республика Югославия базировалась не только на мощном и авторитетном лидере Иосипе Брозе по прозвищу Тито, но и на крайне интересной экономической политике.

Эта политика исторически привела Югославию к той ситуации, при которой экономические контакты и с Западом, и с Востоком были сугубо пропорциональными. То есть не так, как говорилось в национальной программе развития экспорта Беларуси на 2016-2020 гг., а Югославия делила ровно 50/50 свои контакты с Западом и с Востоком. И если по какому-то пункту, например, по строительным материалам, выигрывал экспорт с Советским Союзом, то, например, по трудовой миграции выигрывала Германия. Такой баланс позволял Югославии делать то, что когда-то на Руси, Украине и в Беларуси называли «ласковый теленок двух маток сосет».

Как это закончилось? Во-первых, это закончилось со смертью Иосипа Тито. Во-вторых, это закончилось в связи с тем, что мир социализма исчез, и для коллективного Запада необходимость поддерживать какие-то особые отношения с некоторыми участниками социалистического содружества тоже исчезла. Для Югославии это превратилось в трагедию. Естественно, то, о чем я сейчас сказал – далеко не единственные причины этой трагедии, но тоже причины.

– Как Вы оцениваете текущий курс Беларуси на многовекторность?

– Многовекторность для Минска – явление достаточно рациональное, и осуждать его или кого-то еще за стремление к многовекторности было бы некорректно. Тут вопрос надо поставить иначе: а есть ли для этой многовекторности ресурсы? Я, например, хочу, чтобы Россия была прямо сегодня равной по всем видам потенциала и США, и Китаю, но от моего хотения это равенство появляется? Нет, не появляется. От того, что мои белорусские коллеги, экономисты и политологи хотят многовекторности, она сама по себе не вырастает.

Многовекторность должна быть подкреплена ресурсом. Есть ли на сегодняшний день подобные ресурсы, достаточно ли их у наших друзей и братьев из Республики Беларусь? На мой взгляд, недостаточно. Следующий важный момент. Готова ли Европа, или Америка, или евроатлантическая цивилизация в целом к многовекторности Беларуси? У меня в этом есть определенные сомнения.

Берлин, Брюссель, Вашингтон играют в игру с нулевой суммой. То есть, им не нужна какая-то компромиссная Беларусь. Им нужна еще одна маленькая Польша или вторая большая Литва, что-то вроде «атлантической белорусско-литовской республики».

На этих условиях возможна какая-то демонстративная помощь, которая никоим образом не решит проблемы Республики Беларусь, но станет вывеской, под которой можно будет повесить противников интеграции Республики Беларусь и Европы.

– Как в России воспринимается стремление Беларуси к многовекторности?

– Большинство российских экспертов не считают, что Беларуси надо разрывать отношения с Европой. Нет, мы видим другое: Европа разрывает отношения с Республикой Беларусь. То есть, от многовекторности отказывается не Минск, от нее отказывается Европа, не считая целесообразным поддерживать что-то большее, чем формальные связи.

Нам это следует оценивать как констатацию факта, и в этом смысле мы исходим из того, что наши белорусские друзья уже заявили [о своей позиции] устами президента [Лукашенко], который много говорил о том, что Республика Беларусь сохраняет свой суверенитет, но при этом приоритетным партнером назвал Россию.

– 30 октября президент Беларуси Александр Лукашенко заявил, что республика продолжит проводить многовекторную внешнюю политику. В чем она будет заключаться, с учетом позиции Запада по выборам, санкций ЕС в отношении белорусского руководства и эмбарго Прибалтики на поставки электроэнергии?

– Очевидно, Александр Лукашенко имеет в виду то обстоятельство, что помимо Европы и Америки на планете существует не только Россия, но еще и другие страны, и это действительно так. Речь идет о дальнейшем развитии белорусско-китайских отношений. Для КНР значимость белорусского партнера велика, но она никак не может быть сопоставима с экономическими, политическими и военно-политическими сюжетами значимости России или Германии. И здесь очень опасно (и такая тенденция у европейцев есть) преувеличивать свой масштаб в глазах великого Китая.

Китай действительно вернул себе величие, и это позволяет ему смотреть на своих соседей с некоторой возможностью выбора лучшего и наиболее удачного партнера. Для него очень важен партнер, который имеет хорошие отношения с Россией. А где на сегодняшний день хорошие отношения с Россией? Да, у Республики Беларусь они есть, а у Польской республики их нет, но проблема в том, что грузы из Китая, проехав Россию и Беларусь, доехав до славного города Бреста дальше должны ехать на территорию Польши. Поэтому я думаю, что Александр Лукашенко имел в виду и отношения с Польшей. И, возможно, здесь в плане обеспечения большого транзита Восток-Запад Китай заинтересован в том, чтобы Минск имел хорошие отношения не только с Москвой, но и с Варшавой.

– Экономически «многовекторность» выражается в стремлении Беларуси диверсифицировать торговлю и поставки энергоносителей, снизить долю России по данным направлениям. Реагируя на подобные тенденции, Россия развивает импортозамещение, в частности, в сферах продовольствия и машиностроения. В этой связи вопрос – насколько выбранные Беларусью приоритеты перспективны, и не заведут ли они в тупик экономику?

– Диверсификация диверсификацией, а сегодня для европейской части России белорусские продукты питания очень значимы. Но есть и второй нюанс: производство продовольственных товаров в России непрерывно растет, мы действительно ведем импортозамещение, и в принципе мы можем обойтись без белорусского продовольствия. У нас пока нет такой необходимости, но теоретически это возможно.

Европа готова на конкурсной основе поставлять нам продукты питания. Обратная сторона выглядит более сложной: Республика Беларусь не может продать свои продукты питания в Европу.

Только польские фермеры и агропроизводители знают, каких чудовищных трудов и денег стоила, например, сертификация польских продуктов после вступления в ЕС в 2004 г. Я знаю лично нескольких талантливейших фермеров, которые все-таки не смогли приспособиться и разорились, нашли себе другую работу, потому что не смогли выйти на германский рынок (а для польских товаров рынок Европы – это часто рынок Германии).

Что касается диверсификации по энергоносителям: в принципе я могу, безусловно, организовать доставку из «Пятерочки», а могу организовать доставку по DHL, и мне ананасы из Доминиканской республики привезут DHL прямо в квартиру. Один вопрос: сколько это будет стоить? По цене это будет уже не ананас, а осетровая икра. Поэтому, на мой взгляд, все эти увлечения альтернативными поставками ведут только к ослаблению экономического потенциала Республики Беларусь.

Беседовала Мария Мамзелькина