Евразийский союз на пороге экспансии в Восточную Азию Евразийский союз на пороге экспансии в Восточную Азию Евразийский союз на пороге экспансии в Восточную Азию 16.02.2017 eurasia.expert eurasia.expert info@eurasia.expert

Ликвидация Дональдом Трампом Транстихоокеанского партнерства открывает для России и ее партнеров по Евразийскому союзу новые возможности по экспансии на рынки Восточной Азии. Вьетнам после запуска зоны свободной торговли открывает для ЕАЭС ворота в Азию. Азиатские рынки – это возможность запуска новой индустриализации в Евразийском союзе.

Почему Дональд Трамп начал пересмотр американской внешнеэкономической стратегии именно с Восточной и Юго-Восточной Азии – понятно. Именно в этом регионе, где сформировался новый динамичный центр экономического роста и интенсивно формируется полупериферия промышленного ядра, в наибольшей степени выражены все основные проблемы, связанные с реализацией политики «свободной торговли». Последняя, как известно, считается командой Трампа виновницей бегства промышленности за океан.

По ту сторону Китая и США


Новая экономическая и, в перспективе, политическая конфигурация региона Юго-Восточной Азии несет для России как вызовы, так и возможности. Впервые с середины 1990-х гг. появляется возможность многовекторности российской экономической политики в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Не только Россия, но и другие страны ЕАЭС могут найти свое место в этой новой конфигурации.

Главное – внешнеполитические и внешнеэкономические маневры этих стран не будут восприниматься как выбор между союзническими отношениями с США или с КНР. В Восточной и Юго-Восточной Азии создаются условия для реализации, как минимум, частичной геоэкономической (как следствие – и геополитической) многовекторности. «Заданность» в выстраивании системы геоэкономических и геополитических отношений, которая господствовала в регионе последние 20 лет, начинает исчезать.

Для ряда государств, активно участвовавших в проекте Трастихоокеанского партнерства (ТТП), прежде всего, Вьетнама и, вероятно, Малайзии отказ США от проекта является если не катастрофой, то, как минимум, «обнулением» всех достижений внешней политики за последние годы. Это ставит их перед необходимостью быстрого переконфигурирования системы и политических, и, что гораздо важнее, экономических отношений.

Стратегия Евразийского союза в Азии


Экономическая и политическая ситуация в Восточной Азии такова, что предполагает существенный выигрыш в случае системного взаимодействия с использованием институтов и возможностей ЕАЭС.

Нельзя сказать, что у ЕАЭС нет на данном направлении никаких заделов. 29 мая 2015 г. было подписано соглашение стран ЕАЭС с Вьетнамом о зоне свободной торговле, которое вступило в силу в 2016 г. В апреле 2016 г. начались переговоры о свободной торговле Российской Федерации и Таиланда. Интерес к соглашению о свободной торговле с Россией, а значит, со всеми государствами ЕАЭС, проявлял Сингапур. С учетом новой ситуации можно рассчитывать на более продуктивное взаимодействие с другими странами.

Сила позиции России и ее партнеров в том, что они не претендуют на какое-то кардинальное изменение баланса сил и военно-политических обязательств в Восточной Азии. И у России, и у ЕАЭС для этого недостаточно ресурсов. Странам ЕАЭС будет вполне достаточно не столь большого – по меркам густонаселенного и экономически динамичного региона – уровня экономического присутствия и влияния.

Но это влияние должно быть локализовано в тех отраслях, которые важны для сохранения сбалансированного характера экономики и которые объективно имеют меньшие перспективы на более конкурентных рынках.

Это, прежде всего, энергетические проекты, в том числе, и с элементами машиностроения. Возможно широкое сотрудничество в области химической промышленности, нефтепереработки и химии удобрений. Производимая в странах ЕАЭС продукция (особенно если обеспечить ее качественную и комплексную поставку, а также обслуживание),  может быть широко востребована. Предприятия и компании стран ЕАЭС, прежде всего российские, смогут получить необходимый опыт помимо классических торговых операций в регионе.

Важно и то, что целый ряд стран региона, прежде всего, Индонезия, Вьетнам, в меньшей степени Таиланд, развиваются в условиях «отложенной промышленной модернизации». Основной для этой модернизации должны были стать возможности, полученные в результате участия в ТТП.

Очевидно, что в рамках «модели Трампа» широкомасштабная промышленная модернизация за счет присутствия на американском рынке становится, как минимум, существенно более отдаленной перспективой. Страны ЕАЭС могут обеспечить возможности для ограниченной промышленной модернизации под уже существующие рынки в рамках рыночных условий, что для стран региона будет хорошим подспорьем, позволяющим, как минимум, выиграть время.

Возможное сотрудничество стран ЕАЭС и государств Восточной Азии должно быть примером среднесрочного прагматизма во внешнеэкономических отношениях, свободного от всякой идеологизации и с вторичным значением военно-технического сотрудничества, учитывая остроту отношений в регионе.

Вьетнам – ворота в Восточную Азию


Явным позитивом является то, что политических противоречий между Россией, другими странами Евразии и ключевыми государствами Восточной Азии, например, Вьетнамом или Индонезией, нет.

Посмотрим на ситуацию объективно и с экономической точки зрения. Так, население Вьетнама по последним оценкам составляет около 90 млн чел. С «сателлитными» Лаосом и Камбоджей – более 110 млн чел. Это очень крупный рынок, который в совокупности с объединенным рынком стран ЕАЭС приближается к условной, но все же магической цифре в 300 млн чел. То есть, к тем размерам рынка, которые считались в период радикальной глобализации достаточными для реализации самостоятельных технологических циклов. При всей умозрительности данных цифр, особенно в эпоху перехода к протекционизму и явного замедления глобализации, очевидно одно: размер рынка по-прежнему имеет значение.

Имеет значение и то, что заделы во Вьетнаме, прежде всего, организационные и инвестиционные, могут послужить трамплином к продвижению продукции в Индонезию (более 250 млн чел.), Малайзию (более 30 млн чел.), Мьянму (более 50 млн чел.), а в перспективе, – и в Бангладеш (170 млн чел.).

На сегодняшний день ни у России, ни у других стран постсоветского пространства просто нет инфраструктуры, чтобы обеспечивать системное присутствие на этих рынках. Любое продвижение на эти рынки крайне затруднено, если вообще возможно. Конечно, начинать придется с «малого», хотя некоторые инфраструктурно значимые позиции, созданные в советский период, удалось сохранить.

В этом смысле альтернативы Вьетнаму, как «точке входа» в регион нет ни у России, ни, тем более, у других государств ЕАЭС.

Особенно учитывая неплохой опыт экономических взаимоотношений, который вполне может быть востребован при условии адаптации к новым условиям.

Новая индустриализация Евразии


Рассматриваемые в качестве партнеров страны региона не являются сверхзажиточными, а платежеспособность населения относительно низка даже по сравнению с Китаем. Важно учитывать, однако, и характер той продукции, с которой Россия и страны Евразии в принципе могут выйти на рынки региона. В основном, это продукция тяжелой промышленности и инфраструктуры для ТЭКа.

В данном случае, важно то, что эта продукция до известной степени снимает вопрос о платежеспособности населения государств-партнеров и выдвигает на повестку дня вопрос о формировании системы расчетов на межгосударственном уровне и формировании единого инвестиционного пространства. Что вполне устроит страны СНГ, которые заинтересованы в наращивании несырьевого экспорта и модернизации советских промышленных заделов.

Конечно, вопрос об использовании возможностей, возникающих в связи с новой конфигурацией Восточной Азии, неотделим от вопроса о новой индустриализации Евразии. Более того, расширение взаимодействия со странами региона может стать ключом к этой новой индустриализации.

Важнейшая задача, впрочем, состоит в том, чтобы у стран ЕАЭС в регионе появилась финансовая опора, которая обеспечивала бы взаимные расчеты в комфортном формате. В условиях существования ТТП это было немыслимо, если только речь не шла о неких «каптивных» финансовых структурах. Теперь это выглядит вполне реалистично при наличии согласованных решений и политического контроля экономических проектов.

Начало практической деятельности такой структуры можно будет считать важным шагом на пути превращения российской финансовой системы в реального игрока на мировом инвестиционном пространстве. И это будет гораздо важнее многочисленных, имитационных по сути, инвестиционных «стартапов».

Задача встраивания в тот институциональный вакуум, который возник в Восточной Азии в результате решения Дональда Трампа, является и для России, и для стран ЕАЭС в целом, неким тестом на внешнеэкономическую зрелость и способность к комплексным решениям на внешних рынках.

Если этот тест будет успешно пройден, появятся возможности для активного освоения более «сложных» в операционном и политическом смысле рынков. Тогда можно будет говорить о глобальной роли Новой Евразии не только в пропагандистском ключе.


Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ

Евразийский союз на пороге экспансии в Восточную Азию

16.02.2017

Ликвидация Дональдом Трампом Транстихоокеанского партнерства открывает для России и ее партнеров по Евразийскому союзу новые возможности по экспансии на рынки Восточной Азии. Вьетнам после запуска зоны свободной торговли открывает для ЕАЭС ворота в Азию. Азиатские рынки – это возможность запуска новой индустриализации в Евразийском союзе.

Почему Дональд Трамп начал пересмотр американской внешнеэкономической стратегии именно с Восточной и Юго-Восточной Азии – понятно. Именно в этом регионе, где сформировался новый динамичный центр экономического роста и интенсивно формируется полупериферия промышленного ядра, в наибольшей степени выражены все основные проблемы, связанные с реализацией политики «свободной торговли». Последняя, как известно, считается командой Трампа виновницей бегства промышленности за океан.

По ту сторону Китая и США


Новая экономическая и, в перспективе, политическая конфигурация региона Юго-Восточной Азии несет для России как вызовы, так и возможности. Впервые с середины 1990-х гг. появляется возможность многовекторности российской экономической политики в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Не только Россия, но и другие страны ЕАЭС могут найти свое место в этой новой конфигурации.

Главное – внешнеполитические и внешнеэкономические маневры этих стран не будут восприниматься как выбор между союзническими отношениями с США или с КНР. В Восточной и Юго-Восточной Азии создаются условия для реализации, как минимум, частичной геоэкономической (как следствие – и геополитической) многовекторности. «Заданность» в выстраивании системы геоэкономических и геополитических отношений, которая господствовала в регионе последние 20 лет, начинает исчезать.

Для ряда государств, активно участвовавших в проекте Трастихоокеанского партнерства (ТТП), прежде всего, Вьетнама и, вероятно, Малайзии отказ США от проекта является если не катастрофой, то, как минимум, «обнулением» всех достижений внешней политики за последние годы. Это ставит их перед необходимостью быстрого переконфигурирования системы и политических, и, что гораздо важнее, экономических отношений.

Стратегия Евразийского союза в Азии


Экономическая и политическая ситуация в Восточной Азии такова, что предполагает существенный выигрыш в случае системного взаимодействия с использованием институтов и возможностей ЕАЭС.

Нельзя сказать, что у ЕАЭС нет на данном направлении никаких заделов. 29 мая 2015 г. было подписано соглашение стран ЕАЭС с Вьетнамом о зоне свободной торговле, которое вступило в силу в 2016 г. В апреле 2016 г. начались переговоры о свободной торговле Российской Федерации и Таиланда. Интерес к соглашению о свободной торговле с Россией, а значит, со всеми государствами ЕАЭС, проявлял Сингапур. С учетом новой ситуации можно рассчитывать на более продуктивное взаимодействие с другими странами.

Сила позиции России и ее партнеров в том, что они не претендуют на какое-то кардинальное изменение баланса сил и военно-политических обязательств в Восточной Азии. И у России, и у ЕАЭС для этого недостаточно ресурсов. Странам ЕАЭС будет вполне достаточно не столь большого – по меркам густонаселенного и экономически динамичного региона – уровня экономического присутствия и влияния.

Но это влияние должно быть локализовано в тех отраслях, которые важны для сохранения сбалансированного характера экономики и которые объективно имеют меньшие перспективы на более конкурентных рынках.

Это, прежде всего, энергетические проекты, в том числе, и с элементами машиностроения. Возможно широкое сотрудничество в области химической промышленности, нефтепереработки и химии удобрений. Производимая в странах ЕАЭС продукция (особенно если обеспечить ее качественную и комплексную поставку, а также обслуживание),  может быть широко востребована. Предприятия и компании стран ЕАЭС, прежде всего российские, смогут получить необходимый опыт помимо классических торговых операций в регионе.

Важно и то, что целый ряд стран региона, прежде всего, Индонезия, Вьетнам, в меньшей степени Таиланд, развиваются в условиях «отложенной промышленной модернизации». Основной для этой модернизации должны были стать возможности, полученные в результате участия в ТТП.

Очевидно, что в рамках «модели Трампа» широкомасштабная промышленная модернизация за счет присутствия на американском рынке становится, как минимум, существенно более отдаленной перспективой. Страны ЕАЭС могут обеспечить возможности для ограниченной промышленной модернизации под уже существующие рынки в рамках рыночных условий, что для стран региона будет хорошим подспорьем, позволяющим, как минимум, выиграть время.

Возможное сотрудничество стран ЕАЭС и государств Восточной Азии должно быть примером среднесрочного прагматизма во внешнеэкономических отношениях, свободного от всякой идеологизации и с вторичным значением военно-технического сотрудничества, учитывая остроту отношений в регионе.

Вьетнам – ворота в Восточную Азию


Явным позитивом является то, что политических противоречий между Россией, другими странами Евразии и ключевыми государствами Восточной Азии, например, Вьетнамом или Индонезией, нет.

Посмотрим на ситуацию объективно и с экономической точки зрения. Так, население Вьетнама по последним оценкам составляет около 90 млн чел. С «сателлитными» Лаосом и Камбоджей – более 110 млн чел. Это очень крупный рынок, который в совокупности с объединенным рынком стран ЕАЭС приближается к условной, но все же магической цифре в 300 млн чел. То есть, к тем размерам рынка, которые считались в период радикальной глобализации достаточными для реализации самостоятельных технологических циклов. При всей умозрительности данных цифр, особенно в эпоху перехода к протекционизму и явного замедления глобализации, очевидно одно: размер рынка по-прежнему имеет значение.

Имеет значение и то, что заделы во Вьетнаме, прежде всего, организационные и инвестиционные, могут послужить трамплином к продвижению продукции в Индонезию (более 250 млн чел.), Малайзию (более 30 млн чел.), Мьянму (более 50 млн чел.), а в перспективе, – и в Бангладеш (170 млн чел.).

На сегодняшний день ни у России, ни у других стран постсоветского пространства просто нет инфраструктуры, чтобы обеспечивать системное присутствие на этих рынках. Любое продвижение на эти рынки крайне затруднено, если вообще возможно. Конечно, начинать придется с «малого», хотя некоторые инфраструктурно значимые позиции, созданные в советский период, удалось сохранить.

В этом смысле альтернативы Вьетнаму, как «точке входа» в регион нет ни у России, ни, тем более, у других государств ЕАЭС.

Особенно учитывая неплохой опыт экономических взаимоотношений, который вполне может быть востребован при условии адаптации к новым условиям.

Новая индустриализация Евразии


Рассматриваемые в качестве партнеров страны региона не являются сверхзажиточными, а платежеспособность населения относительно низка даже по сравнению с Китаем. Важно учитывать, однако, и характер той продукции, с которой Россия и страны Евразии в принципе могут выйти на рынки региона. В основном, это продукция тяжелой промышленности и инфраструктуры для ТЭКа.

В данном случае, важно то, что эта продукция до известной степени снимает вопрос о платежеспособности населения государств-партнеров и выдвигает на повестку дня вопрос о формировании системы расчетов на межгосударственном уровне и формировании единого инвестиционного пространства. Что вполне устроит страны СНГ, которые заинтересованы в наращивании несырьевого экспорта и модернизации советских промышленных заделов.

Конечно, вопрос об использовании возможностей, возникающих в связи с новой конфигурацией Восточной Азии, неотделим от вопроса о новой индустриализации Евразии. Более того, расширение взаимодействия со странами региона может стать ключом к этой новой индустриализации.

Важнейшая задача, впрочем, состоит в том, чтобы у стран ЕАЭС в регионе появилась финансовая опора, которая обеспечивала бы взаимные расчеты в комфортном формате. В условиях существования ТТП это было немыслимо, если только речь не шла о неких «каптивных» финансовых структурах. Теперь это выглядит вполне реалистично при наличии согласованных решений и политического контроля экономических проектов.

Начало практической деятельности такой структуры можно будет считать важным шагом на пути превращения российской финансовой системы в реального игрока на мировом инвестиционном пространстве. И это будет гораздо важнее многочисленных, имитационных по сути, инвестиционных «стартапов».

Задача встраивания в тот институциональный вакуум, который возник в Восточной Азии в результате решения Дональда Трампа, является и для России, и для стран ЕАЭС в целом, неким тестом на внешнеэкономическую зрелость и способность к комплексным решениям на внешних рынках.

Если этот тест будет успешно пройден, появятся возможности для активного освоения более «сложных» в операционном и политическом смысле рынков. Тогда можно будет говорить о глобальной роли Новой Евразии не только в пропагандистском ключе.


Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ