Этап пусконаладки первого энергоблока Островецкой АЭС подходит к завершению. До конца мая Госатомнадзор Беларуси рассмотрит вопрос о выдаче лицензии на его промышленную эксплуатацию. Возведение второго энергоблока также выходит на финишную прямую: 3 мая Росатом сообщил, что реактор готов к загрузке ядерного топлива. Какие выгоды Беларусь и Россия получили от реализации проекта БелАЭС в интервью «Евразия.Эксперт» проанализировал заместитель руководителя экономического департамента Фонда «Институт энергетики и финансов» Сергей Кондратьев.

– Сергей Вадимович, проект по строительству БелАЭС близится к завершению. Выгодным ли он оказался для Беларуси и России?

– Сейчас сложилась неопределенная ситуация относительно экспорта. Вероятно, какие-то поставки через энергосистему БРЭЛЛ идут. Страны Балтии, и, например, Украина говорят о желании отсоединиться от системы ЕЭС/ОЭС и синхронизироваться с европейской системой, и потенциально это тоже может означать угрозу для экспорта электроэнергии из Беларуси в среднесрочной перспективе, потому что страны Балтии планируют выход из единой синхронной зоны ЕЭС/ОЭС к 2025 г., а Украина вообще говорит о 2023 г. Весьма вероятно, что это не очень реальные заявления, а во многом политические, но, тем не менее, это представляет серьезный риск.

Если же мы говорим про выгоды, которые получает Беларусь, то первая связана, наверное, с имиджем. Если мы посмотрим на европейские страны, то за последние 10 лет это, наверное, первый удачный опыт строительства атомной электростанции за пределами России, потому что проекты, которые реализуются во Франции и Финляндии, до сих пор строятся, при том что они начали работы на площадке на 4-5 лет раньше, чем Белорусская АЭС.

Второй плюс в том, что достаточно большой импульс к развитию получила Гродненская область. В целом это полное изменение индустриальной картины и, соответственно, энергетической. Третий момент долгосрочный: с одной стороны, возможность успешной интеграции Белорусской АЭС в систему страны – это достаточно серьезный вызов, а с другой, его успешное решение позволит в значительной степени изменить электроэнергетику Беларуси.

По официальным планам Минэнерго и Белэнерго, это даст очень серьезный импульс к развитию электромобилей, электроотопления и в целом переходу на новый технологический уклад. Возможно, это звучит довольно громко и пафосно, но это касается целых отраслей экономики страны.

Да, здесь есть много подводных камней и неоднозначных ситуаций, когда Беларуси потребуется искать неординарные решения, связанные в первую очередь с тем, что электроэнергия, которая производится на новой атомной электростанции, как, впрочем, и электроэнергия, производимая на любой новой электростанции, не дешевая. Соответственно, это означает необходимость как-то выстраивать баланс между желанием стимулировать рост электропотребления и тем, чтобы это было выгодно и для государственной компании, и в целом для белорусской экономики.

Если говорить про выгоды, которые получила от этого проекта Россия, то в первую очередь они связаны с заказами для российской промышленности (машиностроительных предприятий, проектных организаций) и отчасти российских строителей (хотя значительная часть работ была выполнена местными белорусскими специалистами).

В перспективе это, конечно же, выплата кредита и его обслуживание белорусской стороной. Если не будет каких-то дальнейших изменений условий кредита (увеличения сроков, снижения ставки, списаний), то этот проект в принципе можно будет считать достаточно успешным и для российского бюджета.

– Как курс Литвы на продвижение бойкота БелАЭС в Прибалтике и ЕС может повлиять на развитие атомной энергетики Беларуси?

– Наиболее активную позицию в желании как-то противостоять белорусской АЭС занимает Литва и ее политическая элита, а отношение Латвии и Эстонии к этому проекту намного более спокойное и ровное. Нежелание допускать на рынок энергию не только от Белорусской АЭС (что стало уже идеей фикс для литовской элиты), а из Беларуси вообще приведет к тому, что потребители стран Балтии будут платить в среднем более высокие цены, чем могли бы. Но я не сказал бы, что это создает какую-то серьезную угрозу для развития проекта.

В последние годы и в России, и странах Скандинавии, и даже Центральной Европы мы видели достаточно низкие цены на оптовом рынке по разным причинам: где-то это было связано с избытком мощностей, а в странах Скандинавии, например, – с высокой водностью рек и связанным с этим избытком дешевой энергии, вырабатываемой на гидроэлектростанциях. Поэтому Беларусь может продавать свою электроэнергию в Россию, например, может пытаться экспортировать ее на Украину.

Вполне возможно, что, как и в случае нефтепродуктов, украинский рынок будет достаточно премиальным и в этом плане. Поэтому я не сказал бы, что это наносит какой-то критический урон, хотя, безусловно, Белэнерго было бы заинтересовано в возможности экспорта электроэнергии в страны Балтии.

– Украина также уже не раз заявляла о желании отсоединиться от белорусской и российской энергосистем до конца 2023 г. и присоединиться к странам Прибалтики. Как это может повлиять на Беларусь и Россию?

– Украина синхронизируется со странами Восточной Европы. По крайней мере, украинские профильные ведомства представляют себе, что украинская энергосистема будет синхронизирована с энергосистемами Польши, Венгрии, Словакии и Румынии, то есть, фактически, с большой общей европейской системой UCTE. Но на мой взгляд, это очень амбициозная цель, потому что это означает коренную перестройку украинской энергосистемы.

Основные центры энергопотребления Украины находятся в восточной и центральной части страны, они тесно связаны с производителями энергии и с другими потребляющими центрами в России и Беларуси, и такое отсоединение требует очень серьезной перестройки и системы управления, и всей энергетической инфраструктуры, строительства резервных мощностей и новых электросетевых мощностей.

В этом плане указанные сроки 2023 г. мне кажутся чрезвычайно амбициозными. Я не уверен, что трансформацию такого рода могли бы осуществить даже намного более богатые страны с серьезным опытом реализации крупных индустриальных проектов, как Россия, Германия или Франция.

Это очень серьезная ситуация, и, конечно же, при таком отключении будут создаваться очень серьезные риски для надежного и качественного обеспечения электроэнергией украинских потребителей. Тем не менее, если это произойдет, то будет, конечно, достаточно серьезным риском даже не в связи с Белорусской АЭС, а просто в связи с тем, что сейчас наши энергосистемы (российская, украинская, белорусская и энергосистемы стран Балтии тоже) функционируют как единый производственный комплекс.

Украинская энергосистема огромна, она представляет существенную часть энергосистемы бывшего СССР и, соответственно, вырывание этого куска – серьезный вызов не только для Украины, но и для остальных элементов единой энергосистемы. Но я бы не рассматривал это именно в приложении к Белорусской АЭС: это системная проблема, с которой столкнется и Российская Федерация, и Беларусь, и которая должна решаться, наверное, на другом уровне. Напрямую с АЭС в Островце это никак не связано.

– Председатель президиума НАН Беларуси Владимир Гусаков заявил, что через 3-5 лет мощностей БелАЭС уже будет не хватать, поэтому необходимо прорабатывать вопрос строительства следующей атомной станции. Для чего Беларуси может понадобиться вторая АЭС?

– Здесь я позволил бы себе не согласиться. Конечно, у НАН Беларуси могут быть свои расчеты и доступ к материалам и данным, которого нет у меня, но, на мой взгляд, все последние годы мы видели стагнацию спроса на электроэнергию в Беларуси, и сейчас вряд ли можем ожидать высоких темпов роста спроса на уровне 4-6% в год. Причем, таких темпов роста, которые сохранялись бы на протяжении не 1-2, а хотя бы 8-10 лет.

Соответственно, те мощности, которые сейчас есть в Беларуси, абсолютно достаточны для покрытия этого спроса. Более того запуск двух энергоблоков на АЭС уже создаст определенные сложности для регулирования энергосистемы. Это так называемая «проблема ночного минимума», связанная с тем, что нагрузка на энергоблоки АЭС не может существенно изменяться в течение суток.

Такие эксперименты проводятся, в том числе и в странах Европы, но все-таки базовые системные операторы стараются удерживать эту нагрузку на одном и том же системном уровне, близком к номинальной мощности энергоблока. В случае с Беларусью это фактически означает, что ночью все другие электростанции должны выключаться, просто потому, что потребление сильно падает ночью и, соответственно, электроэнергии в системе становится очень много.

При этом надо также учитывать, что зимой, например, помимо АЭС есть и другие электростанции, которые не могут существенно снижать нагрузку, например, крупные ТЭЦ (в Минске в том числе), которые производят в основном тепло, а электроэнергия – в некотором роде их побочный продукт. Соответственно, при резкой разгрузке ТЭЦ будет нарушен тепловой режим.

В этом плане строительство еще одной двухблочной электростанции приведет к очень серьезному обострению «проблемы ночного минимума», особенно учитывая риски, связанные с возможным выходом из системы стран Балтии и, соответственно, отсоединением от единой энергосистемы Украины.

Мне кажется, что это решение очень поспешное. Эксплуатация АЭС пока находится в опытном режиме, и вести разговоры о строительстве еще двух энергоблоков – сверхоптимистичный взгляд на ситуацию. Подчеркну: на мой взгляд, есть очень серьезные технологические проблемы, поскольку непонятно, что тогда делать с генерацией.

Белэнерго за последние годы вложило несколько сотен миллионов долларов в обновление мощностей в тепловой генерации, в строительство небольших эффективных энергоблоков, и случае строительства еще одной атомной станции все эти мощности будут просто не востребованы на рынке. Или же Беларусь должна будет стать очень крупным экспортером электроэнергии в ту же Россию, например, или страны Европы, но, опять-таки, здесь очень серьезные риски того, что цены на оптовом рынке будут устойчиво низкими для производителей и, соответственно, экономическая эффективность проекта может оказаться под вопросом. Я думаю, что серьезно обсуждать такие решения пока рано.

– На каких условиях России будет выгоден данный проект?

– Мы с вами должны понимать, что кредит выдает Россия, и в этом плане какие-либо скидки как раз России не выгодны. Те кредиты, которые Россия предлагает Беларуси и другим странам, и так уже в принципе являются преференциальными и комплементарными для них, потому что это долгосрочное финансирование на 15-20 лет под очень низкую ставку.

Если бы Беларусь решила финансировать строительство АЭС за счет собственных средств, разместив, например, облигации и заняв деньги на открытом рынке, то, конечно, стоимость обслуживания такого кредита была бы для нее намного выше, не говоря уже о том, что договориться о каких-то новых условиях, связанных с продлением срока кредита или снижением ставки с держателями облигаций было бы крайне затруднительно.

Поэтому для России было бы выгодно, если в сравнении с первой АЭС она бы получила лучшие условия. Например, больше подрядов на строительство. Но это было бы прямым противоречием интересам белорусской стороны, потому что они должны были бы уступить часть заказов России. И второе – если бы кредит был приближен к каким-то рыночным условиям или условиям, по которым Россия кредитует другие страны (Беларусь получила по итогу наиболее привлекательные условия).

Третий момент связан с тем, что в 2017 г. Россия согласилась перевести расчеты, связанные со строительством АЭС, в рубли, и Беларусь как раз очень сильно выиграла от снижения курса российского рубля, потому что оказалось, что относительно небольшой объем использования кредита (в районе $6 – 6,5 млрд из 10) был связан не с каким-то эффективным управлением, а просто с тем, что Беларусь получила возможность покупать оборудование и заказывать работы по внутрироссийским ценам. Конечно, эти цены были существенно ниже экспортных, номинированных в долларах, и в этом плане это тоже были потери для России и выигрыш для Беларуси.

Те условия, которые Беларусь получила при строительстве первой атомной электростанции, были супер-преференциальными, и я не уверен, что они сохранились бы в случае проведения переговоров о строительстве второго объекта.

По крайней мере, по открытым источникам мы не видели, чтобы такие условия предлагали, например, китайские партнеры по проекту в Пакистане, а тем более – европейские атомные концерны. У всех остальных условия более жесткие, более рыночные просто потому, что они не имеют доступа к такому дешевому государственному финансированию, как Росатом. Поэтому мне кажется, что получить какие-то дополнительные преференции от Росатома было бы для Беларуси затруднительно.

Беседовала Мария Мамзелькина