В Украине в самом разгаре новый политический сезон. В Верховной Раде и в СМИ все чаще и чаще слышны разговоры о возможных перевыборах в парламент и развороте на 180 градусов всей властной вертикали. Насколько высока вероятность нового майдана, под какими лозунгами и по какому сценарию он может проходить, и каковы на сегодняшний момент электоральные предпочтения украинцев?

Возможен ли новый майдан?

В случае массовых протестов перевыборы в Верховную Раду почти неизбежны. Если перевыборы состоятся без протестного фактора, например, после окончательного развала и без того дышащей на ладан парламентской коалиции, это тоже может повлечь за собой акции протеста.

У большинства украинцев сейчас наблюдается апатия и разочарование, связанное с последним майданом, несмотря на то, что поводов выйти на главные площади городов в десятки раз больше, чем осенью 2013 г. Но для массовых и продолжительных акций протеста нужен хорошо организованный костяк этих самых протестов, координация и стратегия, материальная подпитка со стороны финансово-промышленных групп, поддержка отдельных парламентских сил и, безусловно, поддержка извне. Именно по такому принципу был организован майдан 2013-2014 гг., который показал свою результативность. Сегодня такая вероятность минимальна.

Никто в Украине, даже из самых влиятельных политических и бизнес кругов, не решится сегодня пойти на прямой конфликт с властями. Причиной этому служит де-факто военное положение в стране, когда любая социально-политическая встряска, наподобие второго майдана, может закончиться кровавым финалом.

Ведь массовые волнения могут дать импульс не просто оппозиционным силам, но и сепаратистским, особенно в той части Донбасса, которая находится под контролем Киева. Кроме этого, для силового противостояния необходима движущая сила – радикалы, а они, как известно, находятся сейчас по факту на службе у властей.

Безусловно, «агрессивный» майдан можно импортировать из другой страны. Но из какой? Запад если и не устраивает на все 100% нынешняя украинская власть, то, по крайней мере, ей нет качественной замены. Россия, как показывают последние 25 лет, не научилась вести мудрую внешнюю политику, в том числе и в отношении своих соседей – бывших союзных республик: Грузия, Молдова и Украина – тому ярчайшие свидетельства, не говоря уже о Прибалтике.

Реальны ли массовые акции протеста?

Для массовых протестов также необходима всесторонняя поддержка. Но в отличие от первого варианта, ее более чем реально осуществить. Ведь массовые забастовки на социально-экономической основе могут привести к досрочным выборам в Верховную Раду, что на руку определенным политическим силам, набирающим электоральные симпатии на фоне кризиса власти, ее неспособности разрешить экономические, социальные проблемы в стране, в конце концов, поставить точку в военном конфликте на Донбассе.

Что примечательно, это могут быть две полярные политические силы Украины: ВО «Батькивщина» Юлии Тимошенко и Оппозиционный блок. Первая сила занимает прозападную позицию, вторая относится скептически к европейскому курсу страны, указывая на те издержки, которые получила украинская экономика от бесполезной евроинтеграции.

Но и пророссийским Оппозиционный блок назвать нельзя. Да и в нынешней ситуации, пожалуй, не найдется более-менее существенной организации, которая бы агитировала за восточный (пророссийский) вектор Украины.

Скорее, Оппозиционный блок и другие близкие к нему по основополагающим программам силы, говорят о налаживании непростого, но необходимого диалога с Российской Федерацией как о вынужденной мере, которая будет способствовать разрешению донбасского кризиса, возобновлению ряда (но далеко не всех) торгово-экономических отношений между двумя государствами в виду того, что нынешняя власть так и не нашла альтернативы российским рынкам, и др.

Электоральное поле Тимошенко – традиционно север и центр Украины, в то время как у Оппозиционного блока основные избиратели на юге и востоке страны. Поэтому если одна из этих партий решит организовать всеукраинский протест или всесторонне его поддержать, то реально всеукраинским он, скорее всего, не станет.

Массовые протесты даже по социальным вопросам вряд ли возможны в масштабах всей страны. Они все равно будут с тем или иным политическим окрасом и, по сути, превратятся в политическую забастовку, за которой будет стоять определенная политическая сила и близкие к ней ФПГ.

Сами украинцы никогда не организуются до уровня массового протеста. Наоборот, мы видим обратное – население страны в целом приспосабливается к новым реалиям европейской Украины – старается жить экономнее, дальше некуда затянув пояса, ища дополнительные заработки и ограничив траты на второстепенные потребности, например, отдых за границей.

Кто войдет в Верховную Раду в случае перевыборов?

Но нынешний состав украинского парламента все же может обновиться и без влияния улицы. Причиной этому может быть затяжной кризис власти. Практически все соцопросы дают сегодня первые места «Батькивщине» и «Оппоблоку». Каждая из двух партий может рассчитывать примерно на 12-15% голосов тех, кто собирается принять участие в голосовании.

Кроме этого, не стоит забывать, что выборы в украинский парламент проходят по смешенной системе – «50 на 50». Половина мандатов распределяется по партийным спискам, вторая половина – по мажоритарным округам. Во многих рейтингах лидирует «Батькивщина» с небольшим перевесом. Партия сможет провести солидное количество «штыков» через одномандатные избирательные округа, но гораздо меньшее, чем у Оппоблока. Причиной может быть конкуренция на электоральном поле с Блоком Петра Порошенко (БПП) и несколькими другими политическими силами, например с ВО Свобода и Радикальной партией.

На предыдущих выборах БПП получил почти 22% голосов избирателей. Сейчас же его рейтинг колеблется в районе 10-14% и, если верить соцопросам, продолжает медленное падение. Спасти пропрезидентсткую силу смогут как раз мажоритарщики, обеспечив в сумме этой партии более чем реальное второе или уверенное третье место по количеству депутатов в Верховной Раде.

Если тройка лидеров во всех опросах выглядит более-менее стабильно, то за 4 место сражаются минимум две политсилы – «Самопомощь» и Радикальная партия Олега Ляшко.

На выборах в 2014 г. «Самопомощь» она получила почти 11%. Сейчас же, по данным разных опросов, ее положение практически не изменилось. С одной стороны, партия потеряла своих сторонников из-за неэффективности работы в парламенте. С другой стороны, Самопомощь набрала балы за счет переориентации некоторого числа бывших сторонников «Народного фронта», рейтинги которого опустились ниже 2-3%. Похожая ситуация и у Радикальной партии, рейтинг которой колеблется в районе 9-11%.

Замыкают победный пьедестал в основном правые или право-центристские организации, близкие к прохождению в парламент: «Гражданская позиция» А. Гриценко, ВО «Свобода» О. Тягнибока. В большинстве рейтингов эти партии пока не дотягивают до проходного барьера в 5%. Вероятно, если «Свобода» и не пройдет в парламент по партийным спискам, то все же будет представлена «десантом» мажоритарщиков. Партия частично отвоевала позиции в ряде западных областей Украины, в первую очередь, галицких – Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской. «Свобода» может претендовать минимум на 10-12 мест мажоритарщиков.

Что касается «Гражданской позиции», то помимо самого лидера – бывшего министра обороны в период президентства В. Ющенко – А. Гриценко в этой партии практически нет узнаваемых лиц. В последних соцопросах не просто появилась, но и набрала более 5% одна из «новинок» этого политического сезона – партия «За життя» («За жизнь»). Эту политсилу возглавляют, в частности, Е. Мураев и В. Рабинович.

Другие политические силы, по разным оценкам, остаются далеко от прохождения в клуб парламентских партий. Это – «Укроп», «Возрождение», объединенная левая оппозиция. Примечательно, что левый сегмент практически исчез с электорального поля Украины. После запрета коммунистической партии и других подобных организаций, левые не смогли создать более-менее популярный бренд.

Обратим отдельное внимание на лидеров угаснувшего «Народного фронта» – Турчинова, Парубия, Авакова и др. Не совсем ясна их дальнейшая стратегия и планы на случай внеочередных выборов. Ведь их политическое детище фактически погибло еще в 2015 г., а создавать новую структуру они даже не начинали.

Интересно проследить судьбу и других не реализованных, но не менее интересных проектов – партии М. Саакашвили и возможное создание политической силы во главе с Н. Савченко. И Саакашвили, и, тем более, Савченко уже не являются свежей альтернативой старожилам большой политики. После провала реформ Саакашвили и его команды в Одесской области и «опалы» Савченко, политические перспективы обоих деятелей практически равны нулю.

Какой будет внутренняя политика Украины?

Украинский парламент ждет существенное обновление. От новой Рады надо ждать больше прагматизма, конструктивных и продуманных решений. В следующем созыве мы вряд ли уже заметим крепких парней в камуфляже или драки «из-за языка». Милитаристская риторика будет плавно уходить в прошлое. Избиратель уже не поверит громким обещаниям вернуть Крым или закончить АТО за считаные дни.

В будущей избирательной кампании (не важно, будут ли это внеочередные или плановые выборы) ключевыми станут социальные и экономические программы кандидатов и партий, борьба с коррупцией, преодоление затянувшегося кризиса и выход на экономические показатели близкие хотя бы к 2013 г.

Розовая мечта украинцев – евроинтеграция, даже сейчас будет иметь поддержку. Ведь в условиях тотального кризиса, спада экономики и бесперспективности существования в Украине для широких масс населения, надежды на лучшую жизнь на Западе и на помощь Брюсселя будут жить, хотя и без ажиотажа 2013-2014 гг.

Показательными для украинской общественно-политической жизни будут следующие 4-6 месяцев, когда может наступить кризис платежеспособности населения. Сможет ли Порошенко в случае политической «лихорадки» власти консолидировать парламентские силы и не допустить недееспособности Верховной Рады?

В случае отрицательного ответа Украину уже следующей весной могут ждать перевыборы в парламент, где популярностью будут пользоваться одновременно и проевропейские силы, и популисты, обещающие быстрое решение всех насущных проблем украинцев, и партии, строящие свою политику на реальной стратегии возрождения Украины.

Но ведущие партии будут снижать остроту военной и антироссийской риторики, ведь главные проблемы украинцев – коррупция, бедность, стагнация – внутреннего происхождения. Внешнеполитическая риторика будет отходить на второй план.

Вероятность нового майдана или массовых акций протеста остается низкой. Попытки утроить майдан более вероятны в разгар предвыборной борьбы. Уличные протесты традиционно станут уделом радикалов, но в отличие от 2013 г. они окажутся без поддержки либерально-демократического лагеря и крупного капитала, да и лишний раз повторимся – определенная их часть – уже по ту сторону баррикад. Попытки организовать массовые протесты сугубо на «народной инициативе» обречены на локальность и непродолжительность.

Валентин Гайдан, к.ист.н., политический аналитик (Киев, Украина)

На минувшей неделе в Сочи состоялось заседание Валдайского клуба ведущих российских и зарубежных экспертов, в котором принял участие Владимир Путин. Профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев проанализировал содержание дискуссий и пришел к выводу, что эксперты из стран Новой Евразии могут предложить новую повестку, выходящую за границы региона. Ключевыми направлениями для анализа могут стать - геокономические узлы Евразии, экономическая многоукладность, этно-религиозное взаимодействие, низкоинтенсивные угрозы безопасности, новая энергетика и реиндустриализация.

Состоявшееся в Сочи заседание клуба «Валдай» оставило двойственное впечатление. Конечно, на него собрались действительно статусные эксперты, которые реально котируются в мировом научно-аналитическом сообществе.  Упреки, что «завезли не то» в этот раз не работают. Стоит только поблагодарить организаторов за прекрасную работу. Острота международной ситуации также способствовала успеху мероприятия.

Выступление президента России Владимира Путина на форуме 27 октября привлекло большое внимание и вызвало многочисленные отклики. Но при более внимательном взгляде ситуация не столь однозначна. И дело тут не только в очередной антироссийской волне в мировых СМИ. В России к этому уже привыкли. Проблема глубже.

Казалось бы, в центре внимания должны быть идеи о развитии глобальных процессов, высказанные президентом России, о тех рисках, которые в связи с этим возникают, о принципах поведения крупнейших мировых держав, об их ответственности. Именно эти тезисы, важнейшие и стратегические, высказанные В. Путиным, могли бы стать основой для глубокой дискуссии. Но не стали. Налицо была откровенная «содержательная асимметрия».

Владимир Путин говорил о глобальных рисках, о стратегической стабильности, о доверии между ключевыми участниками системы международных отношений, о глобальных проблемах и необходимости заполнения институционального вакуума в международных отношениях

А собравшиеся зарубежные политологи задавали вопросы про «вопиющие камни Алеппо», и в сто первый раз пережевывали уже давно отработанные, кажется, тезисы об «Имперской России», угрожающей «мировому порядку», интересовались, насколько «либеральная фракция» в российской власти сможет сохранить свои позиции, возмущались риторикой в российских СМИ, естественно, забывая про собственную русофобскую вакханалию. Но ведь на эти вопросы западным политикам и политологам отвечали и не раз, не так ли?

Суть позиции Запада как никогда ярко «прорвалась» в вопросе про уход Владимира Путина на пенсию. Ведь на Западе, даже в среде «продвинутых политологов» многие считают, что все проблемы нынешнего мирового порядка сводятся к деятельности одного человека. И когда Путин уйдет, - все встанет на свои места.

Увы, но на площадках, подобных «Валдаю», как никогда проявляется «колониальный» характер отношения к России и ко всей Новой Евразии со стороны западного экспертного сообщества. Это – не случайно. Мало кто из западных экспертов и политиков удосуживается изучить выступления российского руководства, не говоря уже об исследованиях российских экспертов и ученых.

И если некоторые следы влияния дискуссий на таких площадках на понимание западным экспертным сообществом логики развития России мы найти все же можем, то российское видение глобальных проблем системно игнорируется.

Такой подход лишает возможности увидеть системность происходящих как в России, так и в мире в целом, изменений, контекстность российской политики. Происходит зацикливание даже не на сегодняшней, а на вчерашней «повестке дня».

Как рассуждать о либеральных реформах в России, когда Европа становится жестко зарегулированным экономическим пространством, где значительная часть ограничений носит административный и политический характер?

Какой смысл, обсуждать некое политическое урегулирование в Сирии, даже не зная мнения российских специалистов о «постигиловском» исламизме? И таких вопросов – масса. Проблема в данном случае совсем не в дискуссионной площадке.

Современный «условный Запад» за крайне редкими исключениями демонстрирует неспособность обсуждать стратегические проблемы развития современного мира «по существу». Конечно, лучшие представители западного экспертного сообщества, например, присутствовавший в Сочи Джон Мершаймер, способны отойти от самодовлеющей логики агрессивного глобализма, замешанной, в том числе, и на антироссийской пропаганде. Но это – редкое исключение.

Встает вопрос, насколько обоснованной сейчас является унаследованная с периода поздней «холодной войны» монополия Запада на видение ключевых проблем глобального развития? И насколько западное научное сообщество в принципе способно к переосмыслению базовых аксиом, которые положены в ту картину мира, которая сейчас трещит по швам?

Будет логично, если Россия, страны ЕАЭС, и другие страны Новой Евразии, отринув пресловутый «комплекс догоняющего», начнут проявлять больше активности в экспертной разработке не столько вопросов, связанных с текущей ситуацией в своих странах, сколько с тем, как развитие стран Новой Евразии вписывается в глобальные тенденции.

Экспертам из стран Евразии не следует считать, что они могут «светить» только «отраженным светом», трансформируя применительно к своим странам и к региону в целом те концепции, которые сформулировали на Западе или в лучшем случае в Китае.

«Новая Евразия», причем как страны входящие в ЕАЭС, так и не входящие, могут, посмотрев на прямо скажем невысокий уровень политики и политологии современного Запада, отказаться от навязанного извне взгляда на себя как на «второй сорт».

Экспертное сообщество Евразии вполне готово выдавать – в том числе, и коллективно – глобально значимый экспертный «продукт».

Тем более, что инфраструктура экспертизы ключевых вопросов политического и экономического развития в ЕАЭС вполне проработана, а результаты экспертного взаимодействия уже не раз были востребованы на политическом уровне. База для перехода экспертной активности на новый уровень уже создана, - вопрос в том, чтобы правильно ее использовать.

Не стоит стремиться к той степени политической «звучности», как это случается при встречах руководителей России с западными политологами. Но ведь в данном случае требуется не столько «с шашечками», сколько «доехать» и убедительным будет не столько пафос, сколько контент.

«Пафос» особенной пользы, как показывает практика, не приносит. И качественная экспертиза всегда будет востребована, если, конечно, она будет именно качественной и выходящей за рамки традиционной политологической риторики.

Для начала можно предложить несколько направлений коллективной экспертной проработки:

• Ключевые «узлы» геоэкономического взаимодействия в Евразии в зеркале глобальных геоэкономических проблем.
• Экономическая многоукладность как одна из основ пост-глобального развития.Новые модели этно-религиозного взаимодействия как альтернатива уходящей в прошлое «толерантности».
• Взаимодействие в целях предотвращения разрастания низкоинтенсивных угроз безопасности.
• Новая энергетика как основа реиндустриализации Евразии в контексте торможения глобализации.

Такого рода совместные исследования дадут серьезный толчок восприятию экспертного сообщества Новой Евразии в качестве действительно серьезной практически значимой силы, а не только одного из атрибутов государственности, который «должен быть». Более того, появление нового интеллектуального «центра притяжения» существенным образом поднимет и глобальный авторитет ЕАЭС, и стран, в него входящих.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ

Посадка робота «Филы» на комету, марсоходы, проекты Илона Маска и – совсем недавно – судьба модулей российско-европейской программы «ЭкзоМарс», один из которых, «Скиапарелли», попал в аварию – исследования космоса в последние годы привлекают большой интерес. О причинах ЧП на «Скиапарелли», «проклятии Марса» и перспективах покорения красной планеты «Евразия.Эксперт» рассказал кандидат технических наук, член-корреспондент Российской академии космонавтики им. К.Э. Циолковского Андрей Ионин.

- Модуль «Скиапарелли», запущенный по программе Европейского космического агентства (ЕКА) и Роскосмоса, разбился при посадке на Марс. Первая версия ученых – подвело программное обеспечение. На Ваш взгляд, насколько это вероятный сценарий?

- Надо отметить, что сам программа «ЭкзоМарс» – совместный российско-европейский проект. В то же время, модуль «Скиапарелли» – практически европейский аппарат. У него была российская ракета-носитель. И российским является часть оборудования, находившаяся на модуле «Трейс Гас Орбитер», который остался на орбите Марса и сейчас там работает, пока его напарник «Скиапарелли» неудачно «примарсианился».

Не уверен, что версия про программное обеспечение однозначно правильна – причины произошедшего станут известны не сразу. Я участвовал в разборе десятков аварий космических ракет, и мой опыт показывает, что первоначальные версии, иногда кажущиеся очевидными, потом часто оказываются некорректными. Подобные проекты и системы очень сложные, обладают большим количеством взаимосвязей, и не всегда их можно сходу проанализировать. Поэтому я бы не торопился с выводами.

Тем не менее, можно сказать, что версия про программное обеспечение имеет большие шансы оказаться правдой. Почему? Космические компании не являются специалистами по программному обеспечению. При этом программное обеспечение стало таким сложным, что пойдет если не на айфон, то на продвинутый смартфон точно.

Здесь возникает две проблемы. Первая: реализация масштабных проектов как «ЭкзоМарс» состоит из многих блоков, программы для которых пишут различные рабочие группы и компании, которые могут находиться даже в разных национальных космических агентствах.

Возникает такая же сложность, как и со смартфонами – как все «состыковать», чтобы не было сбоев, «дырок» и т.п. Вторая проблема: космические компании не обладают компетенциями компаний Facebook, Google или Apple для того, чтобы разрабатывать многокомпонентное программное обеспечение от различных авторов и тестировать его на ошибки. Это сложнейший процесс. Тем более, когда модули разрабатывают, программы неоднократно корректируются и меняются.

Поскольку программное обеспечение взаимосвязано, после проверки и коррекции одного элемента иногда приходится проверять всю систему заново. IT-компании умеют это делать. Космические компании – нет. Это и становится причиной ошибок.

Таких случаев в космонавтике на самом деле было много. И в советское время такое было, когда вводились неправильные данные на борт. Или, к примеру, марсианский проект NASA – метеорологический аппарат Mars Climate Orbiter – погиб в 1999 г., когда программное обеспечение писалось разными группами, одна работала в международной метрической системе СИ, другая – в английской системе мер и весов. Вот и не смогли перевести фунты в ньютоны, оттого аппарат вместо того, чтобы погасить скорость и стать спутником Марса, врезался на него на большой скорости. Элементарная ошибка в использовании разных систем измерений. Но и она может привести к фатальным последствиям. Оттого версия про программное обеспечение выглядит реалистичной.   

- Инцидент со «Скиапарелли» дал повод вновь заговорить о так называемом «проклятии Марса». Все советские и российские попытки исследовать красную планету терпели неудачи. В чем причина этой печальной тенденции?

- Мистики здесь никакой нет. Разговоры про проклятье Марса – это из области разговоров о Бермудском треугольнике. У всех провалов есть понятные причины. В последний раз с «Фобос-Грунт» в 2012 г., действительно запустили по сути «сырые» аппараты в силу недостатка средств. Хотя все понимали, что очень многие вещи не отработаны, в том числе – в части программного обеспечения.

Как сейчас выясняется, там были программные ошибки, сбои оборудования. Везде есть свой резон. Попытка списать на некое проклятье, на мой взгляд, неправильная логика. Как правило, везде обнаруживаются первопричины, чаще всего – человеческий фактор. Проекты других стран, скажем, американские ведь вполне хорошо реализуются.

 - В том-то и дело, что США удавалось несколько раз успешно сажать на Марс марсоходы. Роверы «Оппортьюнити» и «Кьюриосити» работают сейчас. Чего не хватает нам – денег, технологий?

- Нужно иметь опыт в реализации подобных проектов. Американцы ту же посадку марсоходов отрабатывали постепенно, усложняя задачу. Сначала у них был легкий ровер меньше 100 кг, следующие были больше 100 кг, «Кьюриосити» уже весит под тонну.

Американцы постепенно отрабатывали сложнейшие элементы: к Марсу подлетаешь с огромной скоростью, атмосферы нет, оттого требуются многоступенчатые системы посадки. Европейцы решили, видимо, сделать процесс отработки быстрее.

«Скиапарелли», конечно, весит меньше «Кьюриосити» – порядка 600 кг, но технические проблемы те же самые. Сначала торможение об атмосферу, потом использование парашюта, потом на последних этапах – посадка на реактивных двигателях. В итоге что-то не сложилось. Это тоже опыт. На Земле все не промоделируешь. Поэтому надо постепенно накапливать опыт.

Российско-европейская межпланетная станция "ЭкзоМарс". Источник: nytimes.com.

У американцев такого опыта больше как с Марсом, так и в целом с дальними полетами, когда аппарат должен «жить» очень долго – вон запущенные в конце 1977 г. зонды «Вояджер» уже сколько живут?

Можно сказать, у нас – опыт в пилотируемой космонавтике, тогда как у США сейчас – лучший в мире опыт по дальнему космосу.

Европейцы пока идут методом проб и ошибок. Тем более – повод объединяться. Исследование Марса в одиночку – слишком дорогое удовольствие. Ведь речь идет о научных программах. Здесь нет вопросов национального престижа, экономического эффекта. Надо объединять усилия.

Пока это не очень удается. Изначально партнерами ЕКА по «ЭкзоМарсу» были американцы – они должны были делать ракету, но позже заявили, что у них таких денег (у них как раз финансовый кризис был), и из проекта вышли. Потом войти в кооперацию с ЕКА решил Роскомос. Так европейско-американский проект стал европейско-российским.

- Наша ракета оказалась дешевле?

- Конечно. Американские ракеты крайне дорогие. Американцы поэтому убрали их с коммерческого рынка запусков, они там неконкурентоспособны, используются только для запусков в интересах Пентагона и НАСА.

Лишь недавно Илон Маск, основатель компании SpaceX, вернул США на этот рынок. До этого американцы предпочитали экономить деньги. Бюджет НАСА хоть и занимает 50% бюджетов всех космических агентств мира, но для США он все равно маленький. К тому же, он не растет уже на протяжении последних 15 лет.

- Российские технологии будут оставаться полезными и востребованными в деле исследования освоения Марса?

- Что-то – да. На европейском орбитальном модуле они стоят. На марсоходе «Кьюриосити» стоят российские приборы. Практически во всех проектах по дальнему космосу есть российские элементы. Не во всех, но в определенных сферах Россия может быть и уже является лидером. Но я хочу подчеркнуть, исследования дальнего космоса должны проводиться в рамках международной кооперации.

Это в принципе правильно. Большой адронный коллайдер, ищущий «частицы Бога» в ЦЕРН – Европейской организации по ядерным исследованиям – это же огромный международный проект. ЦЕРН будет сейчас строить во Франции новый термоядерный реактор на $17 млрд.

В науке мы объединяемся. В космосе успешно работает проект МКС. Так должно быть и с Марсом. Разумеется, кто-то лидирует, все вносят разный вклад – это нормально, в этом нет ничего обидного.

Международная кооперация в дорогостоящих научных программах (все космические программы – дорогостоящие) абсолютно необходима и просто целесообразна.

 - Президент США Барак Обама написал статью для CNN, где объявил о планах к 2030-м годам отправить на Марс людей. Как оцениваете шансы американцев?

 - Я отношу этот призыв к тому, что таким образом Обама поддержал предложение Маска колонизировать Марс. Перед государствами встает вопрос – что делать дальше в пилотируемом освоении дальнего космоса? Не просто решать при помощи приборов научные задачи, а куда дальше двигаться человечеству в своей биологической ипостаси?Была Луна – куда дальше? Возвращаться на Луну? Лететь на астероиды? Лететь на Марс?

Эта проблема обсуждается с 1969 г., когда американцы «прилунились», но решения у нее нет. На мой взгляд, это связано с тем, что люди, рассказывающие о соответствующих проектах, не совсем пытаются понять мотивацию принятия подобных решений.

Мотивация запуска Советским Союзом человека в космос и финансирование этой программы, поверьте, не имела отношения именно к запуску человека. Она имела мотивацию доказать преимущество советского строя.

Аналогично мотивацией президента США Джона Кеннеди по принятию лунной программы было не освоение Луны и не попытка поставить там американский флаг. Мотивация была абсолютно геополитическая: надо было доказать всему миру и гражданам США, что Америка была и остается технологическим лидером, которому под силу решение любой задачи. Так как Советский Союз доказывал свое превосходство в космосе, Кеннеди была поставлена задача найти проект, в котором США именно в космосе утрут нос Советскому Союзу. Ему тогда и предложили Луну.

Поэтому, когда сейчас говорят, что надо лететь на Марс, я спрашиваю – в чем мотивация лидера страны затратить $200-300 млрд в временном горизонте в 15 лет, чтобы с огромным риском решить эту задачу? Что получит государство от этого – кому «нос утрет», какие технологии получит, как повысит свою обороноспособность?

Государство же заинтересовано не в получении прибыли от космоса, а в решении национальных задач. Национальных задач у государства и так много – технологическое развитие, повышение уровня жизни, сплачивание граждан, престиж на внешней арене. Какое отношение имеет Марс хоть к одной из этих задач? Никакого.

Поэтому я не верю и продолжаю не верить в любые государственные проекты пилотируемого освоения дальнего космоса. Это чрезвычайно затратно и не дает ничего для инвесторов. Государство в свою очередь очень прагматичный инвестор.

А у Маска другая задача. Он выступает не от лица государства, а от лица человечества. США, по крайней мере пока, не могут себе этого позволить, деньги ведь пойдут от американского бюджета. Коль выступаешь от лица всех, так и плати за всех. Этого не поймут ни налогоплательщики, ни Конгресс. 

Поэтому американцы и находились с 1969 г. в стратегической паузе, и весь мир находится в ней, потому что для государств нет обоснования таких огромных затрат. Так что Маску как бизнесмену, частному лицу, и приходится ставить задачу от лица человечества, что он и сделал. Он имеет на это моральное право. Где он найдет деньги – другой вопрос.

 - Пару лет назад НАСА испытывала проблемы. Бюджет постоянно урезался, одна за другой закрывались программы и проекты. Общественность негодовала, рассуждая о том, что человечество растеряло космические амбиции. Теперь весь мир следит за американскими марсоходами, приключениями зонда «Розетта» и его «друга» - аппарата «Филы», севшего на комету, обсуждает колонизацию Марса. О чем это говорит?

 - Это правда. Впервые с конца 60-х гг., с завершения лунной программы, космос вернулся на первые полосы газет. Причем вернулся постоянно и не только в случае каких-то космических аварий. Вернулся целенаправленно, серьезно. Связанные с космосом люди известны всему миру, их портреты на первых страницах журналов, им посвящено множество статей. Безусловно, в этом большая заслуга Маска. По сути он стал символом нового этапа развития космонавтики. Не коммерческой космонавтики SpaceX и США, а космонавтики человечества.

Причем многие считают почему-то, что Маск уже на первой презентации должен был рассказать все подробности проекта, представить чуть ли не макет ракеты. Это неправда, и Маск сам говорит, что до реализации его марсианской программы пройдет еще 15-20 лет.

Спросили бы у Королева в 1947 г., как будет выглядеть спутник и ракета, на которой его запустят. Думаю, он бы не ответил. Так и сейчас глупо будет спрашивать у Маска, как будет выглядеть марсианский корабль или как люди будут жить на Марсе. Есть планы, но конкретных технических решений пока нет – это нормально.

 - Вы говорили о космической кооперации. Может ли Марс стать целью, способной сплотить космические агентства Земли? Пока, как Вы также отметили, не очень получается. Порой американцы действуют отдельно, европейцы – отдельно.

 - Если брать конкретно проект Маска, то раньше космические агентства были фронтом, а исполнителем был частный бизнес. Космические агентства были инициаторами проектов, финансировали их, «частники» поставляли конкретные технические решения.

Сейчас с точностью до наоборот. Именно бизнес – в данном случае в лице Маска, затем могут подтянуться другие – бизнес выступает постановщиком задач, то есть инициатором, и основным инвестором, либо за счет собственных денег, либо за счет краудфандинга. А государственные агентства станут софинансировать проект, предоставлять доступ к каким-то технологиям, следить за соблюдением правил использования технологий двойного назначения и так далее. Государственные агентства отходят на второй план – это правда. Наступил реально новый этап развития космонавтики!

Теперь возникает интересный вопрос. Мы понимаем, что проект МКС рано или поздно завершится. Первоначально он должен был завершиться в 2015 г., потом говорили о 2020-м г., теперь принято решение до 2024-го. Этот год все равно настанет. Тогда будем решать, какой будет разрабатываемая новая станция. Будет ли это очередная государственная станция в условных конфигурациях «США-Евросоюз», «Россия-Индия-Китай», «Россия-США-Китай» и так далее.

Вполне возможно, это будет и частная станция, орбитальный сборочный цех рамках проекта того же Маска. Пилотируемая космонавтика переходит от государства в частные руки. Мы же не удивляемся, что в частные руки давно перешел рынок дистанционного зондирования Земли, космической связи, спутниковой навигации. Теперь, может быть, пришло время и для пилотируемой космонавтики. Я на самом деле уже этому не удивлюсь.

- Какое место могут занять Россия и ее союзники в новой космической реальности – дальше оборудование поставлять?

- Большинства технологий, нужных для полетов к Марсу и жизни на нем, сейчас в мире попросту нет. Даже Маск, недавно отвечая на вопросы в технологическом блоге Reddit, честно сказал, что многих ответов у него пока нет, он не знает, как многие вещи делать. Еще раз повторю – это нормально, иначе никак.

Вот и мой ответ на ваш вопрос очень простой – Россия может занять любое место. Потому что все места свободны. За какую технологию ни возьмись. Ту же тяжелую ракету, которую Маск собрался делать, можно делать вместе с ним. Думаю, он не откажется от партнерства. То же самое касается кораблей, технологий обеспечения условий жизни на Марсе. Площадка абсолютно открыта.

Росатом на протяжении семи лет строит ядерную электродвигательную установку мегаваттного класса для космоса. Этот проект, если его удастся создать, может стать российским вкладом в освоение Марса.

Мало того, что для полетов в космос нужно много энергии, химические двигатели, используемые сейчас в космонавтике, не очень эффективны. У них очень низкий удельный импульс – основная характеристика того, насколько эффективно вы сжигаете топливо.

Давно разработаны гораздо более эффективные двигатели с точки зрения превращения скорости при каждом сжигании грамма массы. Это происходит за счет превращения вещества в плазму и выбрасывания ее в качестве реактивной струи. А не продуктов сгорания химического топлива, как происходит в обычных реактивных двигателях.

В итоге эффективность повышается в 10 раз. Подобные двигатели для небольшой тяги используются на спутниках, позволяя экономить на массе аппаратов.  Еще в советское время, кстати, их разработали. У них один недостаток – требуется очень много энергии. На «движок» с тягой в несколько грамм требуются киловатты электроэнергии, притом, что самые хорошие спутники связи сейчас имеют мощность по 15-20 киловатт.

Поэтому есть идея создать мегаваттную ядерную установку, которая за счет ядерных реакций, а не солнечной энергии будет производить электроэнергию. Это в свою очередь даст большую тягу и позволит до Марса долететь не за год, а за несколько недель. 

Это одна из технологий, которая вполне вписывается в проект Маска, может стать ее ключевым элементом, и у России здесь самый большой в мире опыт.

Маск же собирается отправлять на Марс космический корабль, сделать на Марсе производство водородного топлива, чтобы возвращать его на Землю, заправляться и летать туда-обратно. Если будет создан российский «движок», можно будет обойтись без этой трудоемкой и непонятно как реализуемой процедуры получения реактивного топлива на Марсе.

Беседовал Александр Шамшиев

Сирийский кризис стал тестом на способность ЕС выступать одним из глобальных игроков. В последние недели ситуация резко обострилась на фоне перехода в наступление сирийской армии при поддержке ВКС РФ. Как ЕС изменил подход к сирийскому правительству в 2011 г., и способна ли Европа сегодня сыграть реальную роль в разрешении сирийского кризиса – читайте в статье доктора политических наук, европеиста Натальи Ереминой.

Евросоюз под тяжестью сирийского кризиса: ставки растут

Сирийский вопрос можно считать некоторым отголоском колониальной системы (системы мандатов после Первой мировой войны), в которой европейские государства реализовывали собственные интересы.

По сути, сегодня Западом применяются те же методы решения проблем: расчленить государство, сместить политический режим.

Во-вторых, сирийский кризис бросает вызов безопасности ЕС. С ухудшением ситуации в Сирии многократно обостряется террористическая проблема в странах-членах ЕС. Ожидается очередная волна беженцев и рост террористических угроз в европейских городах.

Более того, в последние годы страны ЕС сами поспособствовали тому, что на южных границах Евросоюза возникли неустойчивые режимы, например, поддерживая операцию в Ливии. Этим воспользовались террористические отряды, составляющие ударную силу запрещенного ДАИШ. Это совершенно изменило представление о неприступности «крепости Европы».

В-третьих, кризис вновь поднимает вопрос о европейской самоидентификации, так как влияет не только на взаимодействие государств-членов, но и выявляет их отношение к проблеме национального суверенитета и государственности в принципе.

Ведь если страны ЕС согласны с крушением государств на Ближнем Востоке и демонтажем существующих режимов, эта проблема рано или поздно со всей очевидностью встанет уже перед лицом самих граждан ЕС.

Дезинтеграционные процессы, в первую очередь, по этнополитическим линиям-разломам, возможны в разных государствах, а рост напряженности является базой для их развертывания.

В-четвертых, сирийский вопрос требует выработки нового отношения к России, одновременно выявляя разные позиции стран ЕС в этом вопросе. ЕС теперь придется признавать ведущую роль России, поскольку Сирия создала новый геополитический ландшафт.

Сирийская проблема – это сложный узел, в котором странам ЕС придется определиться со своей ролью в нем, готовы ли они взять на себя ответственность и продемонстрировать деятельную солидарность. Этот кризис станет проверкой общей внешней политики ЕС.

Единой политики ЕС на южном направлении не возникло

ЕС не смог выработать единый подход к Ближнему Востоку и Северной Африке. Германия, Франция, Великобритания активно продвигали собственные интересы, обсуждая североафриканский и ближневосточный кризисы.

Кроме того, будучи членами НАТО, не все государства ЕС имели возможность заявить о своих приоритетах, предпочитая в большей степени солидаризироваться не друг с другом в рамках ЕС, а подчеркивать свою приверженность НАТО.

Так, ЕС не удалось достичь солидарности в вопросах о вторжении в Ирак в 2003 г. и в Ливию в 2011 г. Например, Франция и Германия выступили против интервенции в Ирак. Однако они не проявили столь однозначную позицию по другим вопросам.

Так, Франция приняла деятельное участие в свержении режима М. Каддафи в стремлении восстановить свою роль крупного международного игрока и поднять международный авторитет.

Что касается Германии, то страна не сразу приняла решение поддержать интервенцию в Ливию, но впоследствии согласилась с ней. Более того, Германия отправилась в Ливию в составе миротворческой миссии «ЕС для Ливии».

Итальянское правительство также не сразу ответило положительно на идею интервенции в Ливию, но в итоге поддержало ее, продемонстрировав свою лояльность партнерам по ЕС и НАТО.

В середине 2015 г. страны ЕС (Франция и Великобритания) продолжили участие в военных операциях на территории Ливии в коалиции с США, нанося авиаудары по местам дислокаций террористических групп.

Вашингтон настаивал на активизации деятельности своих европейских партнеров в рамках возглавляемого США миротворческого контингента из стран ЕС в составе Германии, Франции, Италии и Испании, включая Великобританию. Однако эту идею не удалось воплотить в жизнь, так как не все страны ЕС поддержали ее.

Кто виноват? Взгляд из Брюсселя

Страны ЕС не достигли солидарности в отношении того, как реагировать на сирийский конфликт. Однако они проявили искомую солидарность в отношении правительства Б. Асада и России.

Согласно заявлениям Комиссии ЕС, сирийский кризис – это самый крупный гуманитарный конфликт со времен Второй мировой войны. Неудивительно, что именно Сирия вызывает наибольшую обеспокоенность и одновременно наибольшую нерешительность ЕС.

С одной стороны, Евросоюз говорит о гуманитарной катастрофе и необходимости борьбы с ДАИШ, столкнувшись с проблемой беженцев и терактами. С другой стороны, в странах ЕС периодически звучат заявления о том, что в гуманитарной катастрофе виновато исключительно сирийское правительство Б. Асада, а также Россия, которую называют спасительницей сирийского режима.

Интересно, что Комиссия ЕС сделала соответствующее заявление, в котором указала, что население Сирии страдает наибольшим образом именно там, где активно действуют ВКС России. При этом Комиссия не обратила никакого внимания на гуманитарную поддержку сирийского населения Российской Федерацией.

Страны ЕС согласились с возможностью признать российские действия в Алеппо военным преступлением (хотя пока что это заявление можно расценить скорее как угрозу), а их министры иностранных дел 17 октября 2016 г. призвали Россию прекратить любые атаки на город. Естественно, что фактор присутствия террористов из ДАИШ даже не обсуждался в этом контексте.

Поэтому неудивительно, что ЕС видит источник бед в регионе не в собственной политике по отношению к государствам Северной Африки и Ближнего Востока, и не в ДАИШ, но, прежде всего, в действиях сирийского правительства и России.

Политическая линия ЕС в сирийском кризисе

ЕС говорит о необходимости активизировать дипломатические усилия в распутывании сирийского узла. ЕС является членом Международной группы поддержки Сирии, в рамках которой участвует в переговорах с так называемой умеренной сирийской оппозицией.

ЕС ввел санкции в отношении Сирии в мае 2011 г., которые с тех пор постоянно расширялись и дополнялись. При этом ЕС высказывает недовольство тем, что Сирии удалось компенсировать эти потери благодаря сотрудничеству с Ираном и Россией. Кроме того, санкции никак не коснулись боевиков, которые получили доступ к месторождениям сирийской нефти.

ЕС предложил и свою повестку дня – «Региональную стратегию Союза для Сирии, Ирака и противодействия угрозам ДАИШ», в которой делает ставку на США и так называемую умеренную сирийскую оппозицию.

При этом очевидно, что ЕС предпочитает концентрироваться именно на дипломатическом направлении. Это значит, что очень многое зависит от его партнерских отношений – как с ведущими государствами региона, так и с мировыми лидерами. 

Важно, что ЕС в лице Ф. Могерини откровенно признал, что у него нет партнерских и стабильных отношений ни с одним крупным игроком.

Например, с Ираном сотрудничество развивается крайне вяло. Ф. Могерини заявила о необходимости его активизировать в области энергетики, транспорта, образования, гражданского общества и т.д. Отношения с Турцией вызывают у европейских экспертов смешанные чувства. Так, примирение Турции с Россией было оценено весьма негативно с точки зрения интересов ЕС.

В ЕС опасаются, что его мягкая сила – уже не сила, и он уже не обладает прежней привлекательностью. В частности, именно этим эксперты ЕС объясняют рост российского влияния и ее «милитаристской агрессии» в мире.

Уже в октябре 2015 г. члены внешнеполитического Совета ЕС обвинили Россию во вмешательстве в дела Сирии, невзирая на то, что присутствие России было обеспечено обращением легитимного президента страны Б. Асада.

Сама Ф. Могерини назвала Россию стороной, «меняющей правила игры», при этом обратив внимание на то, что участие России в конфликте нельзя назвать ни положительным, ни негативным, но скорее «комплексным». Видимо, ЕС надеялся на то, что Россия будет согласовывать с ним свои действия. При этом сам Б. Асад уже постепенно предстает в глазах ЕС «меньшим злом».

Однако Совет ЕС высказался куда более жестко по этому вопросу, предупредив Россию о том, что ее действия приводят к эскалации конфликта, ухудшают гуманитарную ситуацию и усиливают радикализацию населения.

Европарламент сомневается в силах ЕС

Европарламентарии также обвинили Россию в том, что она ухудшила ситуацию в Сирии своим вторжением. Впрочем, у членов Европарламента свое видение сирийского конфликта. С их точки зрения, ЕС просто не учел, что режим Б. Асада будет поддержан Россией и не падет быстро. Поэтому они полагают, что основную вину за продолжение ситуации в Сирии несет сейчас Россия, при этом не принимают в расчет в этом же кризисе позицию США, и тем более не рассматривают в этом же ключе борьбу с ДАИШ.

Важно, что европарламентарии негативно оценили попытки России заключить компромисс с США и совместно бороться с ДАИШ.

Так, в принятой 7 октября 2016 г. резолюции они заявили, что этот альянс (хоть, видимо, и временный), стал для ЕС полной неожиданностью и ухудшил его позиции как международного актора.

Кроме того, члены Европарламента призвали Брюссель играть более активную роль в сирийском вопросе. С их точки зрения, сирийский кризис превратил ЕС в организацию второго уровня, так как он не в состоянии ничего противопоставить России, Турции и сирийскому режиму – ни коллективно, ни в одиночку.

В стремлении хоть как-то быть представленным в сирийском кризисе, ЕС заявил о том, что должен разработать систему мониторинга ситуации. Интересно, как в условиях военных действий эксперты ЕС будут вести этот мониторинг?

Неудавшаяся «демократизация» Сирии

ЕС заявляет о гуманитарных стандартах, которые он должен продвигать в разных регионах, осуществляя гуманитарную помощь в рамках программы План действий, направленных на демократизацию третьих стран. Эту программу он намерен осуществлять и на кризисных территориях.

ЕС в марте 2016 г. запустил кампанию о правах человека, чтобы лишний раз напомнить всем, что именно эта задача стоит для ЕС на первом месте во внешней политике, и тем он положительно отличается от других участников сирийского кризиса.

До начала конфликта между ЕС и правительством Б. Асада, Брюссель развивал интенсивное сотрудничество с Сирией в рамках Средиземноморского партнерства и инструмента Европейского соседства.

Соглашение ЕС–Сирия было подписано еще в 1977 г. В 2009 г. страны-члены ЕС даже согласились подписать соглашение об ассоциации с Сирией. Однако сирийское правительство попросило предоставить ему время для более детального изучения предлагаемого документа (практически как в случае с украинским правительством в 2014 г.).

Однако в итоге соглашение так и не было подписано и ратифицировано. При этом ЕС позиционировался как главный инвестор в Сирию.

Так, Европейский инвестиционный банк выделил €925 млн для Сирии в период с 2000 по 2007 г. И до конфликта с сирийским правительством ЕС старался воздерживаться от критики сирийского правительства в отношении прав человека.

Но с 2011 г. ЕС начал шквальную критику правительства Б. Асада. Все виды сотрудничества были прекращены. Это движение со стороны ЕС совпало по времени с заявлениями Б. Обамы, Д. Кэмерона Н. Саркози, А. Меркель. Все они в одно и то же время потребовали от Б. Асада немедленно покинуть пост президента.

ЕС борется со следствиями, а не причинами

В настоящее время ЕС реализует программы, направленные в первую очередь на решение гуманитарных проблем и прав человека. Евросоюз уже направил €4 млрд на помощь Сирии, Ливану, Иордании и Турции для реализации программ помощи беженцам. Кроме того, ЕС гарантировал предоставление €3 млрд на решение гуманитарных проблем во время конференции «В поддержку Сирии», прошедшей в Лондоне в феврале 2016 г. В рамках сотрудничества с Турцией для помощи беженцам ЕС также предложил этой стране дополнительно €1 млрд.

Помимо этого, ЕС утвердил механизм гуманитарной поддержки защитников демократии в октябре 2015 г. с говорящим названием «Защита Защитников ЕС». Европейский инструмент демократии выделил €15 млн этой программе для помощи тем, кто оказался в сложной жизненной ситуации, связанной с нарушением прав человека. Среди основных получателей этих ресурсов будут вовсе не сами беженцы, но те, кто активно отстаивают их права и права разнообразных меньшинств.

Вместе с тем, очевидно, что какие бы огромные суммы не выделял ЕС в ходе сирийского кризиса, эти деньги направлены скорее на улучшение последствий ситуации, но никак не воздействуют на ее причины.

В качестве решения конфликта ЕС по-прежнему предлагает давление на режим Б. Асада с последующим его низвержением. Этот подход, безусловно, не позволит ни урегулировать сирийский кризис, ни, тем более, покончить с ДАИШ.

Как единая организация ЕС не может принять полновесное участие в разрешении сирийского кризиса, при этом отдельные страны-члены готовы просто присоединиться к США, проявляя таким образом свою волю на международной арене.

Евросоюз – продолжение НАТО?

Фактически ЕС может участвовать в сирийском конфликте двумя путями: благодаря военным мероприятиям, в которых участвуют страны-члены коалиции с США или через дипломатические каналы.

Проблема в том, что крупнейшие страны-члены ЕС продемонстрировали отсутствие даже стремления к единству. Британия не сможет принимать активное участие в военных акциях, к тому же она вообще стоит на пороге выхода из ЕС. Германия показала неготовность посылать свои подразделения в Сирию. Франция проявила желание полноценно участвовать в военных действиях, но она явно переоценила свою роль в качестве глобального игрока.

Ни ЕС в целом, ни его отдельные страны не способны оказать сколько-нибудь решающее воздействие на сирийский театр военных действий.

Ситуация очевидно свидетельствует о том, что ЕС потерял способность влиять не только на сирийское правительство, но и на участников международных процессов за пределами ЕС.

Прежнее доминирование союза ЕС и США было нарушено с возвращением России на международную арену, что «спутало все карты», «испортило сложившуюся геополитическую игру», «нарушило мировой порядок», созданный под ЕС и США.

Неудивительно, что Россия превратилась в глазах не только США, но и ЕС в геополитического соперника. Кроме того, сирийский кризис серьезно повлиял на обеспечение безопасности в общем европейском пространстве, ведь беженцы – это результат длительных пертурбаций в Северной Африке и на Ближнем Востоке.

Также сирийский кризис несет с собой риски для идентичности ЕС, которому предстоит четко ответить на вопрос о том, является ли ЕС продолжением НАТО, либо это самостоятельная организация, участники которой солидаризируются, в первую очередь, друг с другом, а не с США.

Наталья Еремина, д.полит.н., доцент кафедры европейских исследований СПбГУ

Осенью 2016 г. в Москве на юридическом факультете Государственного академического университета гуманитарных наук состоялась презентация монографии «Законы из-за границы: политико-правовые аспекты классического евразийства». Автор – преподаватель юридического факультета ГАУГН, доцент кафедры теории и истории права НИУ ВШЭ Булат Назмутдинов полагает, что классическое евразийство возникло под влиянием кризиса европейского пути развития России, и поставило вопрос о «внеевропейском» понимании государства и права.

В интервью «Евразия.Эксперт» автор монографии рассказал о том, почему идеи евразийцев обретают новую актуальность, и как их можно использовать для развития евразийской экономической интеграции. 

- Булат Венерович, в современной России идеи евразийства в разных вариациях сохраняют устойчивую популярность. В чем состоит их привлекательность?

- Привлекательность евразийства на современном этапе заключается в том, что оно содержит в себе ясные и краткие тезисы. Условно говоря: «Россия – это не Европа и не Азия, а особенная и уникальная страна». Евразийство предлагает очень простые и понятные схемы, которые люди могут не принимать, но понимать – могут. Поэтому сегодня, учитывая некоторое политическое отстранение России от Запада, евразийство содержит политический импульс.

Евразийство популярно по двум причинам: во-первых, потому что оно понятно, а во-вторых – оно сообразно тому, что происходит, является злободневным и востребованным.

- Вы упомянули об объяснительных схемах, которые предлагали евразийцы. В чем они заключаются и как они могут выражаться или уже выражаются в политической риторике?

- Евразийцы размышляли о кризисе, о причинах русской революции. С другой стороны, евразийство – это экономико-географическое учение. Например, учение Петра Савицкого посвящено экономической автаркии – то есть самодостаточности и относительной автономности континентального экономического пространства России от мирового экономического рынка.

Евразийское объяснение того, что мы можем существовать и воспроизводить ресурсы для самих себя, отчасти созвучно с тем, что сейчас происходит.

Можно по-разному относиться к консервативному перевороту в российской публичной политике, но для евразийства очень важен акцент на нравственном начале в праве и политике в противовес позитивистскому учению о том, что государство создает право и является его единственным основанием.

Связанность права и нравственности, религиозная укорененность права, необходимость определенного типа воспитания, внимание к идеологии снова вышли на первый план после относительной нейтральности в 1990-2000 гг.

Тогда государство отчасти уходило от своей воспитательной роли, в буквальном смысле «оказывая услуги» населению. На современном этапе есть попытка создать не сервисное государство, а придать ему более широкую роль.   

- Сам термин «евразийство» основан на специфическом понимании понятия «Евразия». Что понимали под ним классики евразийства, и как оно трансформируется в современном мире?

- За рубежом распространены так называемые «eurasian studies», под которыми понимается, как правило, изучение постсоветского пространства: это и Центральная (Средняя) Азия, и Закавказье, отчасти то, что примыкает к Китаю.

Слово «Евразия» не имеет четкого евразийского происхождения в современном мире, в том числе научном мире, а скорее понимается как область исследований, локализованная географически.

Сегодня Евразия понимается очень по-разному – от узкого понимания, соотносимого с бывшими странами советского пространства, до различного смешения Востока и Запада, Европы и Азии – причем одновременно это ни то, ни другое, а что-то особенное, интуитивно понимаемое.

Понимание Евразии как России, как православного пространства, которое строится на соборной личности, на современном этапе «вымывается». Подобное обоснование сейчас сложно встретить, тем более что для национальных окраин это имперские ореолы, достаточно сложно переводимые в нейтральную плоскость.

- Представители классического евразийства, по меркам русской политической мысли, особое внимание уделяли вопросам права. В определенном развитии правосознания и законотворчества они видели путь к построению своего политического идеала?

- Я с вами согласен. Например, то внимание, которое они уделяют правовому началу, несравнимо с вниманием славянофилов, которые это начало дисквалифицировали как вторичное.

Для евразийцев правовое начало важно благодаря тому, что в их время – 1920-е гг. было невозможно помыслить политическое строительство вне правовых форм. Право носило инструментальный характер, было способом выражения политико-государственных взглядов. Потом это обросло метафизикой и нравственным обоснованием.

- В настоящее время далеко не для всех жителей Евразии, в том числе постсоветской ее части, очевидна та особая общность, о которой рассуждали классики евразийства. Как они обосновывали важность евразийской общности? Насколько это применимо в современных реалиях?

- Евразийцы обосновывали это прежде всего геоэкономически: Евразия – это самодостаточное пространство, которое способно себя кормить, воспроизводить, у нее единое мировоззренческое пространство. Оно должно быть едино, поскольку регионы Евразии зависимы друг от друга, слабы, уязвимы. В разделенном состоянии их «завоюют и похоронят».

С другой стороны, евразийцы говорили об объединяющей роли русского языка, русскоязычной культуры. Религиозный фактор играл гораздо меньшую роль.

На большей части постсоветского пространства нет особых точек соприкосновения, кроме возможности поговорить на одном языке. Допустим, таджику и молдаванину кроме общего языка и общей истории крайне сложно найти что-то общее – неочевидны экономические интересы, различен этнический облик, характер, матрица поведения.

В этом смысле общая культура, история и язык, а не экономика и религия – это то, что надо честно и последовательно предлагать в качестве образов общего пространства.

В нем ключевым элементом выступало не насилие, не тактические ценности (деньги), а именно стратегические ценности, вокруг которых был компромисс.

- Поговорим о современных интерпретациях евразийства. Сейчас на повестке дня находится евразийская интеграция, которая носит подчеркнуто экономический характер. А какие идеи классического евразийства могут быть полезны в рамках гуманитарной стороны интеграции?

- В современном мире невозможно отделить экономику от политики. Всякий экономический вопрос, по которому нет компромисса, становится политическим вопросом. Поэтому, мне кажется, в разговоре об исключительно экономической интеграции есть некоторое лукавство.

Для кого-то приоритетна экономическая интеграция –  Казахстан это регулярно подчеркивает. Россия, допустим, хотела бы включить в интеграцию образование – это было бы удачное развитие общего пространства. Для кого-то актуально общекультурное взаимодействие.

Для создания хорошего экономического пространства должны быть развиты как минимум «экономика + образование», «экономика + наука», «экономика + общие политические моменты».

Если мы связаны только экономической выгодой, то разное политическое видение экономики (например, санкций) сразу приводит к дисбалансу, и экономическая система рушится. Поэтому экономике всегда нужно что-то подставлять в качестве «подпорки». Для евразийцев экономическое единство Евразии без общего культурного пространства было нонсенсом.

Беседовал Павел Воробьев

Данная статья является продолжением цикла, начатого статьей о вооруженных силах Польши. В ней мы познакомимся с состоянием и перспективами развития вооруженных сил стран Прибалтики (Литвы, Латвии и Эстонии).

С чего начинались армии стран Прибалтики

Если вооруженные силы Польши, о которых шла речь раннее, были созданы на основе Войска польского Польской Народной Республики, то вооруженные силы стран Прибалтики (Литвы, Латвии и Эстонии) формировались, начиная с 1991 г., «с чистого листа».

На фоне антисоветской пропаганды и политики, затем плавно переросших в антироссийскую, и официальной линии на возрождение государственности, прерванной «советской оккупацией» в 1940 г., ни о какой преемственности с Советской Армией, разумеется, не могло быть и речи.

Литовские, латышские и эстонские националисты, помимо традиций своих вооруженных сил, существовавших в 1918-1940 гг., обратились к «боевым традициям» латышских и эстонских дивизий СС и националистических антисоветских формирований, которые вели партизанскую войну против советской власти в 1940-1950-х гг. («лесных братьев»). Но все же полностью избежать советского наследия в строительстве вооруженных сил в Прибалтике так и не удалось.

Во-первых, были использованы отдельные элементы инфраструктуры, созданные Советской Армией (военные городки, учебные полигоны, аэродромы, радиолокационные посты, военно-морские базы и т.п.).

Во-вторых, существенная часть вооружений и военной техники в армиях стран Прибалтики на первых порах была советского производства (поступила из восточноевропейских государств), и некоторая ее часть остается на вооружении и сейчас.

Литва в начале 1990-х даже получила оружие из Российской Федерации. В мае 1992 г. Балтийскому флоту было дано разрешение продать Литве два малых противолодочных корабля проекта 1124 с комплектом боезапаса, прошедших хороший заводской ремонт (к настоящему времени эти корабли уже пошли на слом), 5000 автоматов АК-74 с боеприпасами и некоторые виды имущества из фондов флота. В обмен на это литовские власти взяли на себя обязательство построить в Калининграде жилье для военнослужащих на сумму, равную стоимости военных поставок.

В дальнейшем оружие в Прибалтику стало поступать из США, Великобритании, Германии, Франции, Нидерландов, Норвегии, Дании, Швеции, Финляндии, Израиля и других стран Запада.

В-третьих, из-за отсутствия собственных офицерских кадров странам Прибалтики на этапе становления вооруженных сил пришлось привлекать бывших советских офицеров – этнических литовцев, латышей и эстонцев.

К примеру, первым командующим литовскими ВМС стал бывший флагманский штурман советского Дважды Краснознаменного Балтийского флота капитан 1 ранга Раймондас Балтушис. Кроме того, есть информация, что в 1990-х гг. литовских офицеров готовили в Рязанском воздушно-десантном и Калининградском военно-морском училищах.

В дальнейшем в Прибалтике была налажена собственная система подготовки офицерских кадров. Офицеров также готовят и в военных учебных заведениях других стран НАТО, Финляндии и Швеции.

Прибалтика идет в НАТО

После восстановления независимости в 1991 г. все три страны Прибалтики взяли курс на вступление в Организацию Североатлантического договора (НАТО). В апреле 1999 г. на саммите НАТО в Вашингтоне были утверждены Планы действий по подготовке к членству в НАТО (ПДПЧ НАТО) Литвы, Латвии и Эстонии.

21 ноября 2002 г. на саммите НАТО в Праге Литва, Латвия и Эстония в числе семи государств Центральной и Восточной Европы получили приглашение стать членами Североатлантического альянса. 29 марта 2004 г. все три республики были официально приняты в НАТО.

Данные о численности вооруженных сил Прибалтики по состоянию на 2015 г. согласно английскому справочнику The Military Balance 2016 (с уточнениями и дополнениями по другим источникам) даны в таблице.

Численность вооруженных сил и вооружений стран Прибалтики

Самолеты ВВС Литвы. Источник: alex-leshy.livejournal.com.

Помимо регулярных войск в состав вооруженных сил стран Прибалтики входят добровольные военизированные формирования территориальной обороны. Это Добровольные силы охраны края в Литве, Стража земли (Земессардзе) в Латвии, Союз обороны (Кайтселийт) в Эстонии. Они предназначены для того, чтобы в военное время максимально задержать продвижение противника, нанести ему неприемлемые потери и выиграть время для прибытия подкреплений из других стран НАТО.

Кого сильнее армии Прибалтики?

Из таблицы видно, что по численности личного состава регулярные вооруженные силы прибалтийских стран уступают вооруженным силам Польши в 3,6 раза, при том, что по населению эти государства меньше Польши в 6,3 раза. То есть степень относительной милитаризации Прибалтики существенно выше, чем у Польши. 

Однако говорить о серьезной боевой мощи армий Литвы, Латвии и Эстонии, исходя из количественного и качественного состава их вооружения и военной техники, не приходится. Так, в вооруженных силах прибалтийских стран нет танков (нельзя же считать таковыми три старых учебных Т-55 сухопутных войск Латвии, орудия которых не в рабочем состоянии и два из которых не на ходу). Полностью отсутствовали до 2016 года боевые машины пехоты (БМП) и самоходные артиллерийские установки (САУ).

До сих пор нет реактивных систем залпового огня (РСЗО). Ограничены возможности по борьбе с танками. Нет боевых самолетов, способных использовать авиационные средства поражения (за исключением одного чешского реактивного учебно-тренировочного самолета L-39ZA Albatros в Литве, который теоретически может применяться и как легкий штурмовик).

Средства ПВО ограничиваются зенитными орудиями малого калибра и переносными зенитными ракетными комплексами (ПЗРК), которые могут поражать цели на высотах не более 5000 м. ВМС представлены небольшими патрульными катерами и минными тральщиками. Противокорабельных ракет на катерах нет. Максимум на что способны ВМС стран Прибалтики – это охранять экономические зоны своих стран в мирное время.

Mинный тральщик LKL «Судувис» ВМФ Литвы. Источник: wikimedia.org.

На фоне трех государств Прибалтики наиболее сильными являются вооруженные силы Литвы, самыми слабыми – вооруженные силы Латвии, боеспособность которых публично подвергается сомнению даже в соседней Эстонии.

Если же смотреть на вооруженные силы стран Прибалтики на фоне других европейских и постсоветских государств, то они находятся на уровне таких стран как Словения, Черногория, Молдова, то есть наиболее слабых.

Зарубежные военные эксперты практически единодушно считают, что вооруженные силы Прибалтики без помощи со стороны других стран НАТО не способны защитить территории своих стран (на которые, впрочем, никто не покушается) и являются скорее атрибутом национальной государственности, чем реальными военными силами.

Где страны Прибалтики покупают оружие?

Тем не менее, страны Прибалтики в меру своих финансовых возможностей все же предпринимают усилия по модернизации парка вооружений и военной техники.

Так, Литва в 2015 г. закупила у Бундесвера двадцать одну 155-мм самоходную гаубицу PzH 2000 (в т.ч. 16 боевых), считающуюся одной из самых совершенных серийных САУ в мире. Первые две установки поступили в июне 2016 г.

В августе 2016 г. Литва подписала контракт на закупку 88 немецких колесных БТР Boxer (серийно производятся с 2010 г. и считаются одними из лучших в мире в своем классе). Первые бронетранспортеры должны поступить в 2017 г. Для борьбы с танками продолжаются закупки американских переносных ПТРК Javelin третьего поколения, работающих по принципу «выстрелил и забыл». Для ПВО Литвы будут закуплены норвежско-американские мобильные зенитные ракетные комплексы средней дальности NASAMS-2 (высота поражения цели – до 16 км, дальность – до 40 км).

Cамоходная гаубица PzH 2000. Источник: ytimg.com.

Сухопутные силы Латвии закупают в Великобритании 123 гусеничных БТР семейства CVRT (боевые разведывательные машины Scimitar, вооруженные 30-мм пушкой, сверхмалые БТР Spartan, командно-штабные машины Sultan, бронированные санитарные машины Samaritan, эвакуационные машины Samson) за 250 млн. евро. Столь высокая стоимость подержанной техники вызвала в стране нешуточный скандал, который еще не утих. Осуществляются закупки новых шведских ПЗРК RBS 70 NG (высота поражения целей до 5000 м) с поставками в 2016-2017 гг. Рассматривается также возможность закупок ПЗРК Stinger в США или Grom в Польше.

Эстония в 2014 г. подписала контракт на закупку в Нидерландах 44 гусеничных БМП CV9035NL Mk III шведского производства, а также шести бронированных машин на шасси танка Leopard 1 (две учебные машины, два саперных танка Pionierpanzer и две бронированные ремонтно-эвакуационные машины Standard). Первая партия БМП поступила в Эстонию в начале октября 2016 г. Кроме того, Эстония закупает в Норвегии 37 переданных на хранение демилитаризованных шасси БМП CV9030N шведского производства. Два из них будут использованы в учебных целях, а 35 переоборудуют девять различных вариантов боевых машин специального назначения. В декабре 2015 г. Эстония стала первой зарубежной страной, получившей новейшие французские ПЗРК Mistral 3. Для борьбы с танками Эстония (как и Литва) продолжает покупать ПТРК Javelin.

Боевая машина пехоты CV9035. Источник: wikimedia.org.

Милитаризация Прибалтики

Предпринимаются и меры по наращиванию численности вооруженных сил. Так, в Клайпеде (Литва), недалеко от границы с Калининградской областью, 1 января 2016 г. начал функционировать штаб новой 2-й моторизованной бригады «Жемайтия». Окончательное формирование и укомплектование бригады должно завершиться в 2021 г. Ее создание стало возможным благодаря значительному росту оборонных расходов в Литве и восстановлению всеобщей воинской обязанности, отмененной в 2008 г. В марте 2015 г. призыв в Литве возобновили на 5 лет «из-за сложившейся геополитической ситуации», а с июня 2016 г. его сделали постоянным. Срок службы по призыву – 9 мес.

Латвия планирует увеличить численность регулярных вооруженных сил с нынешних 5,3 тыс. до 6 тыс. в 2018 г., а численность добровольной территориальной обороны «Земессардзе» с более чем 8 до 12 тыс. Всеобщая воинская обязанность отменена в стране в 2006 г., но сейчас поднимается вопрос о ее возвращении.

Эстония увеличивает численность личного состава ВВС (с 250 до 400 военнослужащих) и ВМС (с 200 до 300). Численность территориальной обороны «Кайтселийт» возрастет с нынешних с 24 тыс. до 30 тыс. чел. в 2022 г. Эстонские вооруженные силы продолжают комплектоваться по смешанному принципу (служба по контракту и призыв на 11 мес.).

Бронетранспортер Boxer. Источник: topwar.ru.

НАТО им поможет?

Страны Прибалтики пытаются координировать военные усилия, но эта координация имеет свои пределы. Они конкурируют за внимание старших партнеров по НАТО (прежде всего, США), чтобы привлечь дополнительные финансовые ресурсы на развитие инфраструктуры Альянса и добиться размещения у себя войск НАТО (желательно, на постоянной основе).

Симптоматично, что в 2013 г. министерство обороны Эстонии раскритиковало идею президента Латвии о создании единых вооруженных сил Прибалтики и с тех пор эта идея, насколько мне известно, на высоком уровне более не обсуждается.

Тем не менее, существуют и общие оборонные проекты. В 1994 г. был сформирован Балтийский батальон (BALTBAT) – объединенный батальон стран Прибалтики из трех национальных пехотных рот со штабом в Адажи (Латвия). Он просуществовал до 2003 г. и был распущен перед вступлением Литвы, Латвии и Эстонии в НАТО.

В 2015 г. на основе Скаутского батальона Сил обороны Эстонии создан новый Балтийский батальон, который должен быть включен в состав сил быстрого реагирования НАТО (NRF).

В 1998 г. как совместный проект ВМС Литвы, Латвии, Литвы и Эстонии была образована Балтийская военно-морская эскадра (BALTRON), предназначенная, прежде всего, для поиска и ликвидация морских мин, все еще остающихся в Балтийском море со времен Второй мировой войны (и для отработки борьбы с минами в военное время). Однако, в январе 2015 г. Эстония вышла из этой эскадры и теперь намерена сотрудничать с флотами своих соседей в рамках противоминной группы НАТО SNMCMG1 (Standing NATO Mine Countermeasures Group 1).

25 февраля 1999 г. в Тарту (Эстония) был организован Балтийский оборонный колледж (BALDEFCOL). Он осуществляет подготовку старших штабных офицеров и гражданских специалистов не только стран Прибалтики, но других государств по единым стандартам НАТО. К пятнадцатилетию колледжа его закончили почти тысяча старших офицеров и гражданских специалистов из 39 стран. Обучение ведется на английском языке.

В 2000 г. была создана единая система контроля за воздушным пространством стран Прибалтики (Baltic Air Surveillance Network, BALTNET), включающая в себя национальные центры по контролю воздушного пространства, региональный центр контроля воздушного пространства и управления воздушным движением (КВП и УВД) в Кармелаве (северо-восточнее Каунаса), РЛС и линии связи.

После вступления Литвы, Латвии и Эстонии в НАТО система BALTNET была включена в объединенную систему ПВО в Европе НАТО (NATINADS), а на базе регионального центра в Кармелаве был создан Центр управления и оповещения (ЦУО) NATINDAS. Система модернизируется, в частности, были установлены и устанавливаются новые РЛС западного производства на замену старым советским радарам.

Собирается ли Россия нападать на Прибалтику?

Как и в случае с Польшей, военные приготовления в Прибалтике осуществляются на фоне активного раскручивания мифа о некой «российской военной угрозе». Причем масла в огонь подливают те же польские соседи.

Так, 17 октября 2016 г. бывший командир польского подразделения специального назначения GROM, бывший заместитель руководителя Бюро национальной безопасности генерал дивизии Роман Полко заявил, что уже в ближайшие месяцы (!) Россия может вторгнуться в Прибалтику «под искусственно выдуманным предлогом». И такого рода утверждения, звучащие в том числе из уст прибалтийских политиков и военных, далеко не единичны.

Доводы о том, зачем России идти на военную авантюру по захвату Прибалтики и ввязываться в Третью мировую войну с блоком НАТО, выглядят по меньшей мере странно. Тут и «извечный русский экспансионизм» (куда ж без него?), и стремление России со времен Петра I получить порты на Балтике. Вопрос: зачем тогда Россия вложила гигантские средства в строительство портов Приморск и Усть-Луга и идущих к ним нефтепроводов и проводит политику по полному прекращению транзита грузов через прибалтийские порты?

Упоминают и о защите русскоязычного населения (но оно, при всех сложностях и издержках проводимой в Латвии, Эстонии и, в меньшей степени, в Литве национальной и языковой политики все же не нуждается в защите военными средствами, и Россия защищает права соотечественников в Прибалтике исключительно мирными способами). Говорят и о «прорубании» коридора в Калининград (но если транзит в российскую область и из нее идет нормально, то зачем что-то «прорубать»?). 

Всех этих страхов и страшилок можно было избежать, если бы государства Прибалтики с момента восстановления независимости в 1991 г. смотрели в будущее, а не в прошлое и ориентировались бы не на культивирование старых обид (подлинных или мнимых), а на развитие прагматичных и взаимовыгодных отношений с Российской Федерацией (что никак бы не помешало их членству в ЕС).

Само положение Прибалтики рядом с Россией позволило бы ей быть «зоной контакта» между нашей страной и остальными государствами Евросоюза, получать российские инвестиции и доходы от российского грузового транзита и туризма и т.д. Но из-за недальновидной политики правящих кругов прибалтийских стран эти возможности были упущены (хочется верить, что не навсегда).

Вместо этого Литва, Латвия и Эстония превращаются в «солдат новой холодной войны», в «прифронтовые государства», теряющие доходы и молодое трудоспособное население, которое из-за невозможности обеспечить достойное будущее перебирается в другие страны Европы.

Юрий Зверев,
зав. кафедрой географии, природопользования и пространственного развития БФУ им. И. Канта

На портале «Союзное вече» вышел репортаж посвященный заседанию российско-белорусского экспертного клуба при участии Госсекретаря Союзного государства Григория Рапоты. Мероприятие состоялось 25 октября в здании Постоянного Комитета Союзного государства.

Госсекретарь отметил важность создания единого союзного информпространства. В настоящее время белорусы активно следят за российскими новостями, в то время, как населению за Уралом в силу географического фактора ближе китайская повестка.

Также Госсекретарь указал на необходимость создания единой конкурентной среды, которая должна положить конец «продовольственным войнам». «В России за белорусским производством нужно закрепить статус российского, и наоборот. Здесь много нюансов - есть разница в налогах, антимонопольной практике. Понадобится долгий эволюционный период, – заключил эксперт.

В заключение заседания Г. Рапота отметил важность подобных экспертных сообществ, которые могут указать на проблемную область и на пути решения различных сложных вопросов сотрудничества.

Полную версию репортажа читайте на портале «Союзное вече»

24 октября Социал-демократическая партия Кыргызстана (СДПК) заявила о выходе из парламентской коалиции, что означает роспуск правительства страны. Правительство Кыргызстана уходит в отставку второй раз за год. Это происходит на фоне истекающих в 2017 г. конституционных полномочий президента Кыргызстана Алмазбека Атамбаева. Ожидает ли страну политическая дестабилизация и как изменение политических раскладов отразится на евразийской интеграции Кыргызстана? Ответы на эти вопросы читайте в интервью «Евразия.Эксперт» кыргызского политолога, заместителя директора Фонда «Евразийцы-новая волна» Дениса Бердакова.

- Почему произошла отставка правительства?

- Это логично вытекало из тех политических событий, которые происходили у нас в июле, августе и сентябре 2016 г. Коалиция из четырех партий, которая действовала в парламенте до этого, раскололась – идейно и на олигархические группы.

Сохраняющееся политическое ядро распавшейся коалиции – правящая партия СДПК и партия «Кыргызстан» – ищут новых партнеров в парламенте. Они заинтересованы провести поправки в конституцию – они перестроят систему сдержек и противовесов в рамках исполнительной, законодательной и судебной власти. По сути, у нас будет очень сильна и исполнительная, и президентская власть. А судебная и законодательная будут находиться между этими «двумя львами».

Вторая задача коалиции – обеспечить спокойное проведение президентских выборов 2017 г. в Кыргызстане.

- Вы упомянули про идейные расколы. Они произошли вокруг системы разделения властей или были еще какие-то спорные вопросы?

- Алмазбек Атамбаев и его команда находятся у руля, и их патронажные сети самые сильные в республике. Конкуренты ожидали, что Атамбаев уйдет, как и обещал (и он действительно уходит), а они смогут перераспределить финансовые потоки в свою пользу.

Но при принятии новой конституции преемники Атамбаева останутся у власти, а в силу финансового кризиса ресурсов будет меньше – поэтому конкуренты не смогут претендовать на большее количество ресурсов. В этом –  суть данного раскола.

- Чем обусловлен уход Алмазбека Атамбаева?

- По конституции у президента только один срок и он не хочет ее нарушить. Он явно не фанат власти.

Атамбаев много сделал для Кыргызстана, но не смог изменить сложившуюся систему. От революционных изменений глава государства отказался.

- Как вы оцените работу ушедшего кабинета министров?

- Это второе правительство за прошедший год, и оно просто не успело дать каких-либо результатов. Проводить реформы в сроки от полугода до полутора лет – несерьезно. Это было стандартное правительство, в котором места были поделены между представителями четырех партий, состоявших в коалиции.

- Какими вы видите сценарии дальнейшего развития ситуации?

- Сейчас сформируют новое правительство – с этим проблем нет. Партии СДПК и «Кыргызстан», ядро парламентской системы, имеют 56 из 120 мест в парламенте при необходимых 60 местах [для создания парламентской коалиции - прим. «ЕЭ»]. Соответственно, они возьмут третью партию, ту же «Республику» [политическая партия «Республика – Ата-Журт» - прим. «ЕЭ»] и четвертую партию для стабильности. Лидирующие партии поделятся с ними парочкой мест в правительстве. Больше ничего не поменяется.

- Чего ждать от нового кабинета министров?

- Это устоявшаяся система – изменений ни в худшую, ни в лучшую сторону ждать не стоит.

- Изменится ли позиция Кыргызстана по участию в евразийской экономической интеграции после изменения состава правительства?

- Скорее всего – нет. Хорошее, ускоренное вступление Кыргызстана в ЕАЭС – это заслуга действующего президента Алмазбека Атамбаева. Когда он уйдет, многое может поменяться. Потому что нет сильной государственной машины, которая бы четко понимала свои интересы – например, вступала бы в ЕАЭС на основании расчета, выверенного анализа.

Следовательно, следующий президент может несистемно противодействовать интеграции. Это скорее вопрос личного выбора главы государства.

- А просматриваются ли потенциальные преемники, и можно ли проследить возможные сценарии развития ситуации по их политической ориентации?

- Преемники просматриваются, но в Кыргызстане все будет решаться в последний момент. Здесь нельзя назначить преемника, поскольку он выбирается после долгого согласования между всеми элитами. Не факт, что действующий президент сможет ему помочь.

Возможные преемники неплохо относятся к России, но не с такой душевностью, как Атамбаев. Он ведет во многом национально ориентированную политику, но способен строить отношения с Россией. Не сказать, что все остальные против, учитывая 570 тыс. мигрантов в России и огромные денежные вливания оттуда. Но культурно, ментально – это уже другие люди. У них нет глубокой связи с русской культурой.      

Беседовал Павел Воробьев

Профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев не исключает, что после Сирии «вектор нестабильности» будет направлен не столько на Центральную Азию, сколько на Прикаспийский регион. Этот сценарий - самый опасный – как для России, так и для стран Новой Евразии. На линии удара могут оказаться Азербайджан и Туркменистан. У Прикаспия есть один-полтора года на укрепление системы реагирования на угрозы безопасности пока «выгорает» конфликт в Сирии.

Развитие ситуации в Сирии и Ираке свидетельствует о том, что вне зависимости от конкретных результатов боевых действий, ситуация в данном регионе перестает быть безусловно привлекательной для значительной части современных исламистов. Необходимо начинать думать о том, где мировой исламизм может нанести глобальной стабильности следующий удар.

Нестабильность «Большого Леванта» выплеснется в другие регионы

Россия своими действиями в Сирии ослабила потенциал второй волны «нового исламизма», однако демографические и социально-политические факторы делают трудновыполнимой стратегию «перемалывания» экстремистов на «дальних рубежах».

Ни Россия, ни другие государства, которые могут быть затронуты нестабильностью, не имеют ресурсов, чтобы осуществить масштабную программу экономического и социального восстановления Сирии и Ирака, создать систему противодействия исламскому экстремизму в Египте, Пакистане и Афганистане.

Нестабильность на Ближнем Востоке, в зоне «Большого Леванта» придется еще долго сдерживать силовыми методами. «Внешние выбросы» нестабильности становятся практически неизбежными. «Вектор», по которому эти «выбросы» пойдут, зависит от многих обстоятельств. Но вероятность переноса активности исламистов в Центральную Азию и в Прикаспийский регион – высока.

Особенно учитывая, что этот регион, обладая известной геоэкономической самодостаточностью, таит в себе сразу несколько «тлеющих» конфликтов, которые могут быть сравнительно легко «разогреты». Объективно в регионе есть возможности инициировать очередную «весну обновления» в нескольких странах, где проводившаяся элитами модернизация дала «спорные» результаты и где перераспределение власти является вопросом, если не сегодняшнего, то завтрашнего дня.

Ось нестабильности может переместиться в Прикаспий

Не исключено, что «вектор нестабильности» будет направлен не столько на Центральную Азию, сколько на Прикаспийский регион.

Этот сценарий – самый опасный, как для России, так и для развития стран Новой Евразии. Россия лишается возможности на относительно длительный срок даже думать о коридоре «Север-Юг» (для связи Европы с Индийским океаном – прим. «ЕЭ»). Реализация иных проектов с участием Ирана и Турции будет крайне затруднительна. Но и для других стран Прикаспия, лежащих по оси потенциального «вектора нестабильности», возникают значимые вызовы, которые даже в самом мягком варианте исключат возможность проведения осмысленной социально-экономической политики.

Такой разворот позволяет отвести агрессию «исламского интернационала» от нефтедобывающих стран Персидского залива, которые остаются, несмотря на всю полемику, ценнейшими союзниками Вашингтона, у которого для обеспечения этого разворота есть все ресурсы: и политические, и экономические, и организационные и военные.

Азербайджан и Туркменистан – на линии удара

Конечно, существующие институты безопасности, прежде всего, ОДКБ и ШОС, являются важным инструментом стабильности в регионе, но существуют две проблемы. Во-первых, потенциальная зона нестабильности выходит за пределы прямых взаимных военных обязательств в рамках этих организаций.

Азербайджан, - ключевое государство для стабильности Прикаспия, которое может оказаться на острие активности исламистов, в силу их антишиитского настроя, имеет даже в рамках ШОС статус лишь «партнера по диалогу».

А Туркменистан – «слабое звено» в безопасности региона, вообще никак не включен в существующие институты безопасности.

Во-вторых, основные вызовы безопасности региона будут первоначально лежать «ниже» уровня классического силового конфликта.

Важным становится вопрос ограждения себя от деструктивных информационных манипуляций – ключевого инструмента дестабилизации обстановки даже в относительно процветающих странах.

Пока возможности превентивного купирования нестабильности в нижней части «спектра нестабильности» у стран Новой Евразии весьма ограничены. Успешный опыт пресечения «гибридной» («цветной») революции имеется только у Ирана (пресечение «зеленой революции» 2009 г.). Причем первая фаза «революции» была «проиграна» и иранскими властями.

«Институциональная недостаточность» в сфере безопасности, характерная для Центральной Азии и Прикаспийского региона, является своего рода приглашением для деструктивных сил двигаться именно в этом направлении. Попытки «Каспийской тройки» (Азербайджан, Иран, Россия) эту недостаточность восполнить, дают положительный эффект. Однако эти усилия пока еще недостаточны для того, чтобы полностью гарантировать регион от дестабилизации.

Страны региона должны в ближайшие год-полтора, пока будет происходить окончательное «выгорание» конфликта в Сирии и Ираке и формирование нового вектора распространения радикального неоисламизма, создать обновленную систему реагирования на вызовы безопасности.

В целом вопросы информационно-политической безопасности и взаимодействия на конструктивной основе с организациями гражданского общества являются исключительно важными. Возможно, их стоит рассматривать как базу для более глубоких договоренностей.

Как купировать угрозы радикализма в Новой Евразии и Прикаспии

Помимо политико-пропагандистской «гигиены» и «самогигиены», необходимо уже сейчас принимать меры, которые, конечно, лежат вне сферы «коллективной безопасности», но весьма к ней близки и направлены на то, чтобы ограничить распространения нестабильности из региона Среднего Востока. В частности:

• Политическая актуализация всех ранее заключенных между странами Новой Евразии и Прикаспийского региона соглашений о совместном противодействии политическому экстремизму и терроризму. Вопрос не в том, чтобы в них что-то поправить или их чем-то дополнить, а именно подчеркнуть их политическую актуальность.
• Организация специальных рабочих групп высокого уровня вне имеющихся форматов по вопросам гуманитарного взаимодействия, миграции и приграничного сотрудничества. Страны региона должны быть полностью гарантированы от неожиданностей со стороны соседей, отношения с которыми должны быть прозрачными.
• Формирования общего регионального информационного центра полицейских и специальных служб. Безусловно, такие усилия уже предпринимались, например, в рамках СНГ, да и в целом, сотрудничество полицейских служб в Новой Евразии находится на высоком уровне. Но теперь крайне важно перенести сотрудничество с политического на операционный уровень, установив простые и понятные рамки взаимопонимания.
• Целесообразно, как минимум, начать многосторонний диалог о «рамках» взаимодействия со структурами гражданского общества. Речь не идет о свертывании демократии и ущемлении гражданских свобод. Но попытки использовать различные общественные структуры, НПО для оказания давления на соседей или либеральное отношение к националистическим тенденциям могут быстро создать ситуацию, когда плохо будет всем.
• Рассмотреть вопрос об учреждении совместных и многоуровневых (силовики, политические представители, эксперты) групп по наблюдению и анализу обстановки на Ближнем и Среднем Востоке. Такие группы должны выявить неблагоприятные изменения военно-политической и социально-политической обстановки на максимально ранней стадии, причем действовать они могли бы вне непосредственной связи с государственными органами, что придало бы их деятельности дополнительную гибкость.

Естественно, что решение столь значимых задач невозможно без диалога на высшем политическом уровне, который может быть осуществлен в любом формате и на любой площадке, возможно, даже разово. Отказ кого-либо от участия в таком диалоге также будет важным и очень иллюстративном сигналом для региона.

Сам факт демонстрации кооперативного отношения государств региона к перспективным вызовам создаст серьезный сдерживающий эффект. Это даст возможность пресечь дестабилизирующую активность на максимально низкой стадии развития, причем так, чтобы у партнеров по региональному диалогу не оставалось никаких сомнений или подозрений относительно справедливости предпринятых действий.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ

В промышленной зоне расположенного в городе Димитровграде Ульяновской области атомного «Государственного научного центра «НИИАР» Росатом строит Многоцелевой быстрый исследовательский реактор (МБИР). Эта установка станет самым крупным не только в России, но и во всем мире специализированным ядерным реактором для проведения научных исследований. На базе МБИР создается Международный центр исследований (МЦИ), к участию в котором Россия приглашает всех желающих. Переговоры о партнерстве в рамках МЦИ уже прошли с Францией, ЮАР, Южной Кореей, Индией, Казахстаном, Беларусью и рядом других стран, где традиционно уделяют особое внимание развитию ядерных технологий.

Стоит напомнить, что подавляющее большинство материаловедческих исследовательских реакторов в мире введено в строй более 40 лет назад, то есть парк исследовательских реакторов сильно устарел. Международное научное сообщество начинает испытывать дефицит в современных крупных исследовательских реакторах, которые необходимы для развития технологий «Generation 4», а также продления сроков действующих реакторов АЭС и повышения их эффективности. К 2020-2025 гг. мировая экспериментальная база во многом себя исчерпает, поскольку многие исследовательские реакторы выработают свой ресурс или не будут обладать необходимыми научными возможностями.

Строительная площадка Многоцелевого быстрого исследовательского реактора (МБИР). Димитровград, Ульяновская область.

В России создание нового Многоцелевого быстрого исследовательского реактора (МБИР) ведется в рамках утвержденной правительством Федеральной целевой программы «Ядерные энерготехнологии нового поколения на период 2010-2015 годов и на перспективу до 2020 года».

Суть программы заключается в формировании новой технологической платформы ядерной энергетики, в основе которой переход на замкнутый ядерный топливный цикл с реакторами, работающими на быстрых нейтронах.

Быстрые реакторы, или реакторы на быстрых нейтронах - это реакторы с жидкометаллическим (натрий, свинец, сплав свинца и висмута) теплоносителем. Именно быстрые реакторы, в которых есть избыток нейтронов, позволяют одновременно гарантировать исключение тяжелых аварий на АЭС, и окончательное решить проблемы отработавшего топлива (ОЯТ) путем сжигания минорных актинидов.

Основное предназначение МБИРа – в проведении массовых реакторных испытаний инновационных материалов и макетов элементов активных зон для ядерно-энергетических систем «Generation 4» (или Поколения 4), включая реакторы на быстрых нейтронах с замыканием топливного цикла и тепловые реакторы малой и средней мощности.

Сегодня в России успешно работает исследовательский реактор на быстрых нейтронах с натриевым теплоносителем БОР 60, однако его возраст уже перевалил за 45 лет. Принципиальное отличие реактора МБИР от установки БОР 60 заключается в том, что первый проектируется и строится как исследовательская установка.

Дизайном МБИР предусмотрено наличие трех независимых петель, которые могут использоваться для испытания различных теплоносителей (газ, свинец, раствор солей) и, соответственно, проведения материаловедческих исследований в данных средах. Также МБИР практически в три раза больше БОР 60, что позволит увеличить количество экспериментов. Срок ввода МБИРа в эксплуатацию в соответствии с федеральной программой – 2019 г.

Мировая тенденция развития быстрых исследовательских реакторов показывает, что к 2025 г. МБИР можем стать единственной подобной установкой в мире.

Тепловая мощность реактора МБИР составит 150 МВт (электрическая – 55 МВт). Максимальная плотность потока нейтронов  5.3·1015 н/(см2·с) – по этому параметру МБИР будет одним из самых мощных исследовательских реакторов в мире. Максимальная скорость образования смещения на атом в канале – превышает 34 сна/год. Предусматривается, что новая исследовательская ядерная установка будет иметь несколько независимых петель с автономным охлаждением, набор инструментованных ячеек в активной зоне, а также большое количество ячеек для размещения материаловедческих сборок.

Технические характеристики МБИРа позволят решать широкий спектр задач, в том числе в области экспериментального обеспечения научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ по созданию инновационных ядерно-энергетических установок нового поколения. Реактор позволит осуществлять отработку технологий замыкания топливного цикла и утилизации радиоактивных отходов, проводить комплексные исследования по радиационному материаловедению, включая создание новых конструкционных, топливных и поглощающих материалов, а также осуществлять комплексные экспериментальные работы с использованием нейтронного и других видов реакторных излучений для фундаментальных исследований.

Макет обустройства Многоцелевого быстрого исследовательского реактора (МБИР).

Мощность для исследовательского реактора не важна, но она прямо связана с нейтронным потоком, который и является главным инструментом исследований. А поток влияет на сроки набора дозы облучения – возможность провести эксперименты с облучением за три года вместо 10 лет безусловно важна для исследователей, и это и является главным преимуществом высокопоточного реактора, так же, как и возможность проведения экспериментов в более широком диапазоне температур.

На основе МБИРа создается самая современная исследовательская площадка не только для России, но фактически для всего мира. Росатом неоднократно заявлял, что открыт для взаимовыгодного сотрудничества в данном проекте со всеми заинтересованными сторонами, поэтому и возникла идея сформировать на базе МБИРа Международный центр исследований. Росатом предложил зарубежным партнерам уникальную возможность – принять участие в создании исследовательской инфраструктуры, которая нацелена на решение актуальных научных задач в обоснование инновационных реакторных концепций и будет отвечать всем передовым требованиям.

Универсальная исследовательская установка с высоким нейтронным потоком не может быть реализована в малом масштабе или на модульной основе, таким образом, высокая стоимость – неизбежный фактор. Данный факт приводит к идее, продвигаемой МАГАТЭ, а именно к региональным «центрам коллективного пользования», в рамках которых один реактор может обслуживать потребности многих стран.

Участвуя в проекте, международные партнеры смогут получить доступ к уникальному инструменту, которого нет больше нигде в мире, и при этом минимизировать и оптимизировать свои расходы.

Текущий год стал отправной точкой для проведения работ по созданию МЦИ. Росатом уже подписал два международных меморандума о сотрудничестве и планирует до конца года подписать еще несколько. Таким образом, будет сформирован круг ключевых участников, которые смогут активно влиять на развитие проекта и условия участия в нем.

В 2016 г. также может быть сформирован Консультативный совет, который начнет прорабатывать вопросы, связанные с научной программой МБИР. В 2017 г. можно ждать договоренностей между Росатомом и иностранными партнерами по ключевым вопросам участия, начнется процесс регистрации Международного центра исследований в качестве юридического лица. Важный момент – Российская Федерация оставляет за собой 40% в МБИР, что превышает все текущие потребности и покрывает прогнозируемые. В общем, можно с уверенностью сказать, что на МБИРе места хватит всем.

Андрей Ретингер, журналист-международник