Нервная реакция большинства мировых элит и общественного мнения на победу Дональда Трампа на президентских выборах в США объясняется не только инерцией ожиданий, когда «невозможным» считается всего лишь «непривычное», но и осознанием неизбежности последствий новой политической ситуации в «единственной сверхдержаве» для всего мира.

Было бы крайне наивно ожидать от Дональда Трампа какого-то изоляционизма или антиглобализма. Но особенности личности и того «общественного мандата», который Трамп получил и которому он будет вынужден в той или иной степени следовать, окажут существенное воздействие на американскую внешнюю политику.

Конечно, первое время американский президент будет пытаться стабилизировать отношения в элите после чудовищной по своей деструктивности предвыборной кампании.

Поэтому возможные изменения во внешнеполитической стратегии Вашингтона будут происходить с задержкой. Но они неизбежны, особенно, если Трампу удастся провести на пост государственного секретаря США Ньюта Гингрича, - икону американского «сверхконсерватизма», который имеет в своем «активе» целый ряд знаковых концептуальных наработок.

Он, например, был одним из ключевых авторов знаменитого «Контракта с Америкой», в котором была обозначена необходимость перестройки системы союзнических обязательств США.

Конечно, ситуация на постсоветском пространстве не будет находиться в числе безусловных приоритетов новой администрации. «Зацикленности» на противодействии России, присущей администрации Обамы, уже не будет.

Конечно, Евразия столкнется с американской администрацией, чья «экспертиза» по ключевым вопросам развития региона будет, мягко говоря, скромной. Но, вероятно, это несколько лучше, чем, если бы мы имели дело с администрацией, идеологической основой которой было «геополитическое всезнайство», уверенность в обладании исчерпывающим пониманием процессов для принятия кардинальных политических решений. Так что Новая Евразия вряд ли что-то серьезно потеряла от поражения Хиллари Клинтон.

Значение постсоветского пространства для американской внешней политики падало все последние годы и только необходимость поиска возможностей для противостояния России и Китаю, а также сдерживания радикального исламизма в Афганистане, заставляло Вашингтон объявлять этот регион «приоритетным».

Но Евразия и при Обаме превращалась из «пространства обязательств» в «площадку» для розыгрыша глобальных комбинаций, в территорию, которую «не жалко», несмотря на изрядные природные ресурсы. Вероятно, этот процесс ускорится.

В этом смысле будущая внешняя политика новой американской администрации будет определяться диалектикой неизбежной прагматизации отношения к внешней политике как таковой и нескольких факторов неопределенности.

Существует три принципиальные «зоны неопределенности» в том, что касается перспектив политики США на постсоветском пространстве:

Первое. Степень и длительность влияния бюрократической инерции.

Д. Трамп столкнется с целым рядом уже набравших «бюрократическую скорость» внешнеполитических проектов. Остановить бюрократическую инерцию, тем более в такой специфической для Трампа сфере, как внешняя политика, вероятно, будет «стоить» не только больших организационных, но и политических усилий.

Насколько быстро Трамп сможет добиться (и сможет ли добиться «в принципе») доминирования своей «повестки дня» во внешнеполитическом аппарате – пока не ясно. Это зависит в том числе от того темпа, с которым Трамп будет осуществлять кадровые назначения, прежде всего, на должности послов. По тому, кто станет представлять США на постсоветском пространстве – карьерные госдеповцы-бюрократы, политические назначенцы или просто друзья, с которыми надо таким образом «расплатиться» за поддержку в ходе предвыборной кампании – мы сможем судить о реальном уровне интереса к Новой Евразии.

Второе. Степень готовности Д. Трампа идти на конфликт с руководством собственной Республиканской партии, которая контролирует Конгресс.

В американской политической системе Конгресс, прежде всего Сенат США, играет исключительно важную роль в определении внешнеполитических приоритетов. И эти приоритеты были анонсированы до победы Трампа.

Сегодня политику Вашингтона, особенно практическую внешнюю политику и развитие системы союзнических обязательств США, включая военно-силовые, можно называть сколь «обамовской», столь же и «республиканской» в силу доминирования именно республиканцев в Конгрессе.

Такова политика США по Украине, по Беларуси и, вероятно, по Казахстану. И эти приоритеты внешней политики во многом противоречат тому мандату, который американское общество сформулировало для Дональда Трампа.

То есть, без противостояния с «бюрократией Конгресса» никакой принципиально новой «дипломатии Трампа», в том числе и подходов к политике на постсоветском пространстве, просто не возникнет.

Третье. Степень проявления тайных (не анонсировавшихся) обязательств США по отношению к государствам постсоветского пространства. Проблема американской дипломатии и американской внешней политики в Новой Евразии времен Б. Обамы была в том, что многие стратегически важные обязательства, в том числе и в сфере безопасности, брались в «неофициальном» режиме, а зачастую, - даже не анонсировались.

То, насколько новая администрация решится легализовывать «наследство Обамы», которое может подразумевать и прямую военную помощь некоторым режимам в разной форме, определит очень многое с точки зрения дальнейшего доверия к Вашингтону, а главное, - насколько Трамп готов сохранить постсоветское пространство в числе официальных приоритетов американской политики.

Прагматизация внешней политики при Д. Трампе, конечно, неизбежна, но далеко не в тех масштабах, как это ожидается. И уж точно нет никаких надежд на смягчение американского мессианства как основы внешней политики США.

Другой вопрос, что объективно существующие политические условия современной Америки будут способствовать тому, что поле для реализации американского мессианства будет, скорее всего, не там, где оно было при Бараке Обаме и Джордже Буше. То есть, не на Ближнем Востоке и не в Восточной Европе.

Американский обыватель явственно дал понять политической элите, что он устал от Сирии, «арабской весны», Афганистана, Украины и построения демократии.

Несмотря на присутствие в команде Трампа «идеологов» (помимо Н. Гингрича к ним  можно отнести, прежде всего, вице-президента Майка Пенса), решающими для формирования приоритетов внешней политики, особенно если они потребуют расходования дополнительных ресурсов, станут экономические факторы.

С этой точки зрения стоит выделить три фактора прагматизации политики США на постсоветском пространстве:

• Усиление влияния «энергетического лобби». Хотя Трамп не пользовался в ходе предвыборной кампании поддержкой со стороны американского энергетического сектора, расклад сил в политической жизни США (напомним, что республиканцы смогли захватить контроль над обеими палатами Конгресса) подразумевает необходимость достижения компромисса с республиканской верхушкой. А дорога к нему, несомненно, лежит через союз с американскими компаниями, специализирующимися на традиционных углеводородах. Так что участие американских властей в проблемах американских нефтегазовых компаний в Евразии останется на высоком уровне. И, напротив, чувствительность США к экологическим обязательствам и участие в судьбе глобальных экологических структур, активно действующих в Новой Евразии, может несколько сократиться.
• Противостояние с КНР. Для Трампа необходимость перелома неблагоприятных тенденций в экономической конкуренции с Китаем, что он, вероятно, не вполне корректно считает главным источником промышленной деградации современной Америки, стала одной из важнейших тем предвыборной кампании. Он будет вынужден реализовывать «антикитайские» экономические меры, даже если это будет противоречить внешнеполитическим интересам США. Это означает, что американские власти более чем ревниво будут относиться к любым проектам, в которых они увидят возможность усиления китайского экономического влияния. Очевидно, что ключевым направлением экономического давления со стороны США – хотя бы в силу административной простоты – станет давление на китайские государственные и аффилированные с государством компании, а также на китайские финансовые институты.
• Необходимость расширения экспорта американской продукции самого широкого профиля. Обновленный Белый Дом будет крайне болезненно относиться к тем экономическим действиям, которые могут быть интерпретированы как ограничение торговых возможностей американского бизнеса и попытки создания торговых блоков. Трамп, вероятно, сделает своей стратегией противодействие попыткам государственного патернализма в промышленности и сельском хозяйстве и государственному вмешательству в дела бизнеса, прежде всего, американского или аффилированного с США. Это создаст серьезные вызовы  для целого ряда стран постсоветского пространства. И в отличие от администрации Обамы (и прогнозировавшейся политики Х.Клинтон) трамповский Белый Дом не будет склонен приносить в жертву интересы бизнеса ради внешнеполитического партнерства. Для ряда государств постсоветской Евразии это создаст новую ситуацию и в политике, и в экономике.

Пока в полной мере о политике Д. Трампа в отношении Евразии говорить рано. Однако несомненным кажется то, что Новую Евразию ждет изменение американской политики, которое может оказаться весьма динамичным. Главный вопрос, на который пока нет ответа, - насколько ожидаемые изменения будут «изменениями сути», или же останутся на уровне «изменений формы».

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ