Саммит лидеров России и США в Женеве позволяет сделать ряд выводов о том, какой курс администрация Байдена будет проводить в Евразии. Надежды Киева приносятся в жертву отношениям Вашингтона с Берлином и «красным линиям» Москвы, а Евросоюз рискует стать главной конфронтирующей силой против России, застряв в реагировании на «белорусский кейс». Сдерживание России продолжится, но общая ситуация меняется. Это ставит элиты соседних с Россией стран перед необходимостью пересмотра среднесрочной стратегии.

Информационное пространство вокруг встречи президентов России и США отчетливо делится на «до» и «после». «До» начала встречи мы наблюдали не столько унылые прогнозы, сколько «наказы» Джозефу Байдену показать президенту России Владимиру Путину, что Америка является глобальным гегемоном и выступает от имени всего цивилизованного мира. «Политическая сценография» саммита выстраивалась в поддержку такого «послания» России.

В первых рядах «учителей» Байдена, политически наиболее опытного американского президента со времен Джорджа Буша-старшего, выступали представители «младоевропейцев» во главе с прибалтийскими лимитрофами, российская оппозиция и Украина. Значительная часть «атлантических партнеров» США была заранее нацелена и дальше обострять отношения с Россией, вести дело к столкновению, выходя за рамки политических приличий.

Ситуация «после» завершения встречи, несмотря на скромность реальных зафиксированных результатов, разительно отличается от пропагандистской вакханалии накануне. Это можно назвать атмосферой политической угрюмости, разряжаемой только попытками Белого дома все-таки доказать, что президент Байден смог жестко продемонстрировать российскому лидеру «последствия» дальнейшего непослушания, например, демонтажа прозападной оппозиции и сближения с Китаем.

Временное затишье, а не смена ветра

Оценки ряда экспертов, согласно которым на встрече в Женеве США в лице «коллективного Байдена» признали Россию игроком первого ряда, несколько преждевременны. США всегда признавали, что Россия остается для них важнейшим военным противником. Они всегда исходили из того, что Россия обладает серьезным потенциалом обороны в киберпространстве. Да и усилия России в наращивании защищенности от информационных манипуляций не остались незамеченными.

Важнейший, хотя и символический результат встречи в Женеве – демонстрация тенденции на возвращение к традиционной нормальности, как минимум, в военно-политической сфере.

То, что поведение Вашингтона не совпало с ожиданиями восточноевропейских лимитрофов, создает у них ощущение политической неуверенности. Хотя свой «пряник» получили и они – радикальная позиция США по Белоруссии подтверждена. Про территориальную целостность Украины заявлено, хотя в неблагоприятной для Киева форме поддержки Минских договоренностей с возней вокруг поставок вооружения. Российской оппозиции тоже показали, что ее не забыли.

Но главный итог саммита в Женеве заключался в отказе от ухудшения отношений с Россией, во всяком случае, на краткосрочную перспективу.

Обратим внимание, что представленный главой дипломатии ЕС Жозепом Боррелем накануне встречи в Женеве доклад о возможных сценариях отношений Европы и России (его также стоит отнести к категории «подсказок Байдену»), содержавший «стратегию трех дорог» в отношении Москвы – дистанцироваться, оказывать давление и вести диалог, – вполне описывает стратегию, приписывавшуюся по итогам саммита американской администрации.

Остается только отследить, в каком направлении будут эволюционировать концепции взаимодействия ЕС с Россией, в частности, завуалированная под «дистанцирование» идея усиления политического давления на Москву.

Такая линия Брюсселя может принести односторонние бонусы США и Китаю, превратив ЕС в главную конфронтирующую силу в отношении России. Отчасти в этом и может заключаться ситуативный «план игры» со стороны США, одновременно обостряющих отношения стран ЕС и с Китаем, и с Россией.

Здесь геополитический «мяч», безусловно, на стороне европейцев.

«Намеки» на курс администрации Байдена в постсоветской Евразии

Что означает политика «примораживания конфронтации», выбранная Джо Байденом для постсоветского пространства, включая и формальных союзников России, и государства, нацеленные на получение неких бонусов от российско-американского противоборства?

Вопросы, связанные с судьбой постсоветской Евразии, на встрече в Женеве несомненно поднимались. Хотя бы в силу акцентирования обеими сторонами обсуждения неких «красных линий», важнейшая из которых для России – иностранное военное присутствие в постсоветских государствах Евразии. США в сегодняшнем состоянии явно эту «красную линию» пересекать не готовы. И хотя прямых ответов о ходе этого обсуждения ни Вашингтон, ни Москва не дали, намеки на «зарницы» взаимопонимания все же прослеживаются.

Предварительные выводы по итогам встречи могут быть сведены к трем позициям.

Первое. Неопределенность пугает нынешнюю американскую администрацию. Судя по сверхосторожному поведению Байдена, Белый дом будет всячески избегать рискованных политических шагов. Возможно, в дальнейшем администрация вернется к допустимости хаотизации, но пока признаков этого нет.

Перспективы «центральноазиатской весны» выглядят менее вероятными, чем, например, сценарий управляемой масштабной дестабилизации на Балканах («балканская весна»).

Но и «гуманитарная интервенция» в случае дестабилизации «естественным путем», например, за счет переноса нестабильности из Афганистана в Центральную Азию, выглядит совершенно невероятно.

Этим и обусловлено быстрое политическое «аннулирование» «пробрасывавшихся» со стороны региональных элит проектов создания новых пунктов базирования американских военных. Единственным регионом, где все еще возможна игра в дестабилизацию, вероятно, останется Причерноморье. Там интерес США к хаотизации процессов носит логичный и геоэкономически фундированный характер.

Второе. США не позволит государствам «второго ряда», тем более лимитрофам, управлять своими действиями, оказывать влияние на принятие решений в Вашингтоне. Это связано с предельно сложной внутриполитической ситуацией в США и явным началом распада той коалиции, что привела Джо Байдена в кресло президента.

Попытки оказать влияние на поведение администрации США с использованием лоббистских возможностей будут восприниматься как прямая политическая угроза. И источники такой угрозы в лице элит постсоветских стран будут последовательно переводиться в категорию «нежелательных партнеров», что уже, фактически, произошло с администрацией Владимира Зеленского. Это сигнал и Польше, в период президентства Дональда Трампа пытавшейся претендовать на центральную роль в европейском балансе сил.

Не исключено, что в ситуации вокруг Белоруссии Варшава начала действовать, выходя за рамки сценария, утвержденного в Вашингтоне. Администрация Байдена в первые полгода своего правления продемонстрировала, что «ярлык» на власть в европейском «улусе» атлантического мира возвращается к Германии.

Это будет иметь серьезные последствия для всей евразийской политики коллективного Запада. Хотя, конечно, право Германии на лидерство будет еще оспариваться.

Третье. Главный «грех» постсоветских государств на краткосрочную перспективу – не тесные взаимоотношения с Россией, а попытки сближения с Пекином. Китай воспринимается как сила, реально способная добиться институционального влияния в ряде регионов Евразии. И не только в Центральной Азии – США борются с китайским присутствием в Белоруссии и на Украине.

Организационный и кадровый потенциал нынешней американской администрации для политики в Евразии находится на пределе возможностей. Особенно с учетом принципиальных противоречий американских кланов по стратегическим вопросам политики, что исключает вливание во внешнеполитический аппарат «новой крови».

Признаки кадрового дефицита – сохранение на важнейших постах фигур, отвечавших за данное направление в администрации Барака Обамы (в частности, Виктории Нуланд). Более того, Евразия является не единственным направлением деятельности для ключевых фигур в статусной иерархии Вашингтона. Например, для Филипа Рикера, курирующего Бюро Госдепа по Европе и Евразии, да и для самой Виктории Нуланд, курирующей «идеологическую» составляющую всей американской внешней политики. Ситуацию усугубляет неслучившееся назначение бывшей сотрудницы ЦРУ Андреа Кендалл-Тейлор в качестве руководителя специализированного подразделения по России в Совет национальной безопасности США.

Следствия для элит постсоветских стран

Пока нет признаков воссоздания в Государственном департаменте политики «одного окна» для лоббистов из постсоветских стран, существовавшей на завершающих этапах правления Дональда Трампа и руководства Государственным департаментом Майка Помпео.

Сказывается и другой фактор. Администрация Байдена очень активно взаимодействует с научно-экспертным сообществом США, где в последние годы господствовал скептицизм относительно потенциала «демократического развития» постсоветских государств и «качества» национальных политических элит. В системе борьбы с «автократиями», обкатываемой в качестве идеологической основы будущего долгосрочного либерально-глобалистского курса, это будет играть большую негативную роль.

Это, безусловно, ставит элиты постсоветских стран и Восточной Европы в крайне сложное положение, поскольку переводит в зону риска многие направления политики, считавшиеся перспективными в последние два года:

● Выдавливание из США бонусов за счет угрозы усиления влияния Китая и России при реальном сдвиге в направлении Китая. Понятно, что в последние годы такая политика теряла «рентабельность», но ряд элитных групп надеялись на ее возобновление с приходом новой администрации.

● Попытки информационных манипуляций вокруг возможности размещения в своих странах американских военных объектов с целью спровоцировать реакцию Китая и России. Такая активность была заметна и в Казахстане, что отражает усложняющуюся внутриполитическую ситуацию. Подобные вбросы происходили и в других странах. Это направление, вероятно, еще на некоторое время сохранит актуальность. Но его ценность в условиях признания Вашингтоном самого факта существования у России «красных линий» на постсоветском пространстве существенно сокращается.

● Презентация крупных политико-экономических проектов (в особенности было заметно в политике каспийских государств) с целью организации краткосрочных манипуляций инвестиционной привлекательностью. США будут, вероятно, даже политически (не говоря о «живых» деньгах) встраиваться только в те проекты, где уже сформирована реальная экономическая база, а уровень неэкономических рисков – управляем. Таких проектов в Евразии сейчас крайне мало.

● Нацеленность на получение экономической поддержки в «грантовом» формате. Это единственное направление, по которому в ближайшей перспективе возможны позитивные для постсоветских элит подвижки, но не везде. Пока же прямая финансовая поддержка маловероятна даже в «кредитном» формате и даже для Украины и Грузии. Для изменения этой ситуации необходим существенный сдвиг баланса сил между кланами в администрации Байдена.

● Эксплуатация не столько статуса, сколько потенциала статуса «транзитного государства» (пространства), что может начать рассматриваться как «приглашение Китая к партнерству». Следует исходить из того, что вновь разрабатываемые и осуществляемые транзитные проекты будут находиться под очень плотным вниманием США, в том числе и через глобализированные, но контролируемые США антикоррупционные процедуры.

Стратегические выводы

Линия Трампа на перевод Евразии в «приоритеты третьего порядка», на пересмотр которой рассчитывали многие в регионе (как находящиеся у власти силы, так и «оппозиционеры»), пока остается актуальной.

Это не исключает для элит постсоветских стран возможности опереться на европейцев, но здесь возникнут два ограничения. Во-первых, непонятно, готов ли ЕС к реальным «инвестициям» в развитие стран Евразии. Фактором неопределенности остается элита Германии, политическую систему которой ждет глубокое переформатирование.

Во-вторых, нынешний уровень идеологизированности европейских элит предполагает невозможность взаимодействия со странами Евразии в духе realpolitik. Это становится невозможным даже с Украиной: последние полгода отмечены существенным ростом критики в адрес Киева.

Именно системная идеологизированность ЕС спровоцировала столь жесткий сценарий кризиса в отношениях с Белоруссией. По всей видимости, призма «белорусского кейса» впредь будет использоваться ЕС для оценки политической ситуации в постсоветских государствах в целом.

В зону неопределенности переходят отношения США с Турцией. Администрация Байдена стремится вывести отношения с Реджепом Эрдоганом из зоны перманентного кризиса. Но никакого «ярлыка» на управление частями Евразии (Южным Кавказом и Центральной Азией) Эрдоган от Вашингтона не получил. Это видно по итогам переговоров по поставкам российских комплексов ПВО С-400, и вряд ли Эрдоган получит такой «мандат» без изменения характера политического режима в стране, что для турецкого лидера неприемлемо.

Но влияние в Евразии остается одним из вопросов для возможного политического размена между Вашингтоном и Анкарой, если не при нынешнем лидере, то в будущем. Это создает, вероятно, главный фактор неопределенности в поведении элит постсоветской Евразии, несущий риски.

Подводя итог, следует отметить, что тенденции в российско-американских отношениях и вокруг них не свидетельствуют о снижении рисков дестабилизации в Евразии. Однако потенциал реального партнерства с США и другими западными игроками для стран постсоветской Евразии (не исключая Украину) продолжает сокращаться. По ряду направлений (Центральная Азия) это сокращение ускоряется. Для политических элит постсоветских государств приходит время глубокого переосмысления стратегий среднесрочного развития.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ