Интеграция на промышленной основе. Как реформировать экономику Беларуси и ЕАЭС Интеграция на промышленной основе. Как реформировать экономику Беларуси и ЕАЭС Интеграция на промышленной основе. Как реформировать экономику Беларуси и ЕАЭС 06.12.2016 eurasia.expert eurasia.expert info@eurasia.expert

Белорусская экономика, как и другие экономики стран Евразийского союза, испытывает влияние кризиса. Уже второй год наблюдается падение ВВП. В последнее время Беларуси все активнее предлагают неолиберальные рецепты. «Евразия.Эксперт» встретился с заведующим кафедрой финансов Международного университета «МИТСО» (Минск) Александром Ярошевичем, чтобы разобраться, какое экономическое «лекарство» для Беларуси и стран ЕАЭС сработает, а какое даст неожиданные побочные эффекты. Эксперт работал над диссертацией по экономике в Кингстонском университете (Лондон) и стажировался в Питтсбургском университете в США, и посвятил значительное время изучению последствий неолиберальных реформ.

– В своей диссертации по экономике вы раскритиковали западные рецепты экономических реформ для Беларуси. Почему они нам не подходят?

– Потому что рецепты всегда должны быть индивидуальными, а те, что предлагали и продолжают навязывать Беларуси, претендуют, с точки зрения их сторонников, на статус какой-то универсальности. Всегда нужно учитывать особенности развития, в том числе и исторического, каждого конкретного социума. Есть особенности и у нас, поэтому чужие рецепты нам не нужны. Ведь они доказали свою несостоятельность в нашем регионе, где достаточно долгое время их пытались воплощать в жизнь.

Я потратил много сил здесь и за рубежом, чтобы дать понять всем, кому это интересно, что статистика и факты не подтверждают успешность неолиберальных реформ или как сейчас модно говорить – структурных преобразований.

По-английски это называется «transition», но я предпочитаю слово трансформация, потому что тут есть нюансы. «Transition» – это переход из одного состояния в другое, заданное состояние, то есть от плана к рынку, как любят говорить на Западе. Трансформация тоже подразумевает процесс перехода, но мы не можем знать конкретный конечный результат. Мы можем видеть лишь ориентир, которым для нас является современная инновационная экономика – экономика всеобщего благосостояния, где первоочередное значение имеют не прибыль или какие-то финансовые аспекты, а именно жизнь человека, его развитие, здоровье, его возможности и т.д.

Только так мы можем претендовать на достойное место в современном разделении труда. Если же мы будем фокусироваться исключительно на рецептах реформ, выдуманных теоретиками в 1970-е гг. без учета наших особенностей, то зайдем в тупик.

– В Беларуси одним из сторонников подобных реформ является в прошлом помощник президента, а сейчас посол Беларуси в КНР Кирилл Рудый, чья книга «Финансовая диета» наделала в этом году много шума. Что он предлагает?

– Скажу вам честно, что книгу эту я не читал, но держал в руках и просматривал. Поэтому, исходя из беглого ознакомления, могу сказать, что Рудый предлагает то, что сейчас на Западе называется «austerity» – режим сокращения бюджетных расходов. Если речь идет о Беларуси, то нужно понимать, что основная доля этих расходов у нас приходится на социальную сферу.

К примеру, предлагается урезание декретного отпуска, и лично мне это не импонирует. У Беларуси подобные социальные гарантии гораздо шире, чем на Западе. Допустим, у нас мало кто может себе представить, что нигде в Западной Европе не предоставляется трехлетний декретный отпуск с обязательным сохранением рабочего места. Я жил в Великобритании и помню, что там оплачивали максимум 26 недель, по окончании которых делайте что хотите – никто не обязан сохранять за вами рабочее место.

Другой пример: сейчас в Японии, чтобы отправить ребенка в детский сад, оба родителя обязательно должны работать, в противном случае государство имеет право отказать в предоставлении места. Вот у нас такие вопросы вообще не стоят. У нас для детей делается очень многое, государство старается сохранять все самое ценное от советской системы.

То, что нам предлагают в рамках «финансовой диеты», для нас неприемлемо. Может быть, cесть на диету нам предлагают из-за нехватки опыта управления.

Речь идет не только о каком-то личном опыте, но и об опыте бывших социалистических стран. Я утверждаю это не просто так, а ссылаясь на свою работу еще десятилетней давности, которая депонирована в Британской библиотеке и где мною на 600 страницах доказано, что неолиберальные рецепты не сработают.

Отдельная глава там посвящена критике неолиберальных подходов. Совершенно очевидно, что к ожидаемым результатам не приводит ни приватизация, ни сокращение социальных расходов. Сегодня можно быстро все сократить, но восстановить это завтра будет в пять раз сложнее, дороже, а может, и в принципе невозможно. Большинство людей просто демотивируются, разбегутся и исчезнут с рынка труда.

– Но мы ведь должны как-то двигаться вперед. Какие вы видите альтернативы западным реформам?

– Двигаться вперед нужно только за счет предпринимательской инициативы. Это и есть та альтернатива, которую нам нужно взращивать, в том числе через систему образования, в регионах, пилотными проектами.

Посмотрите на опыт Китая последних тридцати лет. Они начинали свой путь ко второй экономике мира очень осторожно. В СССР отказались от плана, не выстроив ничего взамен.

В Китае была система «выроста» из плана. План для государственных предприятий оставался, но им давалась возможность производить что-то сверх госзаказа и продавать эту продукцию по рыночным ценам, как правило, на экспорт.

Заводы постепенно «вырастали» из плана, от них, в свою очередь, отпочковывались новые предприятия, представлявшие собой не просто торговые кооперативы, а именно альтернативные предприятия, которые сами производили продукцию, а не перераспределяли уже готовую.

Необходимо использовать этот опыт, а не зацикливаться на госсекторе. Мы должны как можно быстрее дать людям возможность адаптироваться. А для этого нужно постоянно на государственном уровне акцентировать внимание на том, что по-старому жить нельзя, надо думать о себе самостоятельно, а не надеяться на государство. На него можно надеяться лишь в социальной сфере. С точки зрения экономики человек должен ориентироваться на свои собственные силы. Но опять же, при этом государство должно поддерживать нуждающиеся в этом предприятия.

– У нас в последнее время очень часто, в том числе и на высоком уровне, говорят о том, что стоит закрыть все убыточные предприятия и развивать IT-сектор. Не может ли в итоге получиться так, что у нас не будет ни промышленности, ни высоких технологий?

– Может. С точки зрения государственной экономической политики подобный шаг будет очень и очень опрометчивым. Не все способны быть программистами, точно так же, как не все способны быть предпринимателями, и государство должно это понимать.

Да, можно и нужно ориентировать молодежь на IT. Но что, условно говоря, делать с их родителями? Им ведь надо как-то доработать до пенсии, сроки выхода на которую постепенно увеличиваются. Разве нормально будет, если детям придется содержать родителей напрямую, пока они не вышли на пенсию?

К счастью, в правительстве у нас правильно рассматривают государственный сектор не только с точки зрения экономических прибылей и каких-то производственных показателей, но и с точки зрения занятости.

Если люди не будут заняты хотя бы на госпредприятиях, то они вынуждены будут мигрировать, а это уже сценарий Прибалтики, Молдовы, Украины, Средней Азии и т.д.

Конечно, если бы у нас было столько денег, как у арабских шейхов, то ситуация была бы иной. Возьмем, к примеру, ОАЭ, где с 2008 по 2013 гг. население увеличилось в два раза даже несмотря на кризис мировой экономики. У них было 4,5, а стало 9,5 миллионов человек, из которых коренными жителями являются лишь 1,5 миллиона.

У нас же будет наоборот – молодежь может массово выехать. Поэтому надо смотреть на госсектор как на сферу, которая обеспечивает занятость. А уже занятость обеспечивает такой важный макроэкономический параметр, как спрос. А он, в свою очередь, определяет развитие не только социальной сферы, но и сферы услуг, в особенности торговли, транспорта, телекоммуникаций, туризма и т.п.

– Ни для кого не секрет, что ВВП Беларуси в этом году снизился на 2,8%. В прошлом году мы наблюдали снижение на 3%. С чем вы связываете нынешний экономический кризис?

– В основном с динамикой у наших крупнейших экономических партнеров. В первую очередь это касается России, где нынешняя конъюнктура стала следствием той экономической модели, которую там взяли на вооружение – неолиберализм на основе нефти и газа. Долгое время это работало, пока не возникли политические проблемы с конкурентами на международной арене. Как только появились эти проблемы, появилась и новая конъюнктура цен, вследствие чего и провалилась модель развития, основанная на принципе «ничего не делай, и все само сделается».

Мы очень сильно зависим от России. Хоть у нас и совершенно иная политико-экономическая модель, но, тем не менее, Россия является для нас важнейшим рынком. Поэтому все, что там происходит, прямым образом влияет и на Беларусь.

Мы тоже очень сильно стали зависеть от поставок нефтепродуктов на западные рынки. С точки зрения экономической безопасности это не самый лучший вариант. В развитых экономиках основной экспортной продукцией являются машины и оборудование.

У нас же эти статьи экспорта постоянно сокращаются и лишь в последние пару лет ситуация несколько улучшилась, да и то за счет падения общих объемов экспорта и сокращения доли нефтепродуктов. Доходило иногда до того, что нефтепродукты составляли порядка 40-50% экспорта, а доля машин и оборудования опускалась ниже 20%. Это не нормально.

– Вы упомянули, что у Беларуси и России разные экономические модели. Как, на ваш взгляд, нужно развивать евразийскую интеграцию, если учесть, что то же можно сказать и о других странах-участницах ЕАЭС?

– Если взглянуть на наши пять стран, то получается следующая картина: Россия и Казахстан представляют собой экономики сырьевого типа, Кыргызстан и Армения – эмиграционного типа, поскольку доля переводов от мигрантов доходит чуть ли не до половины ВВП. Беларусь же является в этом списке единственной экономикой производственного типа, которая сохраняет свою промышленность как важнейшую сферу не только для занятости, но и для экономической безопасности.

Те, кто любят указывать на успешный опыт восточноевропейских стран, почему-то больше не ссылаются на опыт некогда очень богатой Словении. В этой стране, несмотря на успешные реформы (а может как раз и благодаря им) образовался внешний долг на душу населения в разы больше, чем у нас, возник долговой кризис, в результате которого она была на грани дефолта.

С точки зрения безопасности стоит спросить – за чей счет было развитие? Подобные вопросы возникают и у Хорватии, и у Венгрии, и у Польши, и у других стран.

Взять, к примеру, Прибалтику, в которую очень верят кредиторы, но эта вера может закончиться в любой момент. Самый яркий пример – Исландия. Когда грянул мировой финансовый кризис, она была первым звеном, лопнувшим в цепочке развитых стран.

Показательно то, что там происходило: правительство выгнали вон, одобрили новую конституцию по интернету, главой государства стала женщина, которая начала сажать банкиров, приведших Исландию на грань дефолта.

Это единственная западная страна, в которой сажают именно банковских директоров, а не обычных клерков, как, например, во Франции или Великобритании. Не хотелось бы, чтобы подобное имело место у нас, потому что одно дело Исландия с населением в 300 тысяч человек, а другое дело – Беларусь с 10 миллионами и своим узловым геополитическим положением. Мы не можем себе позволить то, что позволяет сейчас Исландия в разговоре с кредиторами: отстаньте, когда сможем тогда и заплатим.

Беларуси нужно стараться ориентировать своих партнеров по евразийской интеграции на свои образ и производственную модель развития. Потому что опыт развитых стран показал: без сильного промышленного сектора ничего не добиться. Они ведь часто так себя и называют – промышленно-развитые страны.

Да, у них доля промышленности в экономике сократилась, но она стабилизировалась на уровне 10% и ниже уже вряд ли опустится. Они полностью обеспечивают себя во всем: от йогуртов до самолетов. Поэтому нам нужно стараться всячески продвигать в ЕАЭС белорусский путь развития. Пока мы не станем самодостаточными в промышленном плане, на нас будут смотреть сверху вниз.

– Есть ли что-то, что ЕАЭС может предложить миру прямо сейчас?

– Если будет переориентация на промышленное развитие, то он может дать хороший пример именно для Юга нашей планеты, потому что Северу мы никакой пример уже дать не можем. При этом мы должны показать, что не собираемся отказываться от своей социальной сферы. Даже в России и Казахстане она по-прежнему довольно существенная.

Если нам провести интеграцию на высокотехнологичной промышленной основе, мы можем дать понять миру, что можно и нужно развиваться именно так – собственными силами и с развитой социальной сферой. Она ведь потом сама себя оправдывает.

Чтобы у нас появились здоровые, образованные, инициативные и креативные профессионалы международного уровня, они должны быть взлелеяны от колыбели до университетского выпуска. Мы должны показать миру, что хоть СССР и развалился, но мы сохранили промышленность, социальную сферу и понимание того, что они нужны не просто сами по себе, а именно для устойчивого развития.

Беседовал Петр Петровский

Интеграция на промышленной основе. Как реформировать экономику Беларуси и ЕАЭС

06.12.2016

Белорусская экономика, как и другие экономики стран Евразийского союза, испытывает влияние кризиса. Уже второй год наблюдается падение ВВП. В последнее время Беларуси все активнее предлагают неолиберальные рецепты. «Евразия.Эксперт» встретился с заведующим кафедрой финансов Международного университета «МИТСО» (Минск) Александром Ярошевичем, чтобы разобраться, какое экономическое «лекарство» для Беларуси и стран ЕАЭС сработает, а какое даст неожиданные побочные эффекты. Эксперт работал над диссертацией по экономике в Кингстонском университете (Лондон) и стажировался в Питтсбургском университете в США, и посвятил значительное время изучению последствий неолиберальных реформ.

– В своей диссертации по экономике вы раскритиковали западные рецепты экономических реформ для Беларуси. Почему они нам не подходят?

– Потому что рецепты всегда должны быть индивидуальными, а те, что предлагали и продолжают навязывать Беларуси, претендуют, с точки зрения их сторонников, на статус какой-то универсальности. Всегда нужно учитывать особенности развития, в том числе и исторического, каждого конкретного социума. Есть особенности и у нас, поэтому чужие рецепты нам не нужны. Ведь они доказали свою несостоятельность в нашем регионе, где достаточно долгое время их пытались воплощать в жизнь.

Я потратил много сил здесь и за рубежом, чтобы дать понять всем, кому это интересно, что статистика и факты не подтверждают успешность неолиберальных реформ или как сейчас модно говорить – структурных преобразований.

По-английски это называется «transition», но я предпочитаю слово трансформация, потому что тут есть нюансы. «Transition» – это переход из одного состояния в другое, заданное состояние, то есть от плана к рынку, как любят говорить на Западе. Трансформация тоже подразумевает процесс перехода, но мы не можем знать конкретный конечный результат. Мы можем видеть лишь ориентир, которым для нас является современная инновационная экономика – экономика всеобщего благосостояния, где первоочередное значение имеют не прибыль или какие-то финансовые аспекты, а именно жизнь человека, его развитие, здоровье, его возможности и т.д.

Только так мы можем претендовать на достойное место в современном разделении труда. Если же мы будем фокусироваться исключительно на рецептах реформ, выдуманных теоретиками в 1970-е гг. без учета наших особенностей, то зайдем в тупик.

– В Беларуси одним из сторонников подобных реформ является в прошлом помощник президента, а сейчас посол Беларуси в КНР Кирилл Рудый, чья книга «Финансовая диета» наделала в этом году много шума. Что он предлагает?

– Скажу вам честно, что книгу эту я не читал, но держал в руках и просматривал. Поэтому, исходя из беглого ознакомления, могу сказать, что Рудый предлагает то, что сейчас на Западе называется «austerity» – режим сокращения бюджетных расходов. Если речь идет о Беларуси, то нужно понимать, что основная доля этих расходов у нас приходится на социальную сферу.

К примеру, предлагается урезание декретного отпуска, и лично мне это не импонирует. У Беларуси подобные социальные гарантии гораздо шире, чем на Западе. Допустим, у нас мало кто может себе представить, что нигде в Западной Европе не предоставляется трехлетний декретный отпуск с обязательным сохранением рабочего места. Я жил в Великобритании и помню, что там оплачивали максимум 26 недель, по окончании которых делайте что хотите – никто не обязан сохранять за вами рабочее место.

Другой пример: сейчас в Японии, чтобы отправить ребенка в детский сад, оба родителя обязательно должны работать, в противном случае государство имеет право отказать в предоставлении места. Вот у нас такие вопросы вообще не стоят. У нас для детей делается очень многое, государство старается сохранять все самое ценное от советской системы.

То, что нам предлагают в рамках «финансовой диеты», для нас неприемлемо. Может быть, cесть на диету нам предлагают из-за нехватки опыта управления.

Речь идет не только о каком-то личном опыте, но и об опыте бывших социалистических стран. Я утверждаю это не просто так, а ссылаясь на свою работу еще десятилетней давности, которая депонирована в Британской библиотеке и где мною на 600 страницах доказано, что неолиберальные рецепты не сработают.

Отдельная глава там посвящена критике неолиберальных подходов. Совершенно очевидно, что к ожидаемым результатам не приводит ни приватизация, ни сокращение социальных расходов. Сегодня можно быстро все сократить, но восстановить это завтра будет в пять раз сложнее, дороже, а может, и в принципе невозможно. Большинство людей просто демотивируются, разбегутся и исчезнут с рынка труда.

– Но мы ведь должны как-то двигаться вперед. Какие вы видите альтернативы западным реформам?

– Двигаться вперед нужно только за счет предпринимательской инициативы. Это и есть та альтернатива, которую нам нужно взращивать, в том числе через систему образования, в регионах, пилотными проектами.

Посмотрите на опыт Китая последних тридцати лет. Они начинали свой путь ко второй экономике мира очень осторожно. В СССР отказались от плана, не выстроив ничего взамен.

В Китае была система «выроста» из плана. План для государственных предприятий оставался, но им давалась возможность производить что-то сверх госзаказа и продавать эту продукцию по рыночным ценам, как правило, на экспорт.

Заводы постепенно «вырастали» из плана, от них, в свою очередь, отпочковывались новые предприятия, представлявшие собой не просто торговые кооперативы, а именно альтернативные предприятия, которые сами производили продукцию, а не перераспределяли уже готовую.

Необходимо использовать этот опыт, а не зацикливаться на госсекторе. Мы должны как можно быстрее дать людям возможность адаптироваться. А для этого нужно постоянно на государственном уровне акцентировать внимание на том, что по-старому жить нельзя, надо думать о себе самостоятельно, а не надеяться на государство. На него можно надеяться лишь в социальной сфере. С точки зрения экономики человек должен ориентироваться на свои собственные силы. Но опять же, при этом государство должно поддерживать нуждающиеся в этом предприятия.

– У нас в последнее время очень часто, в том числе и на высоком уровне, говорят о том, что стоит закрыть все убыточные предприятия и развивать IT-сектор. Не может ли в итоге получиться так, что у нас не будет ни промышленности, ни высоких технологий?

– Может. С точки зрения государственной экономической политики подобный шаг будет очень и очень опрометчивым. Не все способны быть программистами, точно так же, как не все способны быть предпринимателями, и государство должно это понимать.

Да, можно и нужно ориентировать молодежь на IT. Но что, условно говоря, делать с их родителями? Им ведь надо как-то доработать до пенсии, сроки выхода на которую постепенно увеличиваются. Разве нормально будет, если детям придется содержать родителей напрямую, пока они не вышли на пенсию?

К счастью, в правительстве у нас правильно рассматривают государственный сектор не только с точки зрения экономических прибылей и каких-то производственных показателей, но и с точки зрения занятости.

Если люди не будут заняты хотя бы на госпредприятиях, то они вынуждены будут мигрировать, а это уже сценарий Прибалтики, Молдовы, Украины, Средней Азии и т.д.

Конечно, если бы у нас было столько денег, как у арабских шейхов, то ситуация была бы иной. Возьмем, к примеру, ОАЭ, где с 2008 по 2013 гг. население увеличилось в два раза даже несмотря на кризис мировой экономики. У них было 4,5, а стало 9,5 миллионов человек, из которых коренными жителями являются лишь 1,5 миллиона.

У нас же будет наоборот – молодежь может массово выехать. Поэтому надо смотреть на госсектор как на сферу, которая обеспечивает занятость. А уже занятость обеспечивает такой важный макроэкономический параметр, как спрос. А он, в свою очередь, определяет развитие не только социальной сферы, но и сферы услуг, в особенности торговли, транспорта, телекоммуникаций, туризма и т.п.

– Ни для кого не секрет, что ВВП Беларуси в этом году снизился на 2,8%. В прошлом году мы наблюдали снижение на 3%. С чем вы связываете нынешний экономический кризис?

– В основном с динамикой у наших крупнейших экономических партнеров. В первую очередь это касается России, где нынешняя конъюнктура стала следствием той экономической модели, которую там взяли на вооружение – неолиберализм на основе нефти и газа. Долгое время это работало, пока не возникли политические проблемы с конкурентами на международной арене. Как только появились эти проблемы, появилась и новая конъюнктура цен, вследствие чего и провалилась модель развития, основанная на принципе «ничего не делай, и все само сделается».

Мы очень сильно зависим от России. Хоть у нас и совершенно иная политико-экономическая модель, но, тем не менее, Россия является для нас важнейшим рынком. Поэтому все, что там происходит, прямым образом влияет и на Беларусь.

Мы тоже очень сильно стали зависеть от поставок нефтепродуктов на западные рынки. С точки зрения экономической безопасности это не самый лучший вариант. В развитых экономиках основной экспортной продукцией являются машины и оборудование.

У нас же эти статьи экспорта постоянно сокращаются и лишь в последние пару лет ситуация несколько улучшилась, да и то за счет падения общих объемов экспорта и сокращения доли нефтепродуктов. Доходило иногда до того, что нефтепродукты составляли порядка 40-50% экспорта, а доля машин и оборудования опускалась ниже 20%. Это не нормально.

– Вы упомянули, что у Беларуси и России разные экономические модели. Как, на ваш взгляд, нужно развивать евразийскую интеграцию, если учесть, что то же можно сказать и о других странах-участницах ЕАЭС?

– Если взглянуть на наши пять стран, то получается следующая картина: Россия и Казахстан представляют собой экономики сырьевого типа, Кыргызстан и Армения – эмиграционного типа, поскольку доля переводов от мигрантов доходит чуть ли не до половины ВВП. Беларусь же является в этом списке единственной экономикой производственного типа, которая сохраняет свою промышленность как важнейшую сферу не только для занятости, но и для экономической безопасности.

Те, кто любят указывать на успешный опыт восточноевропейских стран, почему-то больше не ссылаются на опыт некогда очень богатой Словении. В этой стране, несмотря на успешные реформы (а может как раз и благодаря им) образовался внешний долг на душу населения в разы больше, чем у нас, возник долговой кризис, в результате которого она была на грани дефолта.

С точки зрения безопасности стоит спросить – за чей счет было развитие? Подобные вопросы возникают и у Хорватии, и у Венгрии, и у Польши, и у других стран.

Взять, к примеру, Прибалтику, в которую очень верят кредиторы, но эта вера может закончиться в любой момент. Самый яркий пример – Исландия. Когда грянул мировой финансовый кризис, она была первым звеном, лопнувшим в цепочке развитых стран.

Показательно то, что там происходило: правительство выгнали вон, одобрили новую конституцию по интернету, главой государства стала женщина, которая начала сажать банкиров, приведших Исландию на грань дефолта.

Это единственная западная страна, в которой сажают именно банковских директоров, а не обычных клерков, как, например, во Франции или Великобритании. Не хотелось бы, чтобы подобное имело место у нас, потому что одно дело Исландия с населением в 300 тысяч человек, а другое дело – Беларусь с 10 миллионами и своим узловым геополитическим положением. Мы не можем себе позволить то, что позволяет сейчас Исландия в разговоре с кредиторами: отстаньте, когда сможем тогда и заплатим.

Беларуси нужно стараться ориентировать своих партнеров по евразийской интеграции на свои образ и производственную модель развития. Потому что опыт развитых стран показал: без сильного промышленного сектора ничего не добиться. Они ведь часто так себя и называют – промышленно-развитые страны.

Да, у них доля промышленности в экономике сократилась, но она стабилизировалась на уровне 10% и ниже уже вряд ли опустится. Они полностью обеспечивают себя во всем: от йогуртов до самолетов. Поэтому нам нужно стараться всячески продвигать в ЕАЭС белорусский путь развития. Пока мы не станем самодостаточными в промышленном плане, на нас будут смотреть сверху вниз.

– Есть ли что-то, что ЕАЭС может предложить миру прямо сейчас?

– Если будет переориентация на промышленное развитие, то он может дать хороший пример именно для Юга нашей планеты, потому что Северу мы никакой пример уже дать не можем. При этом мы должны показать, что не собираемся отказываться от своей социальной сферы. Даже в России и Казахстане она по-прежнему довольно существенная.

Если нам провести интеграцию на высокотехнологичной промышленной основе, мы можем дать понять миру, что можно и нужно развиваться именно так – собственными силами и с развитой социальной сферой. Она ведь потом сама себя оправдывает.

Чтобы у нас появились здоровые, образованные, инициативные и креативные профессионалы международного уровня, они должны быть взлелеяны от колыбели до университетского выпуска. Мы должны показать миру, что хоть СССР и развалился, но мы сохранили промышленность, социальную сферу и понимание того, что они нужны не просто сами по себе, а именно для устойчивого развития.

Беседовал Петр Петровский