«Триполярный» мир США, Китая и России? Что ждет постсоветскую Евразию «Триполярный» мир США, Китая и России? Что ждет постсоветскую Евразию «Триполярный» мир США, Китая и России? Что ждет постсоветскую Евразию 16.12.2021 eurasia.expert eurasia.expert info@eurasia.expert

Кризис современной системы международных отношений и неспособность США далее поддерживать режим даже «ситуативной» монополярности приводят к дискуссиям о новой конфигурации этой системы. В результате западными экспертами положены «на стол» несколько новых концепций. Например, «триполярного» мира США, Китая и России или «мирной передышки» для США. Эти проекты затрагивают и постсоветское пространство. Евразия продолжает оставаться одним из важнейших геоэкономических пространств современного мира. И это – острый вызов для постсоветских стран, которые могут оказаться в «серой зоне» сброса напряжения через конфликты при переходе к новому миропорядку. Это поставит под вопрос не только политическую выживаемость местных элит, но и управляемый транзит власти. Возможные меры реагирования на данные вызовы в статье для «Евразия.Эксперт» проанализировал профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев.  

Возрождение сфер интересов


В появлении проектов нового мирового порядка именно сейчас нет ничего удивительного. Наиболее «продвинутые» круги на «коллективном Западе» понимают необходимость упорядочивания процессов в системе международных отношений и хотя бы частичного восстановления международных институтов. В последние 3-5 лет их ослабление компенсировалось усилением информационно-манипулятивных технологий. Вырос градус политической пропаганды, что сводит на нет содержательный диалог за рамками ситуативных договоренностей. Это доказал и онлайн саммит между президентами России и США Владимиром Путиным и Джо Байденом 7 декабря 2021 г.

Переговоры были посвящены разбору «завалов», созданных порой неконтролируемым развитием пропаганды. Но его итоги оказались погребены под еще большей политической пропагандой. Особенно со стороны США, где каждый клан вашингтонской администрации стремился интерпретировать итоги беседы двух президентов в свою пользу, зачастую продолжая играть «на обострение». В этих условиях установить некие «рамки» конфронтации, сократив уровень ее непредсказуемости (например, неспособность спрогнозировать последствия отключения России от системы SWIFT) является естественным стремлением. Особенно учитывая, что обновленные региональные приоритеты политики США уже начинают обретать контуры.

Положение Евразии сейчас выглядит двойственно. С одной стороны, она находится в тени процессов геоэкономического реструктурирования мира, но одновременно становится одной из «прифронтовых» зон в связи с очевидно нарастающей нестабильностью на Среднем Востоке. С другой стороны, обсуждение принадлежности Евразии к той или иной «сфере интересов» все больше ведется исходя из утраты регионом геоэкономической целостности, что рано или поздно поставит под вопрос территориально-политическую целостность ряда стран региона.

«Триполярный» мир США, Китая и России


Самым известным заявлением об упорядочивании системы международных отношений стало высказывание председателя Комитета начальников штабов США Марка Милли о «триполярном мире» США, КНР и России. Ранее «на стол» свои концепции положили приближенные к различным политическим группам в Вашингтоне Ричард Хаас и Чарльз Купчан. Менее известен концепт Дэвида Пейна о необходимости «мирной передышки», своего рода «Брестского мира» для Вашингтона через согласие (временное) на получение Китаем и Россией своих «псевдосфер влияния» при сохранении американской гегемонии в глобальном финансовом секторе.

Все эти проекты, признавая неизбежность отказа США от безусловной глобальной гегемонии, стараются закрепить за Вашингтоном особую роль в мире и с политической, и с экономической точек зрения. Речь не идет ни о новой биполярности, ни о многополярности в том виде, как это понималось ранее. Речь идет о нахождении некоего временного равновесия, предоставляющего США относительную свободу рук.

Эти подходы принципиально отличаются от ранее продвигавшегося «мира правил», монопольно устанавливаемых «коллективным Западом», а на деле – США. Прозвучавшие заявления демонстрируют отход от большинства прежних концепций, просто игравших роль концептуального обоснования политики США. Новые концепции допускают возможность диалога США с крупнейшими игроками, что подтверждают переговоры Путина и Байдена.

Проекты стабилизации через разделение сфер влияния, включая и пресловутый «триполярный мир» – это попытка «примораживания» ситуации. С одной стороны, таким образом надеются сохранить гегемонию США в пространстве «коллективного Запада». С другой – противопоставить «коллективный Запад» Китаю, России и «ревизионистским державам» второго и третьего «рядов». В институциональном плане форсированное создание администрацией Байдена «Альянса демократий» также лежит в формате политики «разделения», а не «интеграции».

Теоретически такая конструкция возможна, но на практике она будет неустойчивой, неизбежно формируя «серые зоны». Речь идет об относительно безопасных для «сброса напряжения» территориях, где конфликты не будут приводить к масштабной эскалации. Однако опасность заключается в том, что в этих «серых зонах» манипулировать можно будет и крупнейшими игроками, потому что институционализация «нового мира» вытекает из политических, а не из геоэкономических соображений.

Евразийская интеграция на фоне подавляющего большинства проектов структурирования пространства мировой политики и экономики отличается как раз тем, что вытекает из геоэкономических, а не только из геополитических факторов. И именно геоэкономические драйверы евразийской интеграции в последнее время приобретают дополнительное значение.

Евразия как геоэкономический субъект


Все находящиеся «на столе» проекты в той или иной степени предусматривают размывание суверенитета стран Евразии и предотвращение ее консолидации. Регион воспринимается исключительно как объект, но не субъект политики, в худшем для Запада случае переходящий частично под контроль России. Большая же его часть станет предметом поглощения соседними, не-евразийскими центрами экономического роста. Причем, последний вариант, как показывают действия США после вывода войск и Афганистана и особенно в преддверии «эвакуации Ирака», вполне реален.

Поэтому евразийская интеграция превращается в инструмент выживания постсоветских элит и безопасной передачи власти. Последнее особенно проблематично на фоне обострения военно-политических процессов вокруг Евразии. Речь идет о замещении национальных элит, какой бы политической окраски они не были, полностью контролируемыми извне управленцами-операторами, в принципе не связанными с местными элитами, даже лояльными внешним контролерам.

Задача-минимум в современных условиях уже не может заключаться в том, чтобы восстановить статус промышленной полупериферии мира глобализации. Подобная постановка задачи могла бы быть вполне адекватной еще 5 лет назад, однако насыщение экономического пространства политико-административными и даже военно-силовыми инструментами управления вкупе с последствиями пандемии делают такой вариант устаревшим. Сегодня речь в контексте евразийской интеграции должна идти о формате «полупериферия+», когда включенность в глобально и регионально значимые производственные цепочки дополняется:

●  «Страховочными» производствами по критическим для существования государства или коалиции государств секторам, включая производство продовольствия и потребительских товаров. Такие производства могли бы составлять 15-20% рынка, возможно, даже уступая по ценовой конкурентоспособности.

●  Контролем в пределах национальной или коалиционной юрисдикции над рядом критических для глобальной экономики товаров (услуги в данном случае менее значимы), что существенно усложнит политическое манипулирование и давление на это государство или коалицию в условиях «экономической взаимозависимости мирного времени».

●  Высоким уровнем защищенности контролируемого логистического пространства, присутствием в данном сегменте экономики собственных национальных или «коалиционных» корпоративных структур, конкурирующих с внешними игроками.

●  Защищенностью национального или коалиционного информационного пространства, включая финансово-инвестиционную составляющую и систему государственного и социально-экономического управления. Это подразумевает формирование собственной системы цифровых стандартов, без чего невозможно обеспечить защищенность информационного пространства.

Главный смысл модели «полупериферия+» – длительное сохранение возможностей устойчивого социально-экономического развития в условиях глубокого кризиса «ядра» глобализации.

Геополитический протекционизм


Задача выхода на формат «полупериферия+» может быть решена и без изменения состояния евразийской интеграции, на базе Союзного государства России и Белоруссии. Достигнутые в рамках Союзного государства договоренности об интеграции экономических систем при всей специфике представляются адекватной платформой для упорядочивания системы хозяйственных связей в несырьевых отраслях. Но это касается только сегмента, сформированного в советское время и сохранившегося до сих пор не только в России или Белоруссии, но и в ряде других стран, чьи элиты не до конца прошли по пути «трофейной экономики».

Конечно, даже в таком ограниченном формате реализация модели «полупериферия+» потребует существенных структурных изменений, в частности, в системах управления, логистике и инвестиционных инструментах. Только в таком случае возникнут реальные возможности для естественного геоэкономического протекционизма, способного стать реальной организационно-политической основой формирования самодостаточного геоэкономического макрорегиона в Евразии.

Но для усиления геоэкономического влияния с учетом новых тенденций в развитии промышленности и логистики, устойчивого развития в «большой Евразии», и не только в постсоветской ее части, а и в ее естественных геоэкономических границах, необходимо выходить на углубление экономической интеграции и наполнение ее политическим содержанием. Без этого невозможно достижение защищенности в условиях глобальной геоэкономической гибридности, проявляющейся в Евразии острее, чем во многих других регионах, но также невозможно и формирование контролируемого рынка, позволяющего всем странам пространства иметь относительно благоприятные возможности социально-экономического развития в условиях ухудшения внешнеэкономической конъюнктуры.

В то же время формально-юридическая архитектура интеграционных процессов становится вторичным фактором: на первый план выходит операционная архитектура и эффективность. Это в целом соответствует глобальным процессам – в особенности, тенденции перехода от обязывающих консенсусных коалиций к «коалициям ценностей», минуя в относительно быстром темпе так называемые ситуативные коалиции (ad hoc коалиции).

Такие ситуативные коалиции могли бы соответствовать эпохе относительного ослабевания американского влияния, но в условиях относительно низкого значения неэкономических инструментов в геоэкономике. В условиях фактической легализации расширенных вариантов санкционной политики «ситуативные коалиции» не являются адекватным элементом реагирования на возникающие угрозы, хотя бы в силу быстротечности возникающих кризисов и необходимости принятия решений, в том числе связанных с задействованием военной силы. Но в неменьшей степени это связано с необходимостью выстраивания долговременных систем геоэкономического взаимодействия, требующих очевидного институционального закрепления и принятия политических решений.


Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ

«Триполярный» мир США, Китая и России? Что ждет постсоветскую Евразию

16.12.2021

Кризис современной системы международных отношений и неспособность США далее поддерживать режим даже «ситуативной» монополярности приводят к дискуссиям о новой конфигурации этой системы. В результате западными экспертами положены «на стол» несколько новых концепций. Например, «триполярного» мира США, Китая и России или «мирной передышки» для США. Эти проекты затрагивают и постсоветское пространство. Евразия продолжает оставаться одним из важнейших геоэкономических пространств современного мира. И это – острый вызов для постсоветских стран, которые могут оказаться в «серой зоне» сброса напряжения через конфликты при переходе к новому миропорядку. Это поставит под вопрос не только политическую выживаемость местных элит, но и управляемый транзит власти. Возможные меры реагирования на данные вызовы в статье для «Евразия.Эксперт» проанализировал профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев.  

Возрождение сфер интересов


В появлении проектов нового мирового порядка именно сейчас нет ничего удивительного. Наиболее «продвинутые» круги на «коллективном Западе» понимают необходимость упорядочивания процессов в системе международных отношений и хотя бы частичного восстановления международных институтов. В последние 3-5 лет их ослабление компенсировалось усилением информационно-манипулятивных технологий. Вырос градус политической пропаганды, что сводит на нет содержательный диалог за рамками ситуативных договоренностей. Это доказал и онлайн саммит между президентами России и США Владимиром Путиным и Джо Байденом 7 декабря 2021 г.

Переговоры были посвящены разбору «завалов», созданных порой неконтролируемым развитием пропаганды. Но его итоги оказались погребены под еще большей политической пропагандой. Особенно со стороны США, где каждый клан вашингтонской администрации стремился интерпретировать итоги беседы двух президентов в свою пользу, зачастую продолжая играть «на обострение». В этих условиях установить некие «рамки» конфронтации, сократив уровень ее непредсказуемости (например, неспособность спрогнозировать последствия отключения России от системы SWIFT) является естественным стремлением. Особенно учитывая, что обновленные региональные приоритеты политики США уже начинают обретать контуры.

Положение Евразии сейчас выглядит двойственно. С одной стороны, она находится в тени процессов геоэкономического реструктурирования мира, но одновременно становится одной из «прифронтовых» зон в связи с очевидно нарастающей нестабильностью на Среднем Востоке. С другой стороны, обсуждение принадлежности Евразии к той или иной «сфере интересов» все больше ведется исходя из утраты регионом геоэкономической целостности, что рано или поздно поставит под вопрос территориально-политическую целостность ряда стран региона.

«Триполярный» мир США, Китая и России


Самым известным заявлением об упорядочивании системы международных отношений стало высказывание председателя Комитета начальников штабов США Марка Милли о «триполярном мире» США, КНР и России. Ранее «на стол» свои концепции положили приближенные к различным политическим группам в Вашингтоне Ричард Хаас и Чарльз Купчан. Менее известен концепт Дэвида Пейна о необходимости «мирной передышки», своего рода «Брестского мира» для Вашингтона через согласие (временное) на получение Китаем и Россией своих «псевдосфер влияния» при сохранении американской гегемонии в глобальном финансовом секторе.

Все эти проекты, признавая неизбежность отказа США от безусловной глобальной гегемонии, стараются закрепить за Вашингтоном особую роль в мире и с политической, и с экономической точек зрения. Речь не идет ни о новой биполярности, ни о многополярности в том виде, как это понималось ранее. Речь идет о нахождении некоего временного равновесия, предоставляющего США относительную свободу рук.

Эти подходы принципиально отличаются от ранее продвигавшегося «мира правил», монопольно устанавливаемых «коллективным Западом», а на деле – США. Прозвучавшие заявления демонстрируют отход от большинства прежних концепций, просто игравших роль концептуального обоснования политики США. Новые концепции допускают возможность диалога США с крупнейшими игроками, что подтверждают переговоры Путина и Байдена.

Проекты стабилизации через разделение сфер влияния, включая и пресловутый «триполярный мир» – это попытка «примораживания» ситуации. С одной стороны, таким образом надеются сохранить гегемонию США в пространстве «коллективного Запада». С другой – противопоставить «коллективный Запад» Китаю, России и «ревизионистским державам» второго и третьего «рядов». В институциональном плане форсированное создание администрацией Байдена «Альянса демократий» также лежит в формате политики «разделения», а не «интеграции».

Теоретически такая конструкция возможна, но на практике она будет неустойчивой, неизбежно формируя «серые зоны». Речь идет об относительно безопасных для «сброса напряжения» территориях, где конфликты не будут приводить к масштабной эскалации. Однако опасность заключается в том, что в этих «серых зонах» манипулировать можно будет и крупнейшими игроками, потому что институционализация «нового мира» вытекает из политических, а не из геоэкономических соображений.

Евразийская интеграция на фоне подавляющего большинства проектов структурирования пространства мировой политики и экономики отличается как раз тем, что вытекает из геоэкономических, а не только из геополитических факторов. И именно геоэкономические драйверы евразийской интеграции в последнее время приобретают дополнительное значение.

Евразия как геоэкономический субъект


Все находящиеся «на столе» проекты в той или иной степени предусматривают размывание суверенитета стран Евразии и предотвращение ее консолидации. Регион воспринимается исключительно как объект, но не субъект политики, в худшем для Запада случае переходящий частично под контроль России. Большая же его часть станет предметом поглощения соседними, не-евразийскими центрами экономического роста. Причем, последний вариант, как показывают действия США после вывода войск и Афганистана и особенно в преддверии «эвакуации Ирака», вполне реален.

Поэтому евразийская интеграция превращается в инструмент выживания постсоветских элит и безопасной передачи власти. Последнее особенно проблематично на фоне обострения военно-политических процессов вокруг Евразии. Речь идет о замещении национальных элит, какой бы политической окраски они не были, полностью контролируемыми извне управленцами-операторами, в принципе не связанными с местными элитами, даже лояльными внешним контролерам.

Задача-минимум в современных условиях уже не может заключаться в том, чтобы восстановить статус промышленной полупериферии мира глобализации. Подобная постановка задачи могла бы быть вполне адекватной еще 5 лет назад, однако насыщение экономического пространства политико-административными и даже военно-силовыми инструментами управления вкупе с последствиями пандемии делают такой вариант устаревшим. Сегодня речь в контексте евразийской интеграции должна идти о формате «полупериферия+», когда включенность в глобально и регионально значимые производственные цепочки дополняется:

●  «Страховочными» производствами по критическим для существования государства или коалиции государств секторам, включая производство продовольствия и потребительских товаров. Такие производства могли бы составлять 15-20% рынка, возможно, даже уступая по ценовой конкурентоспособности.

●  Контролем в пределах национальной или коалиционной юрисдикции над рядом критических для глобальной экономики товаров (услуги в данном случае менее значимы), что существенно усложнит политическое манипулирование и давление на это государство или коалицию в условиях «экономической взаимозависимости мирного времени».

●  Высоким уровнем защищенности контролируемого логистического пространства, присутствием в данном сегменте экономики собственных национальных или «коалиционных» корпоративных структур, конкурирующих с внешними игроками.

●  Защищенностью национального или коалиционного информационного пространства, включая финансово-инвестиционную составляющую и систему государственного и социально-экономического управления. Это подразумевает формирование собственной системы цифровых стандартов, без чего невозможно обеспечить защищенность информационного пространства.

Главный смысл модели «полупериферия+» – длительное сохранение возможностей устойчивого социально-экономического развития в условиях глубокого кризиса «ядра» глобализации.

Геополитический протекционизм


Задача выхода на формат «полупериферия+» может быть решена и без изменения состояния евразийской интеграции, на базе Союзного государства России и Белоруссии. Достигнутые в рамках Союзного государства договоренности об интеграции экономических систем при всей специфике представляются адекватной платформой для упорядочивания системы хозяйственных связей в несырьевых отраслях. Но это касается только сегмента, сформированного в советское время и сохранившегося до сих пор не только в России или Белоруссии, но и в ряде других стран, чьи элиты не до конца прошли по пути «трофейной экономики».

Конечно, даже в таком ограниченном формате реализация модели «полупериферия+» потребует существенных структурных изменений, в частности, в системах управления, логистике и инвестиционных инструментах. Только в таком случае возникнут реальные возможности для естественного геоэкономического протекционизма, способного стать реальной организационно-политической основой формирования самодостаточного геоэкономического макрорегиона в Евразии.

Но для усиления геоэкономического влияния с учетом новых тенденций в развитии промышленности и логистики, устойчивого развития в «большой Евразии», и не только в постсоветской ее части, а и в ее естественных геоэкономических границах, необходимо выходить на углубление экономической интеграции и наполнение ее политическим содержанием. Без этого невозможно достижение защищенности в условиях глобальной геоэкономической гибридности, проявляющейся в Евразии острее, чем во многих других регионах, но также невозможно и формирование контролируемого рынка, позволяющего всем странам пространства иметь относительно благоприятные возможности социально-экономического развития в условиях ухудшения внешнеэкономической конъюнктуры.

В то же время формально-юридическая архитектура интеграционных процессов становится вторичным фактором: на первый план выходит операционная архитектура и эффективность. Это в целом соответствует глобальным процессам – в особенности, тенденции перехода от обязывающих консенсусных коалиций к «коалициям ценностей», минуя в относительно быстром темпе так называемые ситуативные коалиции (ad hoc коалиции).

Такие ситуативные коалиции могли бы соответствовать эпохе относительного ослабевания американского влияния, но в условиях относительно низкого значения неэкономических инструментов в геоэкономике. В условиях фактической легализации расширенных вариантов санкционной политики «ситуативные коалиции» не являются адекватным элементом реагирования на возникающие угрозы, хотя бы в силу быстротечности возникающих кризисов и необходимости принятия решений, в том числе связанных с задействованием военной силы. Но в неменьшей степени это связано с необходимостью выстраивания долговременных систем геоэкономического взаимодействия, требующих очевидного институционального закрепления и принятия политических решений.


Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ