8 июня суд в Гааге утвердил пожизненный приговор бывшему командующему боснийских сербов генералу Ратко Младичу. Апелляционная палата оставила в силе вердикт 2017 г., признающий генерала виновным в терроризме, геноциде и нарушении обычаев войны.  Основными пунктами обвинения являются осада Сараево и события в Сребренице в 1995 г. Однако по мнению многих сербов, действия Младича были защитой собственного народа: так, председатель Президиума Боснии и Герцеговины Милорад Додик считает его «солдатом, а не военным преступником». Решение трибунала и его последствия в интервью «Евразия.Эксперт» проанализировал научный сотрудник Института славяноведения РАН Георгий Энгельгардт.

– Георгий Николаевич, что стоит за судебным процессом в Гааге?

– Стоит за ним многое. С политической точки зрения, этим приговором поставлена точка в правовой оценке событий боснийской войны 1992-1995 гг., и точка эта крайне невыгодна для Сербии и для Республики Сербской в Боснии, потому что все их руководство военного времени так или иначе прошло через этот трибунал и было признано виновным в военных преступлениях. 

Что касается приговора Младичу, то тень от него будет падать на всю возглавляемую им армию Республики Сербской, и этот вердикт станет политическим рычагом для дальнейшего давления на республику, в том числе и для ограничения ее автономии. 

Можно также ожидать, что это будет использоваться для политической борьбы по втягиванию Боснии и Герцеговины в НАТО, против которого боснийские сербы сейчас возражают. 

Сам по себе апелляционный процесс по делу Ратко Младича был одним из последних крупных процессов остаточного механизма Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии (формально трибунал завершил свою работу в 2017 г.). Теперь в производстве остается только апелляционный процесс бывшего главы службы госбезопасности Сербии Йовицы Станишича, но в этом деле есть ряд рекомендательных писем от ЦРУ, которому Станишич оказывал «важные услуги», поэтому есть основания полагать, что приговор будет гораздо мягче. 

– В МИД России приговор Младичу назвали «лицемерным» на фоне оправдания таких участников боевых действий, как хорватский генерал Анте Готавина, косовар Рамуш Харадинай и полевой командир Насер Орича. С чем связана подобная избирательность суда?

– Гаагский трибунал с самого начала своей работы показал вполне четкие двойные стандарты. 

Дела сербских военных и политиков разбирались с гораздо большим усердием, нежели дела против выходцев из других этнических групп и их лидеров. Хорватии или властям косовских албанцев предоставлялось куда больше свободы в поддержке «своих» обвиняемых, и дела против них разваливались за отсутствием доказательств.

В делах же против сербских лидеров прилагался максимум усилий ради получения материалов из секретных государственных архивов для формирования доказательной базы. Таким образом можно сказать, что трибунал был ориентирован на максимальное осуждение и преследование одной стороны межэтнического конфликта.

– Заместитель постоянного представителя России при ООН Геннадий Кузьмин заявил, что «международный трибунал против бывшей Югославии вошел в историю как инструмент расправы, а не как орган правосудия». Вы согласны с этой оценкой?

– К сожалению, с этим трудно спорить. Хотя формально там пытались соблюдать некоторую видимость действительно состязательного и беспристрастного судебного процесса, по факту и просто по результату видно, что против одной стороны прилагались огромные усилия по сбору доказательств, по ведению процесса, а в отношении других сторон такого рвения не проявлялось. 

– Президент Сербии Александр Вучич назвал неслучайным вынесение приговора Младичу «в один и тот же день с заседанием Совета безопасности ООН, на котором мы снова услышим критику в адрес Сербии». Какие дипломатические последствия несут подобные процессы для Белграда, и являются ли они инструментом давления?

– Этот приговор создает общий негативный фон, потому что формирует базу для того, чтобы считать Сербию основным виновником и наиболее ответственной за все трагические последствия войн 90-х гг. В совокупности с приговорами по иным делам он может стать базой для подачи исков в европейские суды за возмещением тех или иных ущербов. Все это несет для Сербии существенные риски.

– В настоящее время в России большое внимание уделяется проблемам «переписывания истории», в первую очередь в контексте Второй мировой войны. Какова ситуация вокруг югославских войн, учитывая, что НАТО стремится позиционировать себя в качестве силы, в одиночку обеспечивающей стабильность на Балканах?

– Да, этот вопрос достаточно политизированный, и в каждой из стран бывшей Югославии существует свой национальный взгляд на него.  Если в Сербии просто говорится о том, что были такие войны, в которых пострадало много наших соплеменников, то в Хорватии войну 1991-1995 гг. называют «Отечественной», ей придан статус главного события в национальной истории. 

Примерно такую же роль эта война играет в памяти бошняков Боснии и Герцеговины, где речь идет об отражении агрессии против Боснии. У боснийских сербов эта война называется Оборонительной отечественной войной. Так что у всех бывших сторон конфликта взгляды на это событие взаимно противоположны. 

Для НАТО вердикты трибунала служат важнейшим политическим обоснованием полезности и благотворности Альянса, который «останавливал войны на периферии Европы, с чем больше никто не смог справиться». 

Понятно также, что страны Запада будут максимально стремиться насаждать собственную версию истории, и основывать они ее будут в том числе и на приговорах трибунала, утверждая, что действия Альянса не голословны, а подтверждаются международными юридическими актами. 

Беседовала Мария Мамзелькина