Перестройка по-белорусски: логика системного кризиса
Наблюдая за массовыми уличными протестами в Белоруссии, мы видим лишь верхушку айсберга тех процессов, которые будут разворачиваться в Республике в ближайшие месяцы и годы. Белорусский политический кризис, очевидно, не похож на бесконечные кризисы в Бельгии или Италии, способных десятилетиями жить без устойчивого центрального правительства. В Белоруссии разворачивается кризис власти, затрагивающий основы всей социальной системы и обещающий быть затяжным, поскольку политическая власть в стране, по сути, управляет всеми сферами жизни общества. Если она рассыплется, то Республику накроет управленческий коллапс, выход из которого будет долгим и мучительным.
Происходящие события иногда называют цветной революцией, сравнивают с украинским майданом. Очевидно, параллели есть, но ближе к сути событий могут оказаться сторонники сравнения с «отложенной» перестройкой. Идеи «донора безопасности» в Восточной Европе и «нейтрального позиционирования», на которых выстраивалась внешняя политика Белоруссии после 2014 г., обернулись против власти. От превращения в «донора опасности» Республика сегодня удерживается лишь благодаря российской политической и экономической поддержке.
Истоки кризиса
На первый взгляд, к политическому кризису в Белоруссии привели выборы, однако они лишь стали спусковым крючком очередного его этапа – массового-уличного. Сам кризис разворачивается уже несколько лет. На поверхности его – экономическое проявление: в национальной экономике доминируют государственные предприятия, но их оборудование устаревает, а у государства нет денег на модернизацию.
В 1990‑е гг., благодаря экстренному налаживанию отношений с Россией, Белоруссии удалось избежать наиболее болезненных последствий перестройки. В Республике был построен государственный капитализм с «человеческим лицом» (социальными льготами и гарантиями) и с опорой на советский индустриальный потенциал, российский рынок и экономическую поддержку.
Фактически, белорусская экономика тогда была пересобрана как часть единого экономического комплекса с Россией. Например, за последние 10 лет разница между ценами на российские нефть и газ для Белоруссии и других импортеров составила около $70 млрд, это 55% расходной части белорусского госбюджета за этот период [1]. Объем экспорта белорусской промышленной и сельскохозяйственной продукции на российский рынок за 10 лет превысил $110 млрд [2]. Во внешней торговле Белоруссии, прямых инвестициях в страну и займах на Россию приходится от 1/2 до 2/3 от общего объема.
Эта система в состоянии просуществовать еще не один год, отдельные ее элементы все еще могут развиваться при условии свободного доступа к российским инвестициям и рынку. Но жизнеспособности этой модели мешает глубинное противоречие – экономика у России и Беларуси де-факто одна, а системы управления – разные, и нормативно-правовые базы все дальше уходят друг от друга.
Преодолеть эту проблему пока так и не удалось, несмотря на интенсивные переговоры последних двух лет о «дорожных картах» Союзного государства. Если нет интеграции, то усиливается дезинтеграция, что мы и наблюдали в последние годы. При этом индустриальная база большинства белорусских предприятий устаревает. Время работает против белорусской промышленности и сотен тысяч рабочих мест. Исчезнет промышленность, исчезнет и социальная, образовательная инфраструктура, инженерная и математическая школы, которыми «бесплатно» подпитывается сегодня молодой белорусский ИТ-кластер. Вера некоторых «капитанов бизнеса», что как феникс из пепла Белоруссия превратится в «ИТ-страну», отказавшись от связей с Россией и, как следствие, порезав на металлолом немодную индустрию, ни на чем, кроме идеологем, не основана.
Корень разворачивающегося в стране кризиса – в том, что система управления в Белоруссии все меньше соответствует управляемому обществу. Политические институты не могут ввести в системное русло общественную активность, обеспечить устойчивую обратную связь, реагировать на запросы значимой части общества. Отсюда и многочисленные «ошибки» власти в последнее время – они – симптомы системных сбоев. То, что в одних условиях воспринималось как норма и работало, в других воспринимается как ошибка и оказывается контрпродуктивным.
Простой смены персоналий на верхушке власти будет недостаточно. Выход из кризиса потребует многолетней работы при высоких рисках радикального слома системы, экономические последствия которого для Белоруссии могут оказаться на порядок тяжелее, чем для Украины после 2014 г.
Компоненты кризиса
Попробуем реконструировать основные этапы белорусского кризиса (некоторые из них пересекаются во времени).
Экономический. Устаревание системообразующих промышленных центров в стране и отсутствие капиталов для их модернизации стало острой проблемой уже в 2000‑х гг. В результате власть вынуждена проводить мягкий демонтаж постсоветской системы социальных гарантий, которой всегда гордилась. И если увеличение пенсионного возраста прошло сравнительно безболезненно, то введение налога на официально безработных (т.н. «декрет о тунеядцах») вызвало в 2017 г. шквал протестов по всей стране.
Социальный. Изменение структуры общества с ростом числа самозанятых и малого бизнеса, развитием городской культуры, международных контактов опередило адаптацию институтов государственного управления социальной сферой и общественной активностью. Массово-командные методы в молодежной политике и общественной мобилизации, сформировавшиеся 20-30 лет назад, а часто – и в советский период, используются до сих пор, несмотря на сбои. Помощник президента Белоруссии Н. Латышонок заявил, что недовольных белорусской властью в стране «примерно процентов 20-30». Даже если посчитать это число от зарегистрированных избирателей, то получается 1,5-2 млн граждан – для Белоруссии это огромная цифра.
Поколенческий. В последнее десятилетие социологи фиксируют ощутимую трансформацию господствующих установок и ценностей граждан по мере вхождения во взрослую жизнь «постсоветского поколения». Средние и младшие возрастные группы намного меньше поддерживают власть, не разделяют ее стиль и эстетику. Межпоколенческий разрыв в Белоруссии уже в 2014–2015 гг. практически не отличался от молдавского и украинского кейсов – нет оснований полагать, что ситуация с тех пор улучшилась.
Идеологический. Экономическое отставание, сокращение социальных гарантий и смена поколений привели к кризису идеологии. В ответ на растущий идейный вакуум белорусская власть усилила акцент на так называемой мягкой белоруссизации. Идеологическую матрицу БССР попытались дополнить новыми символами и смыслами – от БНР и «тысячелетней государственности» до вышиванок и рестайлинга национального герба. Но это привело не к консолидации, а к размыванию ориентиров внутри общества и госаппарата. Попытка представить вопрос «Минск или Менск» (белорусское против русского), нерелевантный для большинства граждан Белоруссии как главный «нерв» избирательной кампании, обернулась провалом, спровоцировав недоверие в среде сторонников власти. Инициативу в идеологической сфере перехватили националисты, получая поддержку от разветвленной инфраструктуры западных НПО, создававшейся в Республике на протяжении 20 лет и глубоко проникшей в органы государственной власти.
Внешнеполитический. Столкнувшись с нарастанием внутренних системных проблем, белорусское руководство попыталось смягчить их за счет активной внешней политики, но получилось наоборот. Балансирующая дипломатия в 2014–2016 гг. позволила белорусскому руководству извлечь дипломатические и экономические дивиденды из украинского кризиса. Но позже вызвала побочные эффекты – обострение противоречий внутри страны и размывание целеполагания госаппарата по мере того, как многовекторность переросла в дистанцирование от России и заигрывание с «российской угрозой». В итоге была дезориентирована и разрушена электоральная база поддержки внутри страны. Развитие этой политики в последние 4-5 лет не могло не привести к росту отчуждения с единственным союзником Белоруссии – Россией.
Указанные тенденции переплетаются и усиливают друг друга. Они показывают, что кризис в Белоруссии намного шире и глубже «просто» цветной революции, которая является лишь симптомом, но не самим недугом.
Перестройка не означает полное банкротство, ошибочность или обреченность существующей системы, ее развал не предопределен. Кризис белорусской системы не отрицает ее преимуществ – прежде всего, сравнительно невысокий уровень социального расслоения, развитая система социального обслуживания, образование, сохранение индустриальных компетенций. Сложившаяся еще в 2000‑х гг. белорусская «модель» и политика последних лет – не одно и то же. Политика реагирования на кризис стала главным фактором его усугубления, как и в эпоху советской перестройки.
Экономическое измерение кризиса
Экономический кризис выражается в исчерпании постсоветской модели развития белорусской экономики. Дальше – либо путь «прибалтизации» (но без выхода к морю) с ликвидацией тяжелой промышленности и эмиграцией избыточного «лишнего» населения, либо оптимизация и модернизация при помощи внешних инвесторов.
На рынок второго по величине внешнеторгового партнера – Евросоюза – Белоруссия, по статистике ЕС, продает сейчас товаров в стоимостном выражении на €4 млрд в год. Главный экспорт – древесина, минеральные продукты (нефть и нефтепродукты, произведенные из российской нефти по эксклюзивным ценам), а также недрагоценные металлы. Более 80% поставок в ЕС – сырье или полуфабрикаты. Забастовки на крупных белорусских предприятиях могут привести к падению объемов поставок металлов, нефтепродуктов и калийных удобрений в ЕС.
Эти потери не нанесут большого ущерба европейской экономике и могут быть замещены другими поставщиками. Для Беларуси это будет намного тяжелее, но не критично, поскольку на ЕС, по итогам 2019 г., приходится около 20% внешней торговли Республики. Калийные рынки сейчас прирастают в основном за счет Азии.
Самым ощутимым окажется прекращение экспорта нефтепродуктов в ЕС, но Европа вряд ли откажется от их покупки. Работа белорусских НПЗ с высокой вероятностью станет нерентабельной в случае перехода на закупки нефти по мировым ценам в связи с дороговизной «континентальной» логистики.
Полномасштабной катастрофой для белорусской экономики может стать потеря российского рынка, на который приходится около 50% товарооборота Республики. Причем на российский рынок идет продукция машиностроения с высокой добавленной стоимостью. Если в результате политического кризиса к власти в Белоруссии придут силы, ориентированные на выход из интеграционных политических и экономических соглашений с Россией, это приведет к разрушению белорусской промышленности и потере сотен тысяч высококвалифицированных рабочих мест.
Многие крупные белорусские госпредприятия выполняют социальные функции – избыточный найм сдерживает скачок безработицы и социальной напряженности. Подобная ситуация существует во многих индустриально развитых странах. В Белоруссии она осложняется отсутствием запаса прочности и внутренних ресурсов как для консервации, так и для развития системы. Любая радикальная рыночная реформа приведет к социальному взрыву.
Многовекторность и белоруссизация
Белорусский курс на многовекторность окончательно возобладал в 2000‑х гг. и был закреплен в ключевых правовых актах 15 лет назад. В Белоруссии на экспертном и официальном уровнях неоднократно высказывалось мнение, что балансирование – это естественная политика малой страны. Тем не менее, все западные соседи Белоруссии выбрали противоположную стратегию «примыкания» и блоковой дисциплины.
После украинского кризиса тренд усилился: ослабить прессинг внутренних проблем белорусская власть попыталась за счет активной многовекторной и символической политики. Первая мотивировалась игрой на противоречиях России и Запада с целью получения экономических бонусов. Вторая – необходимостью отвлечь внимание от социальных проблем в стране и укрепить легитимность власти, перехватив повестку националистов в рамках «мягкой белоруссизации».
Форсаж многовекторности возымел обратный эффект. Белорусский экспорт в ЕС, по итогам 2019 г., сократился на 9,4%, так и не превысив показатели 2010–2011 гг. На Россию по-прежнему приходится около половины внешней торговли Белоруссии, но российская сторона стала постепенно двигаться в сторону импортозамещения на фоне пробуксовки интеграции.
Процессы роста конкуренции на внутреннем российском рынке носят объективный, естественный характер. Сдерживать их или усиливать преимущества белорусских производителей могут лишь конкретные политические усилия и межгосударственные экономические проекты. Но такой сценарий стал невозможным в условиях постепенного обнуления геополитических гарантий, происходившего по мере развития многовекторности Минска.
Идея Белоруссии как «донора безопасности» в Восточной Европе была призвана построить внешнюю политику Республики на посредничестве между Россией и Западом, не примыкая ни к одному из полюсов. В итоге оказалось, что здание строили на песке, – теперь канцлер нейтральной Австрии заявляет о желании перенести переговорную площадку по украинскому кризису из Минска в Вену.
Общим местом в последние месяцы стало утверждение, что белорусская власть «потеряла информационное пространство». В качестве причины приводится наступление новых медиа и мессенджеров. Однако, как представляется, главное поражение произошло не на техническом, а на доктринальном уровне. Многолетнюю тенденцию венчает «информационный нейтралитет», провозглашенный в Концепции информационной безопасности Белоруссии в 2019 г. Это целеполагание фактически заблокировало возможности эффективного противодействия государства оппозиционным силам и иностранным НПО внутри страны.
Возникшая пустота стала заполняться – последние годы происходило активное насаждение в Белоруссии концепции «жертвы» (страна воевала в чужих войнах и страдала от соседей «как с Запада, так и с Востока»). Активную роль в этом процессе играли западные фонды, пользующиеся поддержкой части госаппарата Белоруссии. Это прямо противоречило идейным основам победы в Великой Отечественной войне. День независимости Белоруссии 3 июля по-прежнему совпадает с Днем освобождения Минска от немецко-фашистских захватчиков в 1944 г. Вместе с тем, для большинства миллениалов День победы – официозный праздник, не вызывающий живого отклика и победных ассоциаций. Сказывается дефицит современных смыслов и форматов вовлечения молодежи.
Накачка виртуальной «российской угрозы» в предвыборной кампании, в которую не поверили даже белорусские националисты, в этих условиях стала не случайностью, а логичным развитием политики многовекторности. Ранее по этому пути уже прошли страны Прибалтики и Украины, мигрировав от идеи «моста между Западом и Востоком» к «нейтральному государству», а затем к «прифронтовому государству» (frontline states) и «бастиону против России».
***
Разворачивающийся в Белоруссии кризис многомерен, из него нельзя выйти исключительно с помощью политических или экономических инструментов – необходима модернизация общественных институтов и методов управления. Даже если Россия окажет серьезную экономическую поддержку Белоруссии, как это уже происходит, это не разрешит всех накопившихся противоречий. Тем более, пересмотра доктрины многовекторности пока не происходит. В то время как президент Белоруссии Александр Лукашенко обвиняет США во вмешательстве во внутренние дела, глава МИД Республики Владимир Макей благодарит Госдепартамент за «поддержку суверенитета Белоруссии».
Если не выйти из колеи, в которую попала белорусская власть, путем качественных изменений, то ситуация станет бесперспективной уже в ближайшие годы, если не месяцы. Продолжение политики последних лет приведет к усугублению кризиса и неизбежной потере власти действующим руководством.
Главный вопрос теперь – выйдет ли Белоруссия из кризиса путем постепенных, управляемых преобразований или через слом всей системы с тяжелейшими последствиями. Это будет далеко не украинский кейс – нет черноземов и выхода к морю, внутренний рынок и демографический ресурс в разы меньше.
Единственный шанс смягчить процесс реформ – устранить препятствия для развития белорусской экономики в рамках крупного промышленно-экономического комплекса. Это обеспечит подушку безопасности для незащищенных слоев населения и инвестиции для сильных предприятий. Такого рода соглашение даже теоретически возможно лишь с Россией.
Назрела содержательная конституционная реформа, адаптирующая систему управления к современным реалиям, политический транзит, но этого недостаточно. Сегодняшние массовые выступления в Белоруссии напоминают «поющие революции» в Прибалтике 1990–1991 гг. Как народные фронты там вышли из-под контроля партии и КГБ, так и в Белоруссии вдохновленные официальной белоруссизацией силы сегодня выступили против власти. В Прибалтике тоже сначала был массово-романтический этап. На втором шаге произошла смена руководства, усиление националистов, переориентация на Запад, закрепление институтов негражданства для русских и так далее.
Это не значит, что Белоруссия обречена повторить этот путь – ее связи с Россией намного глубже. Российская сторона делает все от нее зависящее, чтобы сохранить в Республике стабильность, сдерживать внешнее вмешательство, сберечь особые связи с белорусскими друзьями, но риски очень высоки. Ситуация в Белоруссии не статична и может быстро измениться в неблагоприятную сторону. У Александра Лукашенко – время принятия важнейшего в жизни решения.
[1] Расчеты автора на основе данных Белстата, Минфина России, ПАО «Газпром».
[2] Расчеты автора на основе статистики Федеральной таможенной службы России.
Статья впервые опубликована на сайте Российского совета по международным делам 17 сентября 2020 г.
Вячеслав Сутырин, проректор ГАУГН, главный редактор аналитического издания «Евразия.Эксперт»