Юбилейный саммит СНГ совпал по времени с «антикризисным» саммитом Евросоюза: может ли ЕС пойти по пути СНГ?

«Разбор полетов» СНГ

На минувшей неделе СНГ провело саммит, отмечающий 25 лет существования структуры. То, что за прошедшее время СНГ покинула лишь Грузия, подтверждает: организация нужна всем ее участникам.

Чуть ли не с момента образования СНГ ведутся разговоры о его реформировании. Слабые стороны объединения известны давно. Главная из них – это слишком глубокие различия в интересах стран, порой доходящие до конфликтов, что делает принятие серьезных взаимных обязательств невозможным.

Александр Лукашенко накануне юбилейного саммита СНГ откровенно признал, что «сейчас невозможны некие реформы в плане усиления интеграции в рамках Содружества».

Кризисные очаги, по сути, есть во всех регионах постсоветского пространства – в Центральной Азии, Закавказье, теперь и в Восточной Европе. И во всех этих регионах противоречат друг другу интересы как минимум двух участников СНГ.

Многие кризисы, например, Нагорно-Карабахский и Грузино-абхазский конфликты, гражданская война в Таджикистане, противоречия вокруг водных ресурсов в Центральной Азии – тянутся десятилетиями, а их предпосылки сложились еще до распада СССР. Учитывая это, трудно представить, чтобы государства-участники СНГ согласились пожертвовать в его пользу существенную часть национального суверенитета.

Вместе с тем, хочется спросить у наиболее рьяных критиков СНГ – какой организация должна была бы быть, чтобы они были ей довольны?

В рамках СНГ разные страны ответили на этот вопрос по-своему. С одной стороны, выделилось «ядро» государств, нацеленных на новый интеграционный проект – это Беларусь, Казахстан и Россия с присоединившимися затем Арменией и Кыргызстаном. С другой стороны, были те, кто сделал ставку на европейскую интеграцию – Грузия, Украина, Азербайджан и Молдова, образовавшие ГУАМ. Узбекистан выбрал линию равноудаленности от различных интеграционных объединений.

Опыт СНГ показывает, насколько разнонаправленными могут оказаться пути стран, которые еще по меркам исторического «вчера» были частью единого государства, казавшегося нерушимым.  Пока наиболее перспективным видится акцент на сохранении зоны свободной торговли СНГ, диалоговой площадки, а также разработке конкретных экономических проектов с участием нескольких государств Содружества.

Судьба империй: СССР и ЕС

По исторической иронии, юбилейный саммит СНГ в Кыргызстане совпал с «антикризисным» саммитом Евросоюза в Словакии. Сегодня страны ЕС, по сути, борются с теми же явлениями, от которых когда-то распался СССР. На первый взгляд, это это ошибочное утверждение. Ведь СССР противостоял Североатлантическому блоку и тратил, по разным оценкам, пятую (а то и большую) часть ВВП на оборону, отдавал десятки миллиардов долларов на борьбу за коммунистические идеи в странах на других континентах. В ЕС же большинство участников не может выйти на целевой показатель НАТО - 2% ВВП на оборону.

Но это лишь следствия, причина же – в неспособности советского руководства перепрограммировать бюрократическую машину в условиях растущего перенапряжения сил. А это было совершенно необходимо для поддержания единого государства на огромной территории, состоящего из регионов, существенно различающихся по уровню экономического развития, этническому и конфессиональному составу.

Такой же «злой рок» империй преследует сегодня и Евросоюз. Только если в СССР периферия была включена в состав государства и получала значительные трансферы из Центра, в ЕС ближневосточная и африканская периферия сегодня «приходят» в форме «нового переселения народов». Внутри ЕС тоже есть серьезные дисбалансы – между Югом и Севером, Западом и Востоком. И если раньше противоречия заключались, прежде всего, в разном уровне экономического развития, то теперь они обострились. На них наложились еще и споры вокруг ответа на вызов миграции, а также внешнеполитические противоречия между «старой» и «новой» Европой.

Сценарий ЕвроСНГ

Центробежных тенденций накопилось немало, одна из главных – это национализм. Если Брюссель, и стоящее за ним франко-германское ядро, не смогут предложить цементирующий ЕС проект, то может возобладать тенденция к децентрализации Евросоюза.

Поэтому, СНГ – один из возможных сценариев будущего Евросоюза.

Пожалуй, сегодня лихорадит все крупнейшие наднациональные объединения в мире. Южная Африка и Бразилия, являющиеся своеобразными точками регионального притяжения, охвачены серьезными политическими баталиями. Евросоюз под градом проблем. НАТО пытается ухватиться за истрепавшийся образ «империи зла», пытаясь возродить утраченную с распадом СССР миссию. Что же до глобализации в целом, то после кризиса 2008 г. разговоры о ее пробуксовке лишь набирают силу.

Ситуация чем-то напоминает начало XX в., когда беспрецедентная финансовая глобализация (многие экономисты полагают, что ее уровень до сих пор не достигнут) сменилась распадом мира на враждующие военные альянсы.

Сегодня кажется преувеличением прогноз, что и нас ждет будущее военных блоков, но крупные наднациональные объединения все больше испытывают давление сложной экономической ситуации. Государства все больше стараются заботиться о своих интересах. Как бы не журили в Брюсселе, каждый правитель понимает, что ему в первую очередь надо понравиться электорату дома, а уж потом еврочиновникам. Рассерженные граждане все-таки быстрее могут избавиться от неугодного правительства, чем начальники в Брюсселе.

В складывающихся условиях наблюдается две тенденции. С одной стороны, сохраняются сложившиеся в последние годы и десятилетия большие пространства свободной торговли – АСЕАН, МЕРКОСУР, НАФТА, ЕАЭС, общеевропейский рынок и т.п.

С другой стороны, крепнут альянсы из двух-трех государств, основанные на общих коренных интересах. На пространстве СНГ хрестоматийный пример – Союзное государство Беларуси и России. В Североатлантическом сообществе вполне возможно, что Великобритания станет намного ближе к США после выхода из ЕС.

Источник: politeka.net.

Сегодня внутри ЕС вырисовываются контуры нескольких группировок государств.

Франко-германская ось пока демонстрирует волю к сохранению ЕС. Великобритания устраивает «побег» с корабля Евросоюза. Венгрия и Польша – новоиспеченные «европейские диктатуры» -  переосмысливают национально-ориентированный авторитаризм. Юг пытается давить на Север по вопросу беженцев. Север давит на Юг по вопросам финансовой дисциплины.

Вышеградская четверка обсуждает вопрос о военной интеграции и спорит с Брюсселем и Берлином по вопросам миграции. Польша и страны Прибалтики обращаются через голову Берлина к США с призывом разместить военные базы на своей территории. Берлин и Париж пытаются укрепить ЕС, продвигая идею совместных вооруженных сил.

Быть может, в далекой ретроспективе историкам эти тенденции покажутся лишь прелюдией к формированию европейского супергосударства. Однако на фоне последних лет «сценарий ЕвроСНГ» не выглядит таким уже фантастическим.

Еще 10 лет назад это было сложно вообразить. Но сегодня уже вполне можно представить, как ЕС остается в форме пространства общего рынка, стандартов и площадки для диалога, в то время как государства разделяются на группы в вопросах подходов к миграции, военной интеграции и даже политической модели управления («западная» и «восточная» модели?). Если миграционная проблема будет обостряться, то такой вариант нельзя исключать. Тем более, все эти новые «альянсы» уже засвечены в СМИ, а значит, становятся вполне допустимой реальностью.

За последние 3-4 года отношения между Западом и Востоком Европы изменились до неузнаваемости. Торговля продолжается, однако надежд на интеграцию, общий европейский дом, под знаком которых прошли «девяностые» и «двухтысячные», не осталось практически ни у кого. Известный немецкий политолог, научный директор Германо-российского форума Александр Рар пытается осмыслить произошедшие перемены в своей новой книге с говорящим названием: «Россия-Запад: кто кого?». Корреспондент «Евразия.Эксперт» встретился с автором на одной из презентаций в Москве.

«Мне кажется, что 25-летняя эра завершилась, и с 2014-2015 гг., вне связи с украинским кризисом, что-то в мире стало меняться», - полагает Александр Рар.

В этой эпохе он принимал участие. Сначала как молодой советолог, затем в южной Германии проводил конференции, что позволило ему познакомиться с влиятельными политиками, которые в эту эпоху играли большую роль в создании «нового мира».

«После распада СССР, изменения были в основном в России, происходили конфликты, потрясения, - говорит Рар. - Сейчас мы вошли в такую фазу, когда в России установилась стабильность, а подобные изменения происходят в Европе, на Западе – мире, который казался настолько стабильным, что будет держаться еще 50-100 лет».

- Господин Рар, что происходит с Европой? Люксембург призывает выгнать из ЕС Венгрию. Польшу в Брюсселе уже почти открыто называют не иначе как «диктатурой». Мы наблюдаем какой-то новый раскол?

- В Европе ситуация не так стабильна, как казалось еще 10 лет назад. Еще 2 года назад политики высказывались о возможности построения Соединенных штатов Европы, были уверены, что рано или поздно к этому придут. Сейчас об этом и речи нет.

На ЕС обрушился целый ряд серьезнейших кризисов, с которым политики, находящиеся во главе ЕС, не справляются. Сейчас союз находится в очень серьезной опасности фрагментации.

Выход Англии из ЕС – это не шутка. Третья по значимости, по величине страна с самой сильной армией больше не будет участвовать в делах Европы. Будет, наверное, объединяться в какой-то союз с Америкой. Но Европа тем самым потеряла свой облик.

На юге Европы бушует финансовый кризис, хотя об этом все меньше пишут, поскольку появились другие проблемы.

Рано или поздно грекам придется принимать решение, и я думаю, что они могут принять то же самое решение, что и британцы.

Есть и другие недовольные страны. Ведь не только Венгрию критикуют за то, что она не следует западным ценностям. Та же самая критика обрушилась на Польшу, которая начала создавать, говоря западным языком, более авторитарную систему, прижимая суды.

Есть и другие тенденции. На протяжении 25 лет все говорили о силе германо-французского «мотора». Считалось, что этот локомотив ведет Европу вперед, а остальные на него надеются и за него цепляются. Но сейчас французская экономика гораздо слабее немецкой. Она находится в состоянии «войны» гораздо больше, чем немцы.

Германия осталась единственным «мотором», но она не может тянуть Европу в одиночку.

После заявления Ангелы Меркель о готовности принимать беженцев в Европе начался переполох: люди испугались исламизации Европы, чрезмерной нагрузки на социальную систему, терроризма. К сожалению, подтверждается, что в числе беженцев в Европу попал целый ряд хорошо образованных и обученных террористов – это аукнется в ближайшие годы.

Госпожа Меркель не рассчитала реакцию своих коллег в Европе: она была уверена в своем авторитете и считала, что если она скажет странам забирать беженцев к себе, то они будут это делать. Но страны Европы сказали: «Нет, мы не хотим». И тогда она осталась лицом к лицу с этой проблемой, когда 1,5 млн или даже больше беженцев очутились в Германии.

Очень значительная часть населения Германии отвергает эту политику и не хочет больше видеть Меркель на посту канцлера.

Поэтому появляются новые партии. Например, возникла право-популистская партия «Альтернатива для Германии», потому что есть протестный электорат. Люди голосуют за правые партии. Рост недовольства находящимися у власти политиками растет. ЕС не рушится, но он проходит очень серьезное испытание на прочность.

- Можно ли остановить конфликт между Россией и Западом?

- Этот конфликт будет трудно остановить. С моей точки зрения, главное, что нас разделяет – это конфликт ценностей. Запад действительно считает себя элитой, победителем в холодной войне. Считается, что холодная война укрепила Запад, что либеральная политическая и экономическая модель – самая лучшая из тех, которые придумало человечество. Жизнь весьма комфортна, и во многом люди на Западе действительно считают, что они живут так, как не жили никакие другие поколения.

Однако мир меняется вокруг. Либеральные ценности возведены в ранг постхристианской религии. Но это поддерживают не все европейцы.

Либеральные ценности стали инструментом внешней политики Запада, Америки, той же Германии. Запад уверен в том, что необходимо переносить эти ценности на другие страны, материки, культурные сообщества.

В 2011 г. наивно считали, что через «арабскую весну» можно сделать весь исламский мир демократичным. Это привело к полному краху многих стран в арабском мире, нарастанию конфликтов между арабским миром и Западом.

- Почему до сих пор не удалось создать Большую Европу с участием России?

- После распада СССР были большие ожидания о том, что все теперь будут трудиться на благо построения даже не общей Европы, а общего мира.

Я помню, как сам Борис Ельцин посылал своих эмиссаров (того же Козырева, министра иностранных дел) на Запад, «стучался в двери» НАТО и ЕС, говорил о намерении войти в эти организации. Ельцин выступал с идеей выстроить общий миропорядок, создать союз между Америкой, Россией и ЕС. 10 лет Россия существовала в этой промежуточной стадии.

С 1999 года настали новые времена, когда обе стороны поняли, что они все равно разные. И появилась так называемая «третья сила» – ведь 11 сентября 2001 г. – это атака не только на Америку. Война в Чечне – это та же самая история.

Мир стал меняться, и после 11 сентября был шанс выстроить общий мир уже не на каких-то мирных идеалах, а на прагматичных интересах: остановить развитие агрессивных сил в арабском мире, которые хотели отделить Чечню от России и создать халифат, и в Америке с Европой ставили схожие цели.

Но шанс был упущен. Психологически это было связано с тем, что Запад считал: союзники должны ровняться на либеральные ценности.

Буш и Меркель поставили в центр своей политической деятельности либеральные ценности. Иными словами, госпожа Меркель перед тем, как сделать визит в Китай, должна встретиться с таким человеком, как Далай-лама. Тем самым она показывает китайцам, в каком направлении необходимо двигаться.

Во время одной из встреч Владимира Путина и Ангелы Меркель на Петербургском форуме канцлер вдруг начала говорить о том, что она считает абсолютно несправедливым отношение российских властей к Pussy Riot. Тем самым она хотела подчеркнуть, что для Германии очень важны либеральные, демократические ценности.

- Какое будущее ждет этот новый мир «после 2014 года», в котором не удалось выстроить смычку между Западом и Востоком Европы? Евразийский континент вновь раскалывается?

- Пока я вижу наиболее реалистичным сценарий трехполюсного мира. Нынешние лидеры Европы никуда не уйдут и будут работать на укрепление Североатлантического блока и общего пространства с Америкой. Дуга нестабильности будет проходить от Африки до Афганистана и, может быть, дальше, где будет процветать исламский экстремизм,  нацеленный на дестабилизацию Запада и России. Это главный цивилизационный и даже военный вызов для нас. И будет попытка создать не евразийский блок, но большой евразийский союз тех стран, которые хотят сообща решать мировые проблемы: Россия, Китай, Иран, Индия, и, может быть, Турция.

Подготовил Павел Воробьев

Четыре политические партии Узбекистана заявили о своем участии в президентских выборах, которые состоятся в декабре. Фаворит гонки – и.о. президента Шавкат Мирзияев, экс-премьер-министр и человек «номер два» в Узбекистане в последние годы президентства Ислама Каримова. Смена власти в республике уже породила многочисленные спекуляции и прогнозы: от политического «взрыва» в Узбекистане – до его присоединения к евразийским интеграционным процессам. Однако реальные проблемы лежат в другой плоскости.

Проблемы безопасности нарастают

В Узбекистане два «потенциально кризисных этапа», прогнозирует директор Аналитического центра МГИМО(У) Андрей Казанцев. Первый этап после кончины Ислама Каримова преодолели легко. Второй этап, по мнению эксперта, займет 2-3 года, «когда нужно будет отлаживать новую систему в условиях серьезных рисков».

Казанцев видит угрозы безопасности Узбекистана, в первую очередь, со стороны международного терроризма. «Не только в Узбекистане, но и в соседних странах, граничащих с ним по Ферганской долине, наблюдается большое количество безработных молодых людей, - отмечает Казанцев. - И это хороший вербовочный материал, который активно используют террористические структуры, связанные с Аль-Каидой и запрещенной ИГИЛ». Эксперт подчеркивает, что эта проблема остро стоит не только в Центральной Азии, но и в России. Поэтому угрозы – общие для всех.

Кроме того, Казанцев видит в ситуации в Афганистане, граничащем с Узбекистаном, тенденцию к ухудшению, «особенно на Севере страны, где наблюдается концентрация боевиков».

На этом фоне необходимо усиливать все форматы сотрудничества с Узбекистаном в области безопасности – двусторонние, ШОС. «Международная антитеррористическая коалиция в Центральной Азии имеет достаточно серьезные основания», - убежден Казанцев.

Однако это не значит, что Узбекистан откажется от своей политики равноудаленности от различных интеграционных объединений. «Позиция элиты Узбекистана достаточно консолидирована – это внеблоковый статус и неучастие в каких-либо серьезных международных интеграционных проектах», - подводит итог  Казанцев.

В экономике есть потенциал роста

Заведующая сектором экономического развития постсоветских стран Института экономики РАН Елена Кузьмина отмечает, что смена главы государства в Узбекистане происходит в сложных экономических условиях «падения цен на углеводороды и редкоземельные металлы, сокращения доходов Узбекистана от трудовых мигрантов».

Кузьмина приводит оценки МВФ и Всемирного банка, согласно которым переводы мигрантов обеспечивают до 10-12% ВВП Узбекистана. При этом, более 90% узбекских мигрантов работают в России, хотя в последние годы и наметился отток.

Вместе с тем, эксперт видит и ряд положительных моментов: «Узбекистан – одна из немногих стран постсоветского пространства, которая имеет очень диверсифицированную экономику».

Китая и Россия – крупнейшие торговые партнеры, третье место занимает ближайший сосед – Казахстан. Во внешней торговле Узбекистана также активно присутствует Турция, есть связи с Японией, Южной Кореей, некоторыми европейскими странами.

Елена Кузьмина напоминает, что Узбекистан сохранил свой промышленный потенциал. «Не стало авиационной промышленности, но появилась серьезная автомобильная промышленность, развивается текстильное производство, увеличиваются продажи готовой продукции», - подчеркивает эксперт. При этом Россия – это основной рынок для узбекского машиностроения. По мнению Кузьминой, не стоит ждать, что Россия сейчас займет рынки Японии или Китая в Узбекистане. Однако в определенных отраслях связи можно существенно расширить.

Подготовлено редакцией Евразия.Эксперт

Голосование за выход Великобритании из ЕС нанесло тяжелый удар по имиджу Евросоюза. Центральную роль в поддержке населением Brexit’a сыграл миграционный вопрос в Европе, уверена доктор политических наук, доцент кафедры европейских исследований СПбГУ Наталья Еремина. Но кризис мигрантов стал и двигателем внутренней национальной революции, которая все больше охватывает Евросоюз. Раскол в ЕС по вопросу миграции постепенно прокладывает один из возможных путей к его распаду.

Несколько лет назад ЕС столкнулся с острым кризисом в миграционной сфере. То, что это кризис или, по крайней мере, начало его, стало очевидно при совмещении традиционного потока экономических мигрантов из стран Западной Африки, Азии, а также территории Балкан (Косово и Албания) с постоянно растущим числом лиц из стран Ближнего Востока, ищущих убежище в странах ЕС.

В итоге высшие чиновники ЕС и национальные лидеры заявили о том, что миграционная система, как минимум, «сломана», а, как максимум, разрушена и не сможет реагировать на вызов без радикальных реформ.

Миграционный детонатор Brexit’a

Для пессимизма достаточно оснований, поскольку ЕС так и не удалось добиться солидарности в реализации различных миграционных программ и достичь углубления сотрудничества в миграционной сфере. Неудивительно, что в таких условиях трудно выработать хоть какую-то политику, не говоря уже о достижении согласованных действий. К тому же, заявленное лидерство Германии по решению миграционного вопроса, которая в лице Ангелы Меркель сама пригласила мигрантов в ЕС, вызвало резкую критику обществ и правительств других стран-членов.

Особенно резкое неприятие такой позиции высказало британское общество, ведь именно наплыв мигрантов повлиял в первую очередь на исход референдума 23 июня 2016 г. о членстве в ЕС.

Источник: trbimg.com.

К тому же, британцы всегда выражали скептицизм в отношении своей «европейскости» в смысле принадлежности материку. Интересно, что такой подход вызвал понимание у других участников европейской интеграции. Например, совсем недавно в соответствующем ключе высказался министр иностранных дел Австрии Себастьян Курц. Он возложил ответственность за Brexit на институты ЕС и на Жан-Клода Юнкера, а также призвал немедленно решать миграционные проблемы или смириться с крахом ЕС. Кроме того, довольно часто СМИ Германии обвиняют в итогах Brexit’a саму Ангелу Меркель.

В условиях нарастания экономического кризиса, начиная с 2008 г. и на фоне экономических неурядиц 2014-2016 гг., британцы окончательно укрепились в своем евроскептицизме. Они всегда рассматривали Евросоюз исключительно как организацию, предназначенную для решения британских проблем. Естественно, им не нужен союз, который не решает, а создает проблемы. Рост «анти-интеграционных» настроений британцев – это мощный фактор, влияющий на позиции Британии в Европе и на действия британских политиков, которым приходится играть в евроскептицизм со своими избирателями.

Согласно опросам общественного мнения, британцы не доверяют институтам ЕС и считают, что иммиграция создает слишком много проблем. Свыше половины британцев, принимавших участие в различных опросах общественного мнения, полагают, что иммиграцию надо прекратить или хотя бы жестко ограничить.

Британцы настаивают не только на сокращении потока иммигрантов из стран за пределами ЕС, но и на сокращении потока граждан ЕС, прибывающих в Британию (около 3 млн. граждан ЕС ныне проживает в Британии, а число поляков уже превысило число выходцев из Индии).

Жители Британии полагают, что не могут контролировать миграцию в достаточной степени, если их страна является частью ЕС. И, конечно, они в курсе, каких денег и какого труда стоит решить миграционный вопрос той же Германии.

Так, Ангела Меркель предложила €1 млрд. африканским странам, чтобы сократить поток мигрантов в Европу. И все британцы наслышаны о стоимости договоренностей с Турцией, которые как не работали, так и не работают.

Источник: russiancouncil.ru.

Очевидно, что экономические и миграционные проблемы соединились в сознании британцев в одну большую проблему – проблему обеспечения безопасности, которая оказалась важнейшей. Однако до сих пор британцы лишь сталкивались с ухудшением позиций на рынке труда и с проявлением исламского радикализма, полагая, что именно членство в ЕС ухудшило сегодня позиции и статус Британии в Европе и на международной арене в целом. Поэтому не должно вызывать вопросов то, что число противников ЕС в Британии всегда было либо равно, либо даже превосходило число тех, кто поддерживал членство в ЕС.

Brexit поставил перед Британией и ЕС три ключевых вопроса:

1. Будет ли Британия участвовать в общей миграционной системе ЕС (что требует признания свободы передвижения) в обмен на право полноправного взаимодействия в рамках единого рынка?

2. Как Британия будет самостоятельно решать проблему мигрантов в контексте увеличения потока иммигрантов из стран Содружества наций?

3. Как все это в совокупности может влиять на проблему миграции в ЕС?

Как Британия собирается решать проблему миграции

В отношении первого вопроса очевидно, что британские власти настроены оптимистично. Новый премьер-министр Тереза Мэй неоднократно подчеркивала, что миграционный контроль должен находиться исключительно в руках Британии, и здесь не может быть никаких дискуссий. Сами британские партии в общем стоят на позициях ужесточения миграционной политики, включая вопрос передвижения рабочей силы.

Более того, новый министр иностранных дел Борис Джонсон уверенно заявил в сентябре, что Британия окончательно решит миграционный кризис, дав соответствующий пример ЕС, и даже поможет в решении миграционного кризиса Европейскому союзу в рамках новой системы партнерства. Главная задача, по словам министра, состоит в том, чтобы продемонстрировать, что Британия уходит не из Европы, а только из ЕС, а значит общие европейские проблемы останутся важными для Британии. При этом Соединенное Королевство и так не входит в Шенгенскую систему, и миграционный кризис не затрагивает ее столь же серьезно и глубоко, как, например, Германию.

Что касается второго вопроса, сразу отметим, что длительное время британское правительство приветствовало иммигрантов, в особенности из бывших колоний. Однако с конца 1960-х гг. XX в. приток иммигрантов оказался настолько большим, что британцы перешли к политике ужесточения. Акты 1968, 1971, 1981 и 1988 гг. были направлены, в первую очередь, на усиление пограничного контроля.

Но если у британцев получилось контролировать миграцию из Содружества, то они не могли пользоваться подобными инструментами в отношении граждан ЕС. С тех пор как Британия стала членом ЕС число иммигрантов из стран ЕС постепенно начало увеличиваться по сравнению с числом выходцев из Содружества. Сейчас число граждан ЕС из других стран-членов почти сравнялось с числом иммигрантов из стран за пределами ЕС.

После Brexit’а можно ожидать полномасштабного ужесточения миграционной политики в Британии, которое должно коснуться всех – начиная от студентов, заканчивая иммигрантами, переселяющимися по программам воссоединения семей. После Brexit’a иммиграция граждан ЕС постепенно будет сокращаться, как и иммиграция из Содружества. По крайней мере, британское правительство постарается закрепить этот тренд.

По третьему вопросу стоит отметить, что сохранение членства в Едином рынке в обмен на решение миграционного кризиса не может вызвать энтузиазм у британской стороны, ведь членство будет означать продолжение выплат в общий бюджет, несмотря на то, что принадлежность Единому рынку составляет основу роста британской экономики. Сейчас речь идет о предоставлении британцам семи лет для раздумий в качестве переходного периода для окончательного решения данного вопроса.

Поэтому очевидно, что британцы никак не могут в действительности участвовать в разработке и реализации общей миграционной системы в ЕС. Но их пример влияет и на невозможность реализации этой задачи в принципе. Например, Британия по разным вопросам часто ссылается на опыт Швейцарии. Однако Швейцария сама ведет переговоры о сокращении и ограничении иммигрантов из ЕС в свою страну. И здесь она может задать тон в обсуждении миграционной проблемы.

Бунт на европейском корабле

Миграционный кризис стал двигателем внутренней национальной революции, которая сейчас охватывает Евросоюз.

Ведь не только жители Соединенного Королевства взбунтовались против ЕС. Например, президент Венгрии заявил о необходимости провести референдум об участии страны в миграционной политике ЕС.

Вместе с тем, есть негативные моменты, которые вряд ли удастся миновать при попытках совместить противоречивые позиции тех, кто поддерживает единую миграционную политику, и тех, кто выступает против нее. Ряд британских экспертов призывает сохранить Британию в Едином рынке, учитывая примеры Норвегии и Швейцарии, и согласиться с требованиями британского участия в миграционной политике ЕС. Также британцам придется договариваться и в двустороннем порядке о пересмотре некоторых соглашений. Например, мэр французского Кале заявил о необходимости открыть новые переговоры с Британией в отношении границы между Францией и Соединенным Королевством.

Лагерь беженцев в Кале (Франция) близ границы с Великобританией. Источник: amazonaws.com.

Речь идет о соглашении 2003 г., которое  позволяло Британии проверять паспорта и контролировать границу между государствами уже в Кале, чтобы те, кто вызывает подозрения, даже не имели возможность въехать на территорию Соединенного Королевства. Однако британцы не только не стали рассматривать эту идею, а, напротив, вообще заявили о намерении укрепления французско-британской границы уже на территории Кале.

Важно, что даже «британскость», которую всегда представляли как смешение наций и сообществ, не позволила британцам проявить достаточную терпимость в миграционном вопросе. Вероятно, здесь сильно сказалась вера постимперского общества в то, что Британия не может быть «просто страной» в ряду других европейских стран. Поэтому Brexit означает запрос на некий пересмотр места Британии в мире.

Британия, невзирая на заявления о помощи ЕС в решении миграционного кризиса, в действительности не готова предпринять серьезные шаги для общеевропейской пользы, предпочитая руководствоваться исключительно собственными интересами.

Учитывая пример, который подали британцы другим странам-членам ЕС, миграционный кризис можно рассматривать как углубляющуюся линию раскола в Евросоюзе, постепенно прокладывающую один из путей к его распаду.

Наталья Еремина, д.полит.н., доцент кафедры европейских исследований СПбГУ

Весной 2016 г. завершилось формирование Единой системы противовоздушной обороны Беларуси и России. Какие выгоды Минск и Москва получают от системы ПВО, почему ее создание заняло почти 20 лет? Парадоксально, но будущая жизнеспособность системы зависит не столько от военных факторов, сколько от экономики и политики. 

Одним из последствий распада СССР стал развал самой мощной в мире системы противовоздушной обороны (ПВО), которая к последней четверти 1980-х гг. насчитывала 70 истребительных авиационных полков (2,6 тыс. истребителей), порядка 190 строевых (без кадрированных и учебных) зенитных ракетных бригад и полков (не менее 7,6 тыс. пусковых установок зенитных ракетных комплексов (ЗРК) С-75, С-125, С-200 и С-300) и около 60 строевых радиотехнических полков и бригад (более 1000 радиотехнических подразделений с примерно 10 тыс. радиолокационных станций (РЛС) различного назначения). Общая численность личного состава Войск ПВО СССР составляла около 500 тыс. человек.

После прекращения существования Союза за пределами Российской Федерации полностью остались две отдельные армии ПВО (2-я в Беларуси и 8-я на Украине) в составе четырех корпусов (11-го в Беларуси, 28-го, 49-го и 60-го на Украине). Несмотря на вывод в Россию управлений и части вооружения и техники 19-й и 12-й отдельных армий ПВО значительная часть вооружения и техники этих армий остались в новых государствах Закавказья и Средней Азии соответственно. Из Прибалтики на территорию России вывели 27-й корпус ПВО (в котором в первой половине 1980-х гг. проходил срочную службу автор этих строк) и 14-ю дивизию ПВО.

В итоге после передислокации на территории России осталось только около 2/3 сил и средств, которыми обладали советские Войска ПВО. Однако и они подверглись затем существенному сокращению как из-за финансовых трудностей, так и из-за изменившейся геополитической обстановки и иных представлений о характере внешних угроз у нового руководства России.

В конечном итоге сплошная система ПВО России прекратила свое существование. Без прикрытия с воздуха остались многие регионы и центры, прежде всего, на севере, в Сибири и на Дальнем Востоке.

Причины формирования ЕРС ПВО России и Беларуси

Стратегически важным фактом стало исчезновение так называемого «западного предполья» – передового оперативного эшелона системы ПВО, поскольку российские силы ПВО были к 1993-1994 гг. выведены из стран Прибалтики, а системы ПВО суверенных Украины и Беларуси стали действовать автономно, вне координации с Москвой.

В создавшейся обстановке, особенно с учетом наметившегося в 1993-1994 гг. расширения на восток блока НАТО, важнейшую роль для защиты воздушного пространства Северо-Западной и Центральной России, включая ее столичный регион, приобрело налаживание тесного взаимодействия с ПВО Республики Беларусь.

Перед распадом Советского Союза в Белорусской ССР дислоцировался 11-й корпус ПВО со штабом в Барановичах, входивший в состав 2-й отдельной армии ПВО со штабом в Минске. Армии подчинялись три зенитные ракетные бригады, два зенитных ракетных полка, вооруженных ЗРК С-75, С-125, С-200В и С-300ПТ/ПС (650 пусковых установок), две радиотехнические бригады и два истребительных авиационных полка ПВО (76 истребителей-перехватчиков МиГ-23МЛД, МиГ-25ПДС и Су-27П).

На территории союзной республики также дислоцировались истребительный авиаполк ПВО Московского округа ПВО (40 истребителей-перехватчиков МиГ-25ПД) и истребительный авиаполк 26-й воздушной армии ВВС СССР (51 истребитель МиГ-29). 1 августа 1992 г. на базе управления ПВО Белорусского военного округа и 2-й отдельной армии ПВО было создано командование Войск ПВО Республики Беларусь. В 2001 г. Войска ПВО были объединены с Военно-воздушными силами (ВВС) в ВВС и Войска ПВО Республики Беларусь.

Истребитель МиГ-29. Источник: mil.by.

25 февраля 1994 г. министерства обороны Российской Федерации и Республики Беларусь подписали Соглашение о порядке взаимодействия дежурных сил и средств ПВО. Но к совместному боевому дежурству войска ПВО двух стран приступили лишь с 1 апреля 1996 г. А уже в следующем месяце Министерства обороны Беларуси и России подписали протокол о намерениях по вопросу разработки принципов создания и функционирования Единой региональной системы (ЕРС) ПВО России и Беларуси. Она должна была стать одной из трех ЕРС Объединенной системы ПВО стран СНГ «Содружество», решение о создании которой было принято в феврале 1995 г.

Однако детальная разработка боевого состава ЕРС ПВО, механизма ее функционирования, а также вопросов обеспечения, взаимодействия и управления началась только в 2000 г., когда был разработан проект Соглашения о создании системы.  Переговоры по Соглашению начались в 2001 г., а само подписание Соглашения между Республикой Беларусь и Российской Федерацией о совместной охране внешней границы Союзного государства в воздушном пространстве и создании Единой региональной системы противовоздушной обороны Республики Беларусь и Российской Федерации состоялось почти через десять лет, на заседании Высшего Госсовета Союзного государства в Москве 3 февраля 2009 г.

В соответствии с Соглашением в состав ЕРС ПВО должны были войти соединения и воинские части, дислоцирующиеся в Калининградской области, других западных областях России и в Республике Беларусь (5 авиационных частей, 10 зенитных ракетных частей, 5 радиотехнических частей и часть радиоэлектронной борьбы (РЭБ)).

Координацию действий системы предполагалось осуществлять с Центрального командного пункта главнокомандующего российских ВВС (ныне – Воздушно-комических сил (ВКС)). В угрожаемый период для управления ЕРС ПВО должно было быть создано Объединенное командование. «Камнем преткновения» был порядок смены командования (белорусы не хотели передавать командование системой российской стороне). В итоге было решено, что командующим ЕРС ПВО на ротационной основе будет командующий ВВС и ПВО одного из двух государств. В августе 2013 г. первым на эту должность был назначен командующий ВВС и войсками ПВО Республики Беларусь генерал-майор Олег Николаевич Двигалев.

Столь длительное юридическое оформление де-факто существующего с 1996 г. взаимодействия ПВО России и Беларуси большинство экспертов и аналитиков объясняют тем, что Россия и Беларусь долгое время не могли добиться согласия по поводу дополнительных экономических преференций для белорусской стороны от участия в ЕРС. 

Этим же (помимо объективных военно-технических причин) объясняют и то, что для завершения формирования ЕРС ПВО после подписания Соглашения понадобилось долгих семь лет. Только в апреле 2016 г. было официально объявлено, что формирование ЕРС ПВО России и Беларуси завершено и что дальнейшие усилия будут сконцентрированы на совместном несении боевого дежурства, оперативной и боевой подготовке.

В чем заключаются выгоды ЕРС для Беларуси и России?

По имеющимся оценкам создание ЕРС ПВО увеличивает общую эффективность противовоздушной обороны для Беларуси в 1,4-1,6 раза, а для России (в регионе ее действия) – в 1,7 раза.

По отдельным показателям эффективность боевого управления войсками (силами) ПВО возрастет на 25-27%, а боевая эффективность системы ПВО – на 33-35%. При этом, впрочем, не указывается, на основании каких критериев делались эти оценки, широко растиражированные в СМИ. Но даже без них выгоды ЕРС ПВО очевидны.

Россия «отодвигает» рубежи обнаружения и поражения средств авиационного и ракетного нападения вероятного противника от государственной границы с Беларусью далеко на Запад и, следовательно, значительно меняет существующий баланс сил.

Так, ЗРК С-300 ВВС и ПВО Беларуси могут в случае необходимости поражать цели над территориями Польши, Литвы и Латвии. А ЗРК С-400 в Калининградской области и белорусские С-300, перекрывающие зоны поражения друг друга, существенно ограничат (опять-таки если это понадобится) возможности доступа по воздуху ВВС НАТО в Прибалтику и их действия в этом регионе.

Зенитно-ракетный комплекс С-300. Источник: wikimedia.org.

ПВО России фактически усиливается за счет сил и средств ВВС и ПВО Беларуси, которые сейчас имеют в своем составе одну истребительную авиабазу (29 истребителей МиГ-29, из них 20 МИГ-29БМ модернизированных в Беларуси при участии российских специалистов), три зенитные ракетные бригады и три зенитных ракетных полка, вооруженных ЗРК С-300ПС/ПТ и С-300В (16 дивизионов), «Бук» (4 дивизиона), две радиотехнические бригады, получающие на вооружение современные белорусские РЛС «Роса-РБ» и «Восток-Д».

ВВС и ПВО Беларуси, в свою очередь, в случае угрожаемой или военной ситуации могут рассчитывать на существенное усиление за счет сил и средств ПВО России.

Россия принимает активное участие в модернизации вооружений и техники белорусских ВВС и ПВО. Так, к концу 2020 г. планируется закупить вместо устаревающих легких истребителей МиГ-29 более современные многофункциональные тяжелые Су-30СМ.

В 2016 г. Беларусь получила из России на безвозмездной основе четыре дивизиона ЗРК С-300ПС (два из них размещены в районе Полоцка и по одному в Гродненской и Брестской областях).

Еще четыре дивизиона С-300ПС (размещены в Гродненской и Брестской областях) были поставлены Россией в 2006-2007 гг. в обмен на поставки Беларусью восьмиосных шасси МЗКТ-79221 для ракетных комплексов стратегического назначения РТ-2ПМ2 «Тополь-М».

Белорусские военные заинтересованы и в поставках более современных и мощных комплексов С-400, но Беларуси в этом пока отказано (официально в связи с тем, что С-400 из-за дефицита производственных мощностей поступают в первую очередь в ВКС России). Однако в Беларуси отмечают, что несмотря на это Россия заключила контракты на поставки С-400 в Китай и Индию. 

В связи с этим некоторые белорусские СМИ (например, первая белорусская интернет-газета Naviny.by. Белорусские новости) указывают, что Россия считает зарабатывание валюты более важным, чем укрепление союзнических отношений с Беларусью и усиление совместной системы ПВО. А Беларуси достается «секонд хэнд», техника, снятая с вооружения в России (пусть и капитально отремонтированная). Хотя на самом деле комплекс С-300ПС по своим тактико-техническим характеристикам все еще остается одним из лучших в мире и состоит на вооружении и в самой Российской Федерации.

Насколько в действительности окажется эффективной и жизнеспособной ЕРС ПВО России и Беларуси определяется многими факторами. Главные из них – не военно-технические и оперативные (о которых в открытой печати в силу понятных причин мало информации), а политические и экономические. Так само существование Единой системы ПВО решающим образом зависит от внутриполитической ситуации в Беларуси и в России.

Совершенно очевидно, что гипотетический приход к власти в Беларуси антироссийски ориентированных сил (что представляется крайне маловероятным при нынешнем президенте) поставит крест не только на совместной системе ПВО, но и кардинальным образом изменит российско-белорусские отношения в целом. Такой же исход был бы и при сохранении нынешней власти в Беларуси, но приходе к власти в России жестко прозападно ориентированных сил (что кажется еще менее вероятным).

На деятельность и эффективность ЕРС ПВО могут повлиять и стремление Беларуси сохранить максимум суверенитета в рамках Союзного государства (что уже проявилось в отказе от размещения в стране российской авиабазы) и добиться максимальных экономических преференций от участия в системе.

И, наконец, Беларусь, по словам президента А.Г. Лукашенко, не видит смысла быть втянутой в «игру мускулами» своих западных и восточных соседей. Как представляется, страна не намерена вступать в жесткую конфронтацию с НАТО по собственной инициативе или в унисон с Россией (хотя в самом Североатлантическом Альянсе ее и рассматривают как безусловного военно-политического союзника России) и стремится нормализовать свои отношения с ЕС и США.

Беларусь, судя по высказываниям ее президента, собирается в плане противодействия современным вызовам и угрозам рассчитывать прежде всего на собственные силы, а переброска туда крупных сил российской армии произойдет только в случае развязывания военной агрессии против Беларуси или в случае назревания военного конфликта. Если такой подход будет соблюдаться, то российские силы и средства ПВО могут появляться в мирное время в Беларуси только на период совместных военных учений. Что, собственно, и происходит. Исключением из этого являются РЛС системы предупреждения о ракетном нападении «Волга» в районе города Ганцевичи Минской области и российские истребители Су-27, несущие боевое дежурство совместно с белорусскими МиГ-29 на аэродроме Барановичи.

Юрий Зверев, зав. кафедрой географии, природопользования и пространственного развития
БФУ им. И. Канта.

Столь низкого уровня запасов газа в хранилищах Украины перед началом зимы не было никогда. Евросоюз принял решение не поддаваться на «газовый» шантаж со стороны украинского правительства, которое подталкивает ЕС оказать нажим на Россию для получения скидок. Если газа не хватит, то Киев будет вынужден начать отбор из транзитной трубы. Единственное, что может спасти Европу от новой «газовой войны» - это теплая зима.

Наступившая осень принесла с собой возобновление «сериала» о российско-украинских газовых отношениях. Кажется, ситуация успокоилась, и широкая общественность о ней давно уже не вспоминает. Но теперь мы вновь возвращаемся к вопросу о том, как России, Украине и Европе пережить наступающую зиму.

Несмотря на взаимные обвинения, в реальности ни одна из сторон не заинтересована в срыве газовых поставок.

России нужно исполнить свои контракты с европейскими потребителями и доставить газ через Украину в австрийский хаб Баумгартен, где и происходит переход права собственности на сырье. Украине нужно продемонстрировать свою надежность как транзитера газа, что позволит ей получать транзитные прибыли, критиковать российские проекты «Северный поток-2» и «Турецкий поток», а в перспективе продать часть своей газотранспортной системы иностранным собственникам. А европейцам нужно получить законтрактованный газ в полном объеме, чтобы не переплачивать за сырье от альтернативных поставщиков в случае срыва поставок из России.

Цена, очищенная от политики

Россия и Украина всегда имели сложные отношения в газовой сфере. Однако после политического переворота в Киеве в 2014 г. ситуация приобрела форму открытого конфликта. Новые украинские власти стали как мантру повторять фразы о «несправедливости» цены на газ. Хотя такого понятия в экономике не существует.

Наоборот, в 2014 г. Россия отменила все политические скидки, оставив чистую контрактную цену. До 1 апреля 2014 г. действовала скидка, которую В. Янукович получил от Москвы в декабре 2013 г., когда совершал турне по разным странам (в Россию он тогда приехал вслед за визитом в Китай), пытаясь привлечь для Украины кредиты.

Подписанное тогда дополнительное соглашение предусматривало снижение цены на российский газ до $268,5 за тыс. куб. м. Вторая скидка в размере $100 на каждую тыс. куб. м. предусматривалась Харьковскими соглашениями. Эти $100 шли в счет оплаты пребывания Черноморского флота РФ на территории Крыма.

В 2014 г. Крым вошел в состав России, и скидка была отменена. С начала второго квартала 2014 г. была отменена и скидка по допсоглашению от декабря 2013 г., так как «Нафтогаз» к тому времени накопил задолженность перед Россией. В итоге цена выросла до $485,5 за тыс. куб. м. Действительно, в тот момент это была высокая цена, хотя у «Газпрома» тогда были европейские клиенты, платившие еще больше. Но эта стоимость формировалась в соответствии с контрактом.

В дальнейшем ситуация развивалась стремительно. Украина отказывалась платить «несправедливую» цену за российский газ, не отказываясь при этом от его потребления. «Газпром» в ответ перевел «Нафтогаз» на систему предоплаты, фактически остановив поставки. Контакты сторон возобновились только к началу отопительного сезона. Была создана трехсторонняя комиссия: Россия-Евросоюз-Украина, которая договорилась о подписании «зимнего пакета». Условия этого соглашения были следующими: Украина выплачивает «Газпрому» задолженность за поставленный в 2013 и 2014 гг. газ, а «Газпром» со своей стороны обязуется приостановить действие условия «бери или плати» до конца I квартала 2015 г. Цена на газ составила в IV квартале 2014 г. $378/тыс. куб. м. и $365/тыс. куб. м. – в I квартале 2015 г. Через год история с «зимним пакетом» повторилась, только тогда цена снизилась до $227,36 за тыс. куб. м.  При этом Украина закупала газ у «Газпрома» только в ноябре 2015 г. В дальнейшем весь объем закупок приходился на европейских трейдеров.

Подписание газового соглашения трехсторонней комиссией Россия-Евросоюз-Украина. Октябрь 2014 г. Источник: segodnya.ua.

На пути к новой «газовой войне»

Украинская сторона называет сложившуюся ситуацию успехом своей энергетической политики, ведь теперь страна получила «энергетическую независимость». Но независимость эта весьма своеобразная. Во-первых, газ, поступающий на Украину, имеет российское происхождение, но перекупается «Нафтогазом» у иностранных трейдеров и реверсом возвращается из Европы обратно на территорию Украины.

Во-вторых, реверсный газ обходится Украине дороже российского. В первом квартале и 2015, и 2016 гг. стоимость  российского газа оказывалась выше европейских цен. Это объясняется тем, что цена в контракте «Газпрома» и «Нафтогаза» привязывается к стоимости нефти и нефтепродуктов с лагом в полгода. Поэтому цены на спотовом рынке газа в Европе просто быстрее реагировали на понижение нефтяных котировок. Но в последующих кварталах российский газ для Украины был дешевле реверсного. В итоге переплата «Нафтогаза» в 2015 г. за реверсный газ составила около $210 млн.

Цены на российский и реверсный газ для Украины

Источники: «Газпром», «Нафтогаз», ФНЭБ.

В-третьих, демонстративный отказ от закупок газа у «Газпрома» может привести к новой «газовой войне» из-за срыва транзита российского газа в Европу зимой 2016-2017 гг.

Украинские руководители любят подчеркивать, что с ноября 2015 г. не закупают газ у «Газпрома». Однако это приводит к тому, что закачка газа в подземные хранилища газа (ПХГ) идет в меньших объемах, чем ранее. Украине не хватает средств для закупки газа, что и объясняет полный отказ от импорта газа во втором квартале 2016 г. В августе 2016 г. глава Минэнергоугля Украины Игорь Насалик заявил, что «Нафтогаз» закупает реверсный газ по $185 за тыс. куб., а по контракту с «Газпромом» можно отбирать газ по $140 за тыс. куб. м. Но переплата, по его словам, является «ценой независимости».

Более того, «Нафтогаз» заявлял, что к началу отопительного сезона 2016-2017 гг. накопит в ПХГ только 14,5 млрд. куб. м. газа. Столь низкого уровня наполненности хранилищ перед началом зимы в истории Украины еще не было.

Источник: «Нафтогаз».

«Газовый» шантаж

Естественно, что такие планы обеспокоили и Евросоюз, и Россию. Ведь если Украине не хватит накопленных в ПХГ запасов, она станет отбирать транзитный газ. В итоге повторится история 2009 г., когда после нескольких предупреждений «Газпром» перекрыл транзит газа через Украину.

В итоге на сегодняшний день, после визита вице-президента Еврокомиссии по энергосоюзу Мароша Шевчовича, украинские власти формально согласились нарастить объемы запасов газа до 17 млрд. куб. м. Киев хотел, чтобы еврочиновники убедили Россию подписать очередной «зимний пакет», который как и раньше предусматривал бы скидку к контрактной цене и заморозку правила «бери или плати».

Москва со своей стороны заранее предупредила, что цена по контракту и так ниже рыночной из-за особенностей ценообразования, поэтому какие-либо дополнительные договоренности нецелесообразны.

Затягивание процесса закачки газа в ПХГ может быть связано и с желанием украинского правительства переложить финансовое бремя на плечи европейцев.

Мол, если вы хотите пройти зиму спокойно, позаботьтесь сами, чтобы в наших хранилищах было достаточно газа. Но Брюссель решил не поддаваться на шантаж и к настоящему времени переговоры между сторонами фактически не ведутся.

В надежде проскочить зиму

Стороны понимают, что довести объем газа в ПХГ до 17 млрд. куб. м. газа уже не удастся. В 2014 и 2015 гг. отопительный сезон начинался 17 и 20 октября соответственно. А на 17 сентября в ПХГ Украины было только 13,6 млрд. куб. м.

При нынешних темпах закачки Украина успеет накопить к середине октября максимум 15 млрд. куб. м. А учитывая, что на европейском рынке доступного газа по мере похолодания будет все меньше, то может оказаться, что «Нафтогаз» выйдет только на ранее запланированные 14,5 млрд. куб. м.

Украина, сокращая закачку газа в ПХГ, рассчитывает на теплую зиму и на низкий уровень потребления. Очевидно, шансы на такое развитие событий сохраняются.

Первый вице-премьер Украины Степан Кубив 31 августа рассказал, что в правительстве рассматривается вопрос, на какую зиму рассчитывать ресурсы: на теплую (14 млрд. куб. м. закачки газа в ПХГ) или на холодную (17 млрд. куб. м.). Такое заявление показывает, что Украина рассчитывает «проскочить» надвигающуюся зиму.

Вторая составляющая надежды Украины – сокращение потребления. Последние 10 лет использование газа на Украине неуклонно снижается. Но с 2014 г. падение усилилось.

Источники: «Нафтогаз», Министерство энергетики и промышленности Украины.

Дело не в повышении энергоэффективности, как говорят многие политики в Киеве, а в сокращении промышленного производства. По данным Укрстата, промышленное производство в 2014 г. сократилось на 10,7%, а в 2015 г. – на 13,4%. Это привело к снижению спроса на газ в промышленном секторе на 28% в 2014 г. и на 22% в 2015 г. Стоит отметить, что собственная добыча газа на Украине также падает (с 20,5 в 2014 г. до 19,9 млрд. куб. м. в 2015 г.), что увеличивает потребность в импортном газе.

Источники: «Нафтогаз», Министерство энергетики и промышленности Украины.

Риски транзита

Основной риск для надежности транзита через территорию Украины состоит в том, что в случае холодной зимы Украине может не хватить газа в I кв. 2017 г. Чем меньше объемов газа в ПХГ остается, тем меньше можно извлекать топлива ежесуточно.

Следовательно, если в конце зимы ударят морозы, то у «Нафтогаза» просто не будет газа для покрытия пикового спроса.

В этот момент перед украинским руководством встанет вопрос: санкционировать отбор транзитного газа для того, чтобы их сограждане не замерзли или доказать, что страна – надежный транзитер.

Любой политик выберет первый вариант. Ведь ему в первую очередь нужно сохранить власть, а вину за срыв транзита всегда можно как-то объяснить. Тем более у Киева уже есть некоторые «заготовки». Например, можно сказать, что Украина просто забрала собственность «Газпрома» в виде транзитного газа в счет уплаты штрафа, который выписала украинская антимонопольная служба по выдуманным специально для такого случая основаниям.

«Газпром» в случае срыва транзита получит мощное подтверждение необходимости строительства обходных газопроводов вокруг Украины. А позиции европейцев вряд ли поменяются. Те страны, которые уже сейчас выступают против «Северного» и «Турецкого потоков» продолжат обвинять во всех бедах Россию.

Они будут еще больше ратовать за диверсификацию источников поставок газа в ЕС. Тем более, что у многих из них, например, у Польши и Литвы, теперь есть СПГ терминалы, загрузка которых позволит сократить убытки от их строительства. А от американских властей мы, вероятно, услышим старые лозунги о давлении «империи зла» на гордую демократию с помощью газового оружия.

Игорь Юшков, политолог, преподаватель Финансового университета при Правительстве РФ

16 сентября на саммите Евросоюза в Братиславе канцлер ФРГ Ангела Меркель завила, что ЕС находится в «критической ситуации» и необходимо доказать делами, что объединение способно ответить на вызовы. На саммите Франция и Германия объявили о планах по созданию «совместной военной силы» в ЕС. Великобритания уже заявила, что будет блокировать любые попытки создать «соперника НАТО». Что стоит за инициативами Парижа и Берлина, и есть ли шанс на успех?

Предложения министров обороны Франции и Германии Жан-Ив Ле Дриана и Урсулы Гертруды фон дер Ляйен по укреплению оборонного взаимодействия стран Евросоюза, поддержанные, фактически, председателем Еврокомиссии Жан Клод Юнкером, привлекли большое внимание экспертов и политиков. В том числе и потому, что предложения логично отражают состояние ожидания перемен в сфере обороны и безопасности, сложившееся и в европейских политических кругах, и в европейском обществе. 

Поднятая министрами тема не нова и относиться к ней надо, учитывая историю вопроса. В постсоветское время, когда угроза, пусть и гипотетической, но войны отступила, было, по крайней мере, две попытки подойти к созданию общеевропейского оборонного потенциала.

Первый всплеск произошел во второй половине 1990-х гг., когда впервые реально стала обсуждаться возможность создания некоей «европейской оборонной идентичности» (European Defense Identity) на базе полузабытого к тому времени Западноевропейского Союза, который, даже будучи в упадке, обладал необходимой для создания системы «общей обороны» политической и организационной инфраструктурой.

Второй и куда более значимый всплеск наблюдался в середине «нулевых». В 2004 г. было создано Европейское оборонное агентство. Пик этого «цикла» был достигнут, вероятно, 1 августа 2006 г., когда НАТО приняло у США командование международной коалицией в Афганистане и начало осуществлять самостоятельно разработанную операцию по установлению контроля над южными регионами страны.

Но к сегодняшнему дню интегрированный оборонный потенциал ЕС был практически незаметен. А главное, – с организационной, логистической и управленческой точки зрения он был полностью интегрирован в систему институтов НАТО, т.е. находился под контролем США.

Главной причиной такого исхода всех предыдущих попыток создать объединенный оборонный потенциал в рамках ЕС стало то, что европейцы – и на уровне элит, и на уровне общественного мнения – не ощущали тех угроз и тех задач, под которые нужно было создавать институты, отличные от НАТО.

Нынешние прожекты «единой европейской армии» стоит также оценивать сквозь призму того, насколько реальна потребность в таком самостоятельном оборонном потенциале по сравнению с теми сложностями и издержками (политическими и материальными), которые они могут повлечь.

Обозначим несколько «естественных ограничителей» в продвижении вопроса о «единой европейской армии», да и менее масштабных проектов. 

• Противоречие между национальными и общеевропейскими интересами. Национальные правительства даже в лучшие годы «еврооптимизма» были не готовы отдать под контроль общеевропейской бюрократии вопросы обороны. Поэтому Европейская оборонная организация остается «структурой второго уровня», в которой может годами не быть назначенного координатора, что немыслимо в других направлениях деятельности.
  
• Ограниченность доступных военных ресурсов. Только Франция и Великобритания (никогда не проявлявшая энтузиазма в развитии общей оборонной идентичности с ЕС) могут похвастаться наличием реального военного потенциала и опыта его боевого применения  в последние три десятилетия. Военный потенциал остальных стран, не исключая Германии, существенно им уступает.
  
• Конкуренция между ключевыми странами на уровне ВПК. Это удается периодически преодолевать за счет общих военных программ, но примеров конкуренции куда больше. Но главное, – в новую военную технику изначально закладываются параметры, которые призваны удовлетворить взыскательный вкус богатого восточно-азиатского или ближневосточного покупателя, но никак не общие потребности «европейской обороны».
  

Интересно, что почти все предыдущие всплески активности по вопросам «общей европейской обороны» были серьезно подготовлены с экспертной точки зрения и лишь затем, – транслировались на политический уровень и там дебатировались.

Сейчас инициатива явно первично исходит от политических кругов, которые, вероятно, действительно заинтересованы в нахождении некоего нового modus operandi в условиях обострения реальных проблем безопасности и нагнетания военной истерии вокруг отношений с Россией.

Ключевой аспект новой концепции – разноуровневость участия и, как следствие, разный уровень безопасности, который будет предоставлен европейским странам в рамках нового проекта.

Показательно, что это особо подчеркивается авторами концепции, которые говорят о некоей «свободе выбора» проектов в области безопасности. Это является принципиальным изменением всех прежних подходов, которые основывались на принципе равной безопасности для всех стран, включенных в «европейскую семью».

Внешне это, конечно, выглядит как проявление демократичности подхода и некоей альтернативой системе, принятой в НАТО и подразумевающей, де-факто, ответственность всех стран альянса за действия любого из своих членов. Но, думается, на деле вопрос несколько глубже.

Крупные страны ЕС, обладающие политическим и военным потенциалом, стремятся создать дополнительные фильтры, препятствующие втягиванию своих стран в военно-силовые процессы, в которых у них нет коренных интересов.

Проще говоря, крупные страны ЕС хотят управляемой диверсификации оборонных интересов и обязательств, сохранив НАТО в качестве источника американских гарантий в случае «большой» войны. Такой подход вполне логичен.

«Старые» европейцы основывали политику последних 30 лет на том, что они хотят перестать быть «прифронтовыми» государствами и не хотят возникновения новых силовых рисков. Они недовольны тем, что страны Восточной Европы (так называемая «новая» Европа), начинает создавать для них новые риски, которые они слабо контролируют.

Именно это недовольство и прорвалось в комментариях главы МИД Германии Ф.-В. Штанмайера об учениях НАТО вблизи границ с Россией, которые были названы «бряцанием оружием».

Но насколько такой «разделительный» подход может быть реализован в современных политических условиях, – большой вопрос. «Новая» Европа, в том числе и благодаря поддержке США, набрала чрезмерный политический вес – совершенно не соответствующий ресурсам и возможностям. Поэтому ограничивать их влияние внутри европейских институтов только за счет бюрократических маневров будет крайне сложно.

Для России и стран СНГ развитие ситуации в этом направлении также создаст новую ситуацию: они станут соседствовать и взаимодействовать в силовой сфере (в той или иной форме) с группами государств, имеющих не только разный уровень гарантий безопасности, но и вовлеченных в различные управленческие «контуры».

Такая ситуация потенциально может создать определенные, если не вызовы, то сложности. Вопрос, насколько сфера совместной обороны действительно становится для европейских элит приоритетной, остается пока открытым.

Показательным было слабо замеченное назначение еврокомиссаром по безопасности британца Джулиана Кинга.

Назначение это, в действительности, знаковое: если не руководить, то координировать сферу обороны будет представитель страны, завершающей свое членство в ЕС. И крайне сложно представить, чтобы в такой конфигурации (конечно, евробюрократия, это – «система», но все же….), можно будет продвигать реальные программы создания «европейской армии».

Скорее, речь идет об обозначении некоего вектора движения и зондировании, насколько сильно будет сопротивление движению по этому вектору.

Ведь, вопрос о создании «европейской оборонной идентичности», – это, в конечном, счете, вопрос о возникновении у ЕС самостоятельных военно-силовых задач за пределами зоны ответственности НАТО, то есть, Европейского ТВД и его окрестностей. Пока этот вопрос лежит в сугубо теоретической плоскости и, вероятно, еще долго будет там находиться.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ

В Беларуси завершились парламентские выборы. Количество партийных депутатов в нижней палате возросло более чем в два раза до 16 человек. Выборы запустят процессы общественно-политических трансформаций в Беларуси. Власть столкнется с вызовами, к которым не привыкла. Что может выиграть и чем рискует Минск?

Запад удовлетворен - частично

Внимание внешних наблюдателей по традиции приковано к внешнеполитическому фону белорусских выборов. Украинский кризис накалил обстановку в регионе. Внутриполитическая ситуация в странах ареала программы ЕС «Восточное партнерство» стала неразрывной частью общего политического баланса в регионе. Слишком высоки ставки. Кроме того, белорусские выборы воспринимаются Западом как «экзамен на демократию» для Минска, со сдачей которого западные политики связывают дальнейшее развитие отношений с Беларусью.

Госдепартамент США уже выразил свое официальное удовлетворение тем, что в Беларуси «альтернативные голоса будут представлены в парламенте впервые за 12 лет». В Вашингтоне подчеркивают, что «заметили стремление властей зарегистрировать большее количество оппозиционеров, чем на прошлых выборах». 

Евросоюз также увидел в действиях Минска «заметные усилия, чтобы решить некоторые долгосрочные вопросы». Речь идет о рекомендациях ОБСЕ. Фактически, от белорусского руководства требуют ослабить контроль над избирательным процессом и снизить централизацию власти в стране, чтобы дать больше возможностей оппозиции.

Вашингтон и Брюссель сходятся в том, что Беларуси теперь требуется «полномасштабная реформа» избирательного законодательства и дальнейшая «демократизация», если Минск надеется на улучшение отношений с Западом.

Запад демонстрирует свою готовность продолжить расширение политического диалога с Минском, но требует в ответ от Беларуси новых шагов по пути «демократизации». При этом ЕС акцентирует демократические преобразования даже сильнее, чем США.

Ослабление контроля во внутренней политике

Если отвлечься от внешней политики, то становится очевидно, что Беларусь сегодня сталкивается с задачей развития общественно-политической сферы. Дело не только и даже не столько в том, чтобы найти общий язык с Западом, сколько в постепенном и естественном изменении структуры белорусского общества: возрастании роли малого и среднего бизнеса в структуре экономики, смене поколений, росте общественной активности, появлении новых средств коммуникации и т.д. Эти тенденции не уникальны для Беларуси – они есть и в других странах Евразийского экономического союза, и на Западе. Другое дело, что далеко не всегда эта активность носит конструктивный характер.

Белорусское экспертное сообщество совершенно ясно отдает себе отчет, что расширение общественно-политического поля в стране, которое произошло по итогам парламентских выборов, ставит перед государством новые проблемы. И не учитывать внешнеполитические тенденции невозможно.

Александр Лукашенко неоднократно заявлял западным правительствам, что не следует ставить Беларусь перед выбором: «с Россией она или с Западом». Однако в условиях нарастания конфронтации в Восточной Европе между НАТО и Россией такой вопрос все равно сегодня де-факто на повестке дня. Даже если его не поднимают в высоких кабинетах, он играет роль в реальной политике.

Расширение представительства оппозиционных сил в белорусском парламенте втягивает Беларусь в игру, которую сегодня никто полностью не контролирует.

Речь идет о деятельности многочисленных общественных организаций и политических фондов на Западе. Известно, что они получают значительные средства от своих правительств, но ими крайне затруднительно управлять «по указке». У них своя логика борьбы и свои методы, которые развивались десятилетиями, несмотря на смену глав государств.

Например, администрации США или Германии сами в значительной мере зависят от роли прогрессивной общественности, не говоря о том, что не в состоянии полностью управлять активностью разношерстного общественного сектора. Более того, далеко не всегда для этого есть необходимая политическая воля. Ведь политики на Западе сами являются заложниками общественного мнения. А этот общественный сектор давно уже стал транснациональным.

Непредсказуемые партии

Сегодня крупные немецкие политические фонды открыто проявляют интерес к возвращению в Беларусь, откуда им пришлось уйти после вмешательства в политическую жизнь страны. Возможно, Минск в конечном итоге согласится на это возвращение, в обмен на некие гарантии и хорошую атмосферу в отношениях с Западом. Хотя, естественно, эти гарантии не могут быть закреплены юридически, следовательно, никого ни к чему не обязывают.

В этой ситуации перед белорусским руководством встает вызов развития институтов, благодаря которым можно будет стабилизировать общественную и политическую активность, направить ее в конструктивное русло. Чтобы не получилось так, что государственный аппарат останется один на один с оппонентами из общественно-политической сферы. Выпустить джина из бутылки часто легче, чем кажется.

Белорусские эксперты это знают, имея перед глазами пример Украины, когда «партия власти» Виктора Януковича распалась за считанные часы в феврале 2014 г., стоило лидеру потерять хватку. Но есть и опыт России 2010-2011 гг., когда в ходе акций протеста в Москве наступил раскол в ряде парламентских партий, лояльных центральной власти, прежде всего, в «Справедливой России», которая до сих пор не оправилась от внутрипартийного раскола. Ясно, что многие в Беларуси помнят и собственный опыт начала 1990-х гг., когда страна столкнулась с подъемом агрессивного национализма.

Очевидно, что в случае определенной дестабилизации общественно-политической или экономической ситуации (а спрогнозировать это крайне сложно), партийный парламент может быстро потерять управляемость. Поэтому сегодня в Беларуси идет живая дискуссия о том, как следует развивать партийную систему в стране.

Козыри Запада

Учитывая ряд уступок требованиям ОБСЕ со стороны Минска при подготовке к парламентским выборам, теперь мяч на стороне Запада. Какие ответные шаги предпримут Вашингтон и Брюссель?

Оглашение предварительного отчета наблюдателей ОБСЕ о парламентских выборах в Беларуси. Минск, 12 сентября 2016 г. Источник: sputnik.by.

Что касается США, то здесь еще не все санкции против Беларуси сняты. ЕС пока санкции свернул, но у него остается рычаг повышения уровня политического признания белорусского руководства. Также Минск заинтересован в формировании правовой базы в отношениях с ЕС. Эти козыри ЕС не так плохи, хотя, конечно, они не заменят расширение экономического взаимодействия, к которому стремится Минск.

Судя по заявлениям западных политиков, с Беларусью могут играть в известную игру: «уступки в обмен на переговоры», параллельно наращивая давление в сфере прав человека и общественной сферы.

Ту же игру в свое время вели с СССР. Реальные уступки Запад, может быть, сделает лишь если Беларусь стукнет кулаком по столу и будет готова прекратить оттепель.

Особенно учитывая логику, довлевшую в администрации США в начале 1990-х гг. Тогда правительство Горбачева нужно было поддержать материально, чтобы он продолжал выгодную США перестройку, но денег ему давать не хотели. Вернее, может кто-то и хотел, но администрация США боялась, что реальная экономическая помощь СССР приведет к остановке реформ.

При этом сформировалась твердая убежденность, что именно экономические трудности подталкивают руководство Советского Союза к перестройке. Об этом много написано – как в мемуарах политиков, так и в рассекреченных документах ЦРУ того времени.

Похожая логика сегодня преобладает и в отношении Беларуси. Например, брюссельская газета EUObserver, комментируя итоги выборов, объясняет изменения в белорусском парламенте тем, что «власть Лукашенко зашаталась», поэтому президент «вновь повернулся на Запад» в расчете на «экономическую отдачу». Ясно, что это мнение одной автора в одной газете. Но многие ли сомневается в том, что это мнение довольно типичное?

Тем более, поводов для изменения подходов за прошедшие 25 лет не было. Схема все та же: маленькими незаметными толчками столкнуть «демократизацию» с горки, чтобы она начала нарастать как снежный ком. А потом просто не чинить препятствий на пути, например, в форме экономической поддержки.

Естественно, ничего плохого в демократизации как таковой нет, но когда ее искусственно подталкивают, то «лекарство» может привести к противоположным результатам, вызвав у «больного» паралич вместо преображения. Все эти вещи давно понятны, по крайней мере, части белорусского экспертного сообщества. В последнее время примеров было немало, в том числе и на постсоветском пространстве.

Чем ответит Минск?

Что может выиграть Минск от продолжения игры в сближение с Западом? Сдерживание внутренних политических радикалов – возможно. Но лишь до первого серьезного внутриполитического кризиса. Повышение политического признания на Западе – возможно. Продолжение снятия санкций – возможно. Может быть даже удастся получить кредиты на Западе.

Однако во всех остальных случаях едва ли кто-то из крупных западных политиков рискнет вкладывать свой политический капитал в поддержку белорусской власти. Ведь можно легко стать жертвой мнения прогрессивной общественности, многочисленных общественных организаций и фондов, будучи обвиненным в «дружбе с диктатурой», если в отношениях с Беларусью ударят заморозки.

Перед белорусским руководством встает задача наращивания инвестиций в развитие общественно-политических институтов, которые могли бы обеспечить надежную опору власти под растущим давлением агентов «демократизации».

Это потребует значительных инвестиций ресурсов и кадров, чтобы национальные игроки были конкурентоспособны на фоне получателей западных грантов. Иначе игра на внутреннем политическом поле пойдет в одни ворота и будет быстро проиграна - останутся только «плохие и очень плохие варианты». Кроме того, встает проблема формирования прочной идеологической платформы для консолидации конструктивных национальных сил.

Этот вызов сегодня общий – и для Беларуси, и для России, и здесь необходимо наладить обмен опытом и подумать о совместных проектах. Благо последние стали активно формировать в последние год-два.

Евразийский экономический союз может ввести общую товарную маркировку «Сделано в ЕАЭС» в 2017 г. Вокруг этой инициативы Евразийской экономической комиссии разгорелись споры – поможет ли она бизнесу или помешает? Тем более, в Евросоюзе в свое время так и не смогли принять маркировку «Сделано в ЕС». Александр Шустов проанализировал аргументы критиков и предложил выход из ситуации.

В 2017 г. Евразийская экономическая комиссия планирует ввести на территории союза маркировку «Сделано в ЕАЭС». Об этом в интервью «Российской газете» 5 сентября сообщил директор департамента промышленной политики ЕЭК Николай Кушнарев. По его словам, переход от национальных маркировок к общесоюзной – важный этап интеграции, который начнется уже в следующем году.

Однако практическая реализация этих планов может столкнуться со сложностями. И заключаются они отнюдь не только в определении критериев, на основании которых товар будет иметь такую маркировку.

Проблемы могут возникнуть в связи с тем, что внедрение нового товарного знака в виде, котором он был презентован департаментом промышленной политики ЕЭК, может потребовать отказа от национальных маркировок.

А на это могут не согласиться многие из входящих в ЕАЭС государств, причем как по политическим мотивам, связанным с сохранением внешних атрибутов государственного суверенитета, так и по практическим причинам, связанным с коммерческими перспективами. При грамотной маркетинговой политике национальная маркировка является важным инструментом продвижения товаров на внешний и внутренний рынок, и отказ от нее может означать потерю прибыли.

Привлекательность новой маркировки для производителей планируется обеспечивать с помощью двух основных инструментов: предоставления преференций при госзакупках и помощи в продвижении товаров на внешних рынках.

В России такого рода льготы при госзакупках уже утверждены. С января 2014 г. госзакупки зарубежной оборонной, машиностроительной продукции, медицинских изделий, лекарств и программного обеспечения ограничены. Однако в отношении стран ЕАЭС действуют льготы.

Глава Правительства РФ Дмитрий Медведев на презентации по импортозамещению. Источник: 47news.ru.

«Несмотря на то, что в постановлении РФ речь идет о российском товаре, документ содержит и интеграционные аспекты в отношении продукции стран-членов ЕАЭС, - заявил Н.Кушнарев, – Например, для машиностроительных товаров есть требование по производству двигателя в России, но есть и альтернатива – произведенный в Беларуси двигатель тоже может засчитываться как российский».

О том, что введение общесоюзной маркировки «Сделано в ЕАЭС» без проблем не обойдется, говорят несколько обстоятельств. Россия, Беларусь и Казахстан в настоящее время при продвижении товаров на экспорт активно используют собственные, национальные маркировки. Этим маркировкам придается большое значение при продвижении на зарубежные рынки промышленных товаров, что связано с поддержкой технологического экспорта.

В РФ помимо национальной товарной маркировки «Сделано в России» разработан и соответствующий бренд, который используется экспортерами. Его презентация для зарубежной аудитории прошла в июне прошлого года в рамках всемирной универсальной выставки EXPO-2015 в Милане с участием первого заместителя председателя правительства РФ Игоря Шувалова.

Внешне он представляет собой графическую черно-белую стилизацию под бересту и надпись «Сделано в России». На сайте проекта madeinrussia.ru сказано, что новый бренд предназначен для продвижения российского бизнеса и культуры за рубежом.

Товарный знак бренда "Сделано в России". Источник: politikus.ru.

Большое внимание национальной маркировке товаров уделяют и в Казахстане. 1 июля этого года президент страны Нурсултан Назарбаев на совещании, посвященном подведению итогов программы индустриализации за январь-июнь, заявил, что он доволен продукцией под бредом «Сделано в Казахстане».

«Это не просто программа - это новые производства, рабочие места, технологии и товары, – заявил он, комментируя результаты полугодия, – Мы стали производить большую линейку отечественной продукции. Особенно меня радует, что товары легкой промышленности, мужская, женская и детская одежда и так далее начали возрождаться и под брендом «Сделано в Казахстане» начинают завоевывать наш рынок».

Логотип бренда "Сделано в Казахстане". Источник: tengrinews.kz.

В условиях, когда форсированная индустриализация является для Казахстана новой национальной идеей, а для подтверждения успехов ее реализации необходимы внешние атрибуты, очевидно, что отказываться от национальной маркировки Казахстан не планирует.

Экспертное обсуждение идеи введения маркировки «Сделано в ЕАЭС» показало, что воспринимается она не однозначно. Главный научный сотрудник Казахстанского института стратегических исследований Л. Каратаева на заседании экспертного клуба «Бренд как лоцман: сделано в ЕАЭС» заявила, что введение единой общесоюзной маркировки невозможно до тех пор, пока не будет единых стандартов. С тем, что вводить ее все же необходимо, участники заседания в целом согласились, отметив, однако, что на этом пути еще масса проблем. По словам модератора клуба Э. Полетаева, обязательного товарного знака «Сделано в ЕС» нет даже в Евросоюзе, где Франция и Германия предпочитают сохранять свои национальные маркировки.

Неоднозначную реакцию бизнеса на планы введения общесоюзной маркировки выявил и опрос предпринимателей, проведенный деловым ресурсом Forbes.kz.

Часть опрошенных бизнесменов видит в этом очевидные плюсы при продвижении своих товаров на рынках ЕАЭС, особенно в России, где потребитель привык доверять своей либо западной продукции.

Другие же указывают на то, что обязательное введение общесоюзной маркировки вступит в очевидное противоречие с целями программы индустриализации, ориентированной на продвижение бренда «Сделано в Казахстане». И если общесоюзная маркировка станет обязательной на уровне техрегламентов, то все прежние усилия по продвижению национальной маркировки будут сведены на нет.

Вариант с одновременным размещением общесоюзной и национальной маркировки выглядит проблематичным в связи с тем, что продвигать придется оба бренда, а разместить их на одном товаре графически будет довольно непросто.

Более подходящим может стать прозвучавшее в ходе одного из обсуждений предложение использовать двоичную маркировку наподобие «Сделано в ЕАЭС. Республика Казахстан», которая позволит совместить общесоюзные и национальные интересы.

Сам по себе бренд «Сделано в ЕАЭС» при таком подходе становится зонтичным, что может придать ему большую гибкость и снять возражения тех, кто будет настаивать на сохранении национальных маркировок по политическим мотивам.

Александр Шустов, кандидат исторических наук

В ходе Восточного экономического форума Владимир Путин заявил, что государствам Евразии необходимо стремиться к экономической интеграции без политического диктата. Ранее с подобными предложениями выступил Нурсултан Назарбаев. В сентябре готовится визит в КНР Александра Лукашенко. Активизация сотрудничества стран ЕАЭС с Китаем породила немало страхов и иллюзий. Об экономической политике Пекина и реальных возможностях сотрудничества Китая с государствами ЕАЭС нам рассказал к.и.н и д.э.н. Владимир Портяков, много лет проработавший в Торгпредстве СССР в КНР, затем - в посольстве СССР и России в Китае. Сегодня он является заместителем директора Института Дальнего Востока РАН, возглавляет Центр изучения и прогнозирования российско-китайских отношений.

- Владимир Яковлевич, какое место в экономических приоритетах Китая занимают страны ЕАЭС?

- Это улица с двусторонним движением. Ситуация и место зависит не только от самой КНР, но и от ситуации внутри ЕАЭС, особенно – в России. А ситуация непростая. Девальвация рубля в конце 2014 г. очень сильно и больно ударила по всему ЕАЭС. Третий год подряд падает прирост ВВП в России. В этом году, видимо, падение российского ВВП будет меньше, чем в прошлом – где-то до 1%. Это даёт основания говорить о стабилизации ситуации. Но сокращение внешней торговли еще продолжается. Сказываются невысокие цены на энергоносители. В этой связи произошло соскальзывание России с 8-9-го места среди торговых партнёров Китая на примерно 15-е место.

Есть и позитивные моменты, связанные с тем, что доля энергоносителей (читай, нефти) в структуре российского экспорта в Китай упала с 70% до 60%. И впервые за последние десятилетия в российско-китайском товарообороте несколько стала расти доля машин и оборудования. Ранее она была меньше 1%. Теперь дошла до 2%. Таким образом вырос объём несырьевого экспорта в Китай.

В то же время сохраняется существенный дисбаланс. Если в российском импорте на Китай приходится примерно 17% (столько же у США), то доля России во внешней торговле Китая, обычно колеблющаяся в районе чуть больше 2%, теперь снизилась до примерно 1,7%.

Китай демонстрирует интерес к сотрудничеству с ЕАЭС, но если брать чисто фактические показатели, объективно пока здесь наблюдается тенденция на понижение. Стороны вполне естественно надеются на резервы и на то, что сотрудничество в будущем улучшится.

Активно готовятся переговоры о подписании торгово-экономического соглашения между ЕАЭС и КНР.

Председатель Коллегии Евразийской экономической комиссии Тигран Саркисян с первым вице-премьером Государственного совета КНР Чжан Гаоли. Пекин, 24 августа 2016 г. Источник: eurasiancommission.org.

По большому счёту Россия и её союзники по ЕАЭС всё в большей мере становятся партнёрами не для всего Китая, но для его северо-восточных провинций – Внутренней Монголии и Синьцзян-Уйгурского автономного района.

- Как обстоят у КНР дела с Беларусью? В конце августа в Минск приезжала делегация из провинции Хунань. Компания Zoomlion проявила интерес к изготовлению машин и автокранов в Беларуси.

- Китай в последние годы проводит достаточно активную политику на белорусском направлении. Связано это в том числе с тем, что китайские инвестиции и технологические решения приветствуются в Беларуси, которая в экономическом смысле переживает непростые времена.

Можно даже сказать, что на Китай в Беларуси делается особая ставка. Присутствует взаимный интерес – стороны наметили планы создавать совместные технопарки и промышленные парки.

После известных событий на Украине заметно снизились объёмы китайско-украинской торговли. По части позиций Беларусь может выступать в качестве компенсатора и альтернативы для утраченных торговых связей с Украиной.

Председатель КНР Си Цзиньпин и президент Беларуси Александр Лукашенко. Источник: tianxia.link.

Помимо интереса особенно важно, что Минск не «тянет резину», а оперативно решает практические вопросы, необходимые для привлечения китайских инвестиций и технологий.

- Много и часто говорится о сопряжении ЕАЭС с Экономическим поясом Шёлкового пути. Все стороны признают, что к этому надо двигаться. Видите ли Вы практические шаги по реализации этого сопряжения?

- Всё-таки идут переговоры, и не только на уровне экспертов. Уже есть конкретное видение и понимание физического состояния объектов, которые мы хотим иметь в транспортных коридорах «Приморье-1» и «Приморье-2» на Дальнем Востоке. Они как раз ориентированы на завоз грузов и товаров из внутренних провинций Китая на Дальний Восток и оттуда уже на транспортировку их части в Сибирь.

Это главным образом порт Зарубино и подъездная инфраструктура к нему. Разговоры, конечно, идут давно и начались ещё в рамках международного проекта «Туманган», но на недавнем Восточном экономическом форуме во Владивостоке уже были представлены конкретные цифры необходимых инвестиций и затрат на строительство портовых сооружений, расширения самого порта, логистику, модернизацию железных дорог Хуньчунь-Махалино и Хуньчунь-Краскино, автомобильной сети.

Также явно активизировались переговоры в трёхстороннем формате Россия-Китай-Монголия. Я, в общем-то, вижу прогресс. Но поскольку с российской стороны этим в основном занимается Министерство экономического развития, соответствующая информация в широкой прессе особенно не представлена. Эта информация не самая открытая, её не навязывают.

Для привлечения большего внимания общественности к совместным проектам можно было бы проводить политику большей открытости. Более активно в этом смысле себя ведёт Министерство по развитию Дальнего Востока. Оно устраивает брифинги, пресс-конференции, показывает, что делается на Территориях опережающего развития. Создаётся более благоприятное информационное впечатление. Китайская сторона в связи с трёхлетием инициативы ЭПШП тоже активно освещает практическую работу по реализации Шёлкового пути.

- В экспертной среде иногда встречается точка зрения, что Шелковый путь «мифологизирован» и на самом деле формирует зависимость торговых партнеров от огромной экономики КНР. В качестве аргументов приводятся и ссылки на историю Шелкового пути в древности. Как Вы это прокомментируете?

- Элемент мифологизации, конечно, есть. Никто точно не знает, что происходило в прошлом, кроме факта, что шёлк как-то попадал из Китая через Центральную Азию в Рим и Византию. Довольно многое вокруг Шёлкового пути действительно придумано позже, но это беда-то небольшая.

Важно сейчас использовать инициативу Китая и, реализуя в её рамках проекты, подключить свою логистику, искать собственную выгоду, активизировать своё экономическое пространство.

Источник: dorogaru.info.

ЭПШП даёт возможности шевелиться всем. Кроме Индии, которая воспринимает проект крайне скептически. Остальные потенциальные участники ведут себя весьма активно, потому что понимают, что ЭПШП – это стратегия развития Китая и его выгоды, но вполне можно реализовать принципы, как говорят китайцы, обоюдной или общей выгоды. Для этого необходимо задействовать собственные проекты. Другое дело, что не всегда это просто. Тем более, у нас в стране утрачены традиции быстрого строительства чего-либо. Раскачивание бюрократической машины происходит довольно долго. Мифы не мешают. В прошлом по Шёлковому пути шёл не только шёлк, но и армии – ну и что? Важно, что был некий исторический прецедент – надо его использовать. Это просто «упаковка».

- Нередко можно встретить указания, что китайские регионы якобы субсидируют убыточные железнодорожные коридоры через Россию и Казахстан. Это соответствует действительности?

- И этот элемент тоже присутствует. Есть базовая ситуация, когда Китай производит огромное количество товаров, готов наращивать экспорт чего угодно практически до бесконечности. И ищет пути для этого экспорта. Ещё он накопил огромные резервы - многие провинции и предприятия имеют внушительные объёмы свободных средств. Они хотят получить дополнительные доходы, продвигая товары на международный рынок. Как и всегда, в таком деле встречаются расчёты на личный карьерный рост и прочие моменты, но это не главное.

Более существенно то, что растёт количество поездов, поставляющих товары по указанным маршрутам.

Китайцы ведь публикуют официальную статистику реализации своих программ – там же не всё туфта. В Китае всё больше появляются различные точки притяжения сотрудничества с другими регионами, привлечения как можно большего числа партнёров. Концепция Шёлкового пути сама претерпевает изменения – она охватывает всё новые и новые территории, от прибрежной зоны до «внутренних» районов. Сами китайцы всё-таки в этом видят инструмент не «бумажного развития», не псевдоразвития, а настоящего. Пока не прошло достаточно времени. Проект ЭПШП ведь не план: он не имеет какого-то конечного временного ориентира. Между странами идут переговоры о конкретных вещах. Совершенно рано давать негативную оценку.

- Экономист Гордон Чен предупреждает, что Китай в рамках G20 чаще стал использовать экономику в качестве нового геополитического оружия и инструмента давления на своих соседей. Автор приводит примеры китайских экономических мер, предпринятых против Филиппин и Японии. Идя на сближение с Пекином, не рискуют ли страны ЕАЭС подставиться под удар?

- Пока для такого рода умозаключений оснований нет. А то, что любая страна, имеющая возможность использовать широкий набор инструментов для убеждения и давления на соседей, делает это – так это несомненный факт. Если говорить о российско-китайских двусторонних отношениях, российская сторона применительно к Китаю, в том числе, регулярно использовала такой не вполне дипломатический инструмент как всяческие меры фитосанитарного контроля, противоэпизоотические мероприятия и так далее. Это всегда было и будет.

Глава МИД КНР Ван И и министр иностранных дел РФ Сергей Лавров. Источник: ytimg.com.

Что касается Китая, то да – это известные случаи. В 2010 г. Пекин отказался продавать японцам редкоземельные металлы. Подобные истории никому не нравятся. Санкции и прочие элементы давления маскируются под решения ВТО, борьбу с демпингом или государственным субсидированием.

Если брать Филиппины, то торговля с КНР в прошлом году выросла, несмотря на споры вокруг островов Южно-Китайского моря.

В целом Китай не является каким-то исключением из правил. Просто, будучи ведущей экономикой мира, у него больше шансов добиться успеха, используя политику экономического давления.

И несмотря на все обвинения в давлении, у очень многих стран именно торговля с Китаем находится на первом месте в структуре товарооборота. Это говорит о том, что росту торговли с КНР способствуют объективные факторы. И когда повышается взаимозависимость от торгового партнёра, естественно, повышаются шансы, что если что-то пойдёт не так, ущерб будет больше. Такова обратная сторона медали.

В глобальном плане рецепт один – диверсифицируйте свою торговлю, ищите новые рынки сбыта и других поставщиков, развивайте собственное производство. Меняется ведь и структура китайского экспорта. Многие товары, по которым Китай раньше был «номером один», уже по большей части производятся в других странах.

Китай уже не лидер по производству спортивной обуви. Бытовой текстиль, майки и хлопчатобумажные изделия тоже «уходят» из Китая в Бангладеш и страны Карибского бассейна. Появляются мощные конкуренты в электронике. Ситуация на рынках «живая». Но и риски есть - их просто надо принимать во внимание.

Беседовал Александр Шамшиев