Столь низкого уровня запасов газа в хранилищах Украины перед началом зимы не было никогда. Евросоюз принял решение не поддаваться на «газовый» шантаж со стороны украинского правительства, которое подталкивает ЕС оказать нажим на Россию для получения скидок. Если газа не хватит, то Киев будет вынужден начать отбор из транзитной трубы. Единственное, что может спасти Европу от новой «газовой войны» - это теплая зима.

Наступившая осень принесла с собой возобновление «сериала» о российско-украинских газовых отношениях. Кажется, ситуация успокоилась, и широкая общественность о ней давно уже не вспоминает. Но теперь мы вновь возвращаемся к вопросу о том, как России, Украине и Европе пережить наступающую зиму.

Несмотря на взаимные обвинения, в реальности ни одна из сторон не заинтересована в срыве газовых поставок.

России нужно исполнить свои контракты с европейскими потребителями и доставить газ через Украину в австрийский хаб Баумгартен, где и происходит переход права собственности на сырье. Украине нужно продемонстрировать свою надежность как транзитера газа, что позволит ей получать транзитные прибыли, критиковать российские проекты «Северный поток-2» и «Турецкий поток», а в перспективе продать часть своей газотранспортной системы иностранным собственникам. А европейцам нужно получить законтрактованный газ в полном объеме, чтобы не переплачивать за сырье от альтернативных поставщиков в случае срыва поставок из России.

Цена, очищенная от политики

Россия и Украина всегда имели сложные отношения в газовой сфере. Однако после политического переворота в Киеве в 2014 г. ситуация приобрела форму открытого конфликта. Новые украинские власти стали как мантру повторять фразы о «несправедливости» цены на газ. Хотя такого понятия в экономике не существует.

Наоборот, в 2014 г. Россия отменила все политические скидки, оставив чистую контрактную цену. До 1 апреля 2014 г. действовала скидка, которую В. Янукович получил от Москвы в декабре 2013 г., когда совершал турне по разным странам (в Россию он тогда приехал вслед за визитом в Китай), пытаясь привлечь для Украины кредиты.

Подписанное тогда дополнительное соглашение предусматривало снижение цены на российский газ до $268,5 за тыс. куб. м. Вторая скидка в размере $100 на каждую тыс. куб. м. предусматривалась Харьковскими соглашениями. Эти $100 шли в счет оплаты пребывания Черноморского флота РФ на территории Крыма.

В 2014 г. Крым вошел в состав России, и скидка была отменена. С начала второго квартала 2014 г. была отменена и скидка по допсоглашению от декабря 2013 г., так как «Нафтогаз» к тому времени накопил задолженность перед Россией. В итоге цена выросла до $485,5 за тыс. куб. м. Действительно, в тот момент это была высокая цена, хотя у «Газпрома» тогда были европейские клиенты, платившие еще больше. Но эта стоимость формировалась в соответствии с контрактом.

В дальнейшем ситуация развивалась стремительно. Украина отказывалась платить «несправедливую» цену за российский газ, не отказываясь при этом от его потребления. «Газпром» в ответ перевел «Нафтогаз» на систему предоплаты, фактически остановив поставки. Контакты сторон возобновились только к началу отопительного сезона. Была создана трехсторонняя комиссия: Россия-Евросоюз-Украина, которая договорилась о подписании «зимнего пакета». Условия этого соглашения были следующими: Украина выплачивает «Газпрому» задолженность за поставленный в 2013 и 2014 гг. газ, а «Газпром» со своей стороны обязуется приостановить действие условия «бери или плати» до конца I квартала 2015 г. Цена на газ составила в IV квартале 2014 г. $378/тыс. куб. м. и $365/тыс. куб. м. – в I квартале 2015 г. Через год история с «зимним пакетом» повторилась, только тогда цена снизилась до $227,36 за тыс. куб. м.  При этом Украина закупала газ у «Газпрома» только в ноябре 2015 г. В дальнейшем весь объем закупок приходился на европейских трейдеров.

Подписание газового соглашения трехсторонней комиссией Россия-Евросоюз-Украина. Октябрь 2014 г. Источник: segodnya.ua.

На пути к новой «газовой войне»

Украинская сторона называет сложившуюся ситуацию успехом своей энергетической политики, ведь теперь страна получила «энергетическую независимость». Но независимость эта весьма своеобразная. Во-первых, газ, поступающий на Украину, имеет российское происхождение, но перекупается «Нафтогазом» у иностранных трейдеров и реверсом возвращается из Европы обратно на территорию Украины.

Во-вторых, реверсный газ обходится Украине дороже российского. В первом квартале и 2015, и 2016 гг. стоимость  российского газа оказывалась выше европейских цен. Это объясняется тем, что цена в контракте «Газпрома» и «Нафтогаза» привязывается к стоимости нефти и нефтепродуктов с лагом в полгода. Поэтому цены на спотовом рынке газа в Европе просто быстрее реагировали на понижение нефтяных котировок. Но в последующих кварталах российский газ для Украины был дешевле реверсного. В итоге переплата «Нафтогаза» в 2015 г. за реверсный газ составила около $210 млн.

Цены на российский и реверсный газ для Украины

Источники: «Газпром», «Нафтогаз», ФНЭБ.

В-третьих, демонстративный отказ от закупок газа у «Газпрома» может привести к новой «газовой войне» из-за срыва транзита российского газа в Европу зимой 2016-2017 гг.

Украинские руководители любят подчеркивать, что с ноября 2015 г. не закупают газ у «Газпрома». Однако это приводит к тому, что закачка газа в подземные хранилища газа (ПХГ) идет в меньших объемах, чем ранее. Украине не хватает средств для закупки газа, что и объясняет полный отказ от импорта газа во втором квартале 2016 г. В августе 2016 г. глава Минэнергоугля Украины Игорь Насалик заявил, что «Нафтогаз» закупает реверсный газ по $185 за тыс. куб., а по контракту с «Газпромом» можно отбирать газ по $140 за тыс. куб. м. Но переплата, по его словам, является «ценой независимости».

Более того, «Нафтогаз» заявлял, что к началу отопительного сезона 2016-2017 гг. накопит в ПХГ только 14,5 млрд. куб. м. газа. Столь низкого уровня наполненности хранилищ перед началом зимы в истории Украины еще не было.

Источник: «Нафтогаз».

«Газовый» шантаж

Естественно, что такие планы обеспокоили и Евросоюз, и Россию. Ведь если Украине не хватит накопленных в ПХГ запасов, она станет отбирать транзитный газ. В итоге повторится история 2009 г., когда после нескольких предупреждений «Газпром» перекрыл транзит газа через Украину.

В итоге на сегодняшний день, после визита вице-президента Еврокомиссии по энергосоюзу Мароша Шевчовича, украинские власти формально согласились нарастить объемы запасов газа до 17 млрд. куб. м. Киев хотел, чтобы еврочиновники убедили Россию подписать очередной «зимний пакет», который как и раньше предусматривал бы скидку к контрактной цене и заморозку правила «бери или плати».

Москва со своей стороны заранее предупредила, что цена по контракту и так ниже рыночной из-за особенностей ценообразования, поэтому какие-либо дополнительные договоренности нецелесообразны.

Затягивание процесса закачки газа в ПХГ может быть связано и с желанием украинского правительства переложить финансовое бремя на плечи европейцев.

Мол, если вы хотите пройти зиму спокойно, позаботьтесь сами, чтобы в наших хранилищах было достаточно газа. Но Брюссель решил не поддаваться на шантаж и к настоящему времени переговоры между сторонами фактически не ведутся.

В надежде проскочить зиму

Стороны понимают, что довести объем газа в ПХГ до 17 млрд. куб. м. газа уже не удастся. В 2014 и 2015 гг. отопительный сезон начинался 17 и 20 октября соответственно. А на 17 сентября в ПХГ Украины было только 13,6 млрд. куб. м.

При нынешних темпах закачки Украина успеет накопить к середине октября максимум 15 млрд. куб. м. А учитывая, что на европейском рынке доступного газа по мере похолодания будет все меньше, то может оказаться, что «Нафтогаз» выйдет только на ранее запланированные 14,5 млрд. куб. м.

Украина, сокращая закачку газа в ПХГ, рассчитывает на теплую зиму и на низкий уровень потребления. Очевидно, шансы на такое развитие событий сохраняются.

Первый вице-премьер Украины Степан Кубив 31 августа рассказал, что в правительстве рассматривается вопрос, на какую зиму рассчитывать ресурсы: на теплую (14 млрд. куб. м. закачки газа в ПХГ) или на холодную (17 млрд. куб. м.). Такое заявление показывает, что Украина рассчитывает «проскочить» надвигающуюся зиму.

Вторая составляющая надежды Украины – сокращение потребления. Последние 10 лет использование газа на Украине неуклонно снижается. Но с 2014 г. падение усилилось.

Источники: «Нафтогаз», Министерство энергетики и промышленности Украины.

Дело не в повышении энергоэффективности, как говорят многие политики в Киеве, а в сокращении промышленного производства. По данным Укрстата, промышленное производство в 2014 г. сократилось на 10,7%, а в 2015 г. – на 13,4%. Это привело к снижению спроса на газ в промышленном секторе на 28% в 2014 г. и на 22% в 2015 г. Стоит отметить, что собственная добыча газа на Украине также падает (с 20,5 в 2014 г. до 19,9 млрд. куб. м. в 2015 г.), что увеличивает потребность в импортном газе.

Источники: «Нафтогаз», Министерство энергетики и промышленности Украины.

Риски транзита

Основной риск для надежности транзита через территорию Украины состоит в том, что в случае холодной зимы Украине может не хватить газа в I кв. 2017 г. Чем меньше объемов газа в ПХГ остается, тем меньше можно извлекать топлива ежесуточно.

Следовательно, если в конце зимы ударят морозы, то у «Нафтогаза» просто не будет газа для покрытия пикового спроса.

В этот момент перед украинским руководством встанет вопрос: санкционировать отбор транзитного газа для того, чтобы их сограждане не замерзли или доказать, что страна – надежный транзитер.

Любой политик выберет первый вариант. Ведь ему в первую очередь нужно сохранить власть, а вину за срыв транзита всегда можно как-то объяснить. Тем более у Киева уже есть некоторые «заготовки». Например, можно сказать, что Украина просто забрала собственность «Газпрома» в виде транзитного газа в счет уплаты штрафа, который выписала украинская антимонопольная служба по выдуманным специально для такого случая основаниям.

«Газпром» в случае срыва транзита получит мощное подтверждение необходимости строительства обходных газопроводов вокруг Украины. А позиции европейцев вряд ли поменяются. Те страны, которые уже сейчас выступают против «Северного» и «Турецкого потоков» продолжат обвинять во всех бедах Россию.

Они будут еще больше ратовать за диверсификацию источников поставок газа в ЕС. Тем более, что у многих из них, например, у Польши и Литвы, теперь есть СПГ терминалы, загрузка которых позволит сократить убытки от их строительства. А от американских властей мы, вероятно, услышим старые лозунги о давлении «империи зла» на гордую демократию с помощью газового оружия.

Игорь Юшков, политолог, преподаватель Финансового университета при Правительстве РФ

16 сентября на саммите Евросоюза в Братиславе канцлер ФРГ Ангела Меркель завила, что ЕС находится в «критической ситуации» и необходимо доказать делами, что объединение способно ответить на вызовы. На саммите Франция и Германия объявили о планах по созданию «совместной военной силы» в ЕС. Великобритания уже заявила, что будет блокировать любые попытки создать «соперника НАТО». Что стоит за инициативами Парижа и Берлина, и есть ли шанс на успех?

Предложения министров обороны Франции и Германии Жан-Ив Ле Дриана и Урсулы Гертруды фон дер Ляйен по укреплению оборонного взаимодействия стран Евросоюза, поддержанные, фактически, председателем Еврокомиссии Жан Клод Юнкером, привлекли большое внимание экспертов и политиков. В том числе и потому, что предложения логично отражают состояние ожидания перемен в сфере обороны и безопасности, сложившееся и в европейских политических кругах, и в европейском обществе. 

Поднятая министрами тема не нова и относиться к ней надо, учитывая историю вопроса. В постсоветское время, когда угроза, пусть и гипотетической, но войны отступила, было, по крайней мере, две попытки подойти к созданию общеевропейского оборонного потенциала.

Первый всплеск произошел во второй половине 1990-х гг., когда впервые реально стала обсуждаться возможность создания некоей «европейской оборонной идентичности» (European Defense Identity) на базе полузабытого к тому времени Западноевропейского Союза, который, даже будучи в упадке, обладал необходимой для создания системы «общей обороны» политической и организационной инфраструктурой.

Второй и куда более значимый всплеск наблюдался в середине «нулевых». В 2004 г. было создано Европейское оборонное агентство. Пик этого «цикла» был достигнут, вероятно, 1 августа 2006 г., когда НАТО приняло у США командование международной коалицией в Афганистане и начало осуществлять самостоятельно разработанную операцию по установлению контроля над южными регионами страны.

Но к сегодняшнему дню интегрированный оборонный потенциал ЕС был практически незаметен. А главное, – с организационной, логистической и управленческой точки зрения он был полностью интегрирован в систему институтов НАТО, т.е. находился под контролем США.

Главной причиной такого исхода всех предыдущих попыток создать объединенный оборонный потенциал в рамках ЕС стало то, что европейцы – и на уровне элит, и на уровне общественного мнения – не ощущали тех угроз и тех задач, под которые нужно было создавать институты, отличные от НАТО.

Нынешние прожекты «единой европейской армии» стоит также оценивать сквозь призму того, насколько реальна потребность в таком самостоятельном оборонном потенциале по сравнению с теми сложностями и издержками (политическими и материальными), которые они могут повлечь.

Обозначим несколько «естественных ограничителей» в продвижении вопроса о «единой европейской армии», да и менее масштабных проектов. 

• Противоречие между национальными и общеевропейскими интересами. Национальные правительства даже в лучшие годы «еврооптимизма» были не готовы отдать под контроль общеевропейской бюрократии вопросы обороны. Поэтому Европейская оборонная организация остается «структурой второго уровня», в которой может годами не быть назначенного координатора, что немыслимо в других направлениях деятельности.
  
• Ограниченность доступных военных ресурсов. Только Франция и Великобритания (никогда не проявлявшая энтузиазма в развитии общей оборонной идентичности с ЕС) могут похвастаться наличием реального военного потенциала и опыта его боевого применения  в последние три десятилетия. Военный потенциал остальных стран, не исключая Германии, существенно им уступает.
  
• Конкуренция между ключевыми странами на уровне ВПК. Это удается периодически преодолевать за счет общих военных программ, но примеров конкуренции куда больше. Но главное, – в новую военную технику изначально закладываются параметры, которые призваны удовлетворить взыскательный вкус богатого восточно-азиатского или ближневосточного покупателя, но никак не общие потребности «европейской обороны».
  

Интересно, что почти все предыдущие всплески активности по вопросам «общей европейской обороны» были серьезно подготовлены с экспертной точки зрения и лишь затем, – транслировались на политический уровень и там дебатировались.

Сейчас инициатива явно первично исходит от политических кругов, которые, вероятно, действительно заинтересованы в нахождении некоего нового modus operandi в условиях обострения реальных проблем безопасности и нагнетания военной истерии вокруг отношений с Россией.

Ключевой аспект новой концепции – разноуровневость участия и, как следствие, разный уровень безопасности, который будет предоставлен европейским странам в рамках нового проекта.

Показательно, что это особо подчеркивается авторами концепции, которые говорят о некоей «свободе выбора» проектов в области безопасности. Это является принципиальным изменением всех прежних подходов, которые основывались на принципе равной безопасности для всех стран, включенных в «европейскую семью».

Внешне это, конечно, выглядит как проявление демократичности подхода и некоей альтернативой системе, принятой в НАТО и подразумевающей, де-факто, ответственность всех стран альянса за действия любого из своих членов. Но, думается, на деле вопрос несколько глубже.

Крупные страны ЕС, обладающие политическим и военным потенциалом, стремятся создать дополнительные фильтры, препятствующие втягиванию своих стран в военно-силовые процессы, в которых у них нет коренных интересов.

Проще говоря, крупные страны ЕС хотят управляемой диверсификации оборонных интересов и обязательств, сохранив НАТО в качестве источника американских гарантий в случае «большой» войны. Такой подход вполне логичен.

«Старые» европейцы основывали политику последних 30 лет на том, что они хотят перестать быть «прифронтовыми» государствами и не хотят возникновения новых силовых рисков. Они недовольны тем, что страны Восточной Европы (так называемая «новая» Европа), начинает создавать для них новые риски, которые они слабо контролируют.

Именно это недовольство и прорвалось в комментариях главы МИД Германии Ф.-В. Штанмайера об учениях НАТО вблизи границ с Россией, которые были названы «бряцанием оружием».

Но насколько такой «разделительный» подход может быть реализован в современных политических условиях, – большой вопрос. «Новая» Европа, в том числе и благодаря поддержке США, набрала чрезмерный политический вес – совершенно не соответствующий ресурсам и возможностям. Поэтому ограничивать их влияние внутри европейских институтов только за счет бюрократических маневров будет крайне сложно.

Для России и стран СНГ развитие ситуации в этом направлении также создаст новую ситуацию: они станут соседствовать и взаимодействовать в силовой сфере (в той или иной форме) с группами государств, имеющих не только разный уровень гарантий безопасности, но и вовлеченных в различные управленческие «контуры».

Такая ситуация потенциально может создать определенные, если не вызовы, то сложности. Вопрос, насколько сфера совместной обороны действительно становится для европейских элит приоритетной, остается пока открытым.

Показательным было слабо замеченное назначение еврокомиссаром по безопасности британца Джулиана Кинга.

Назначение это, в действительности, знаковое: если не руководить, то координировать сферу обороны будет представитель страны, завершающей свое членство в ЕС. И крайне сложно представить, чтобы в такой конфигурации (конечно, евробюрократия, это – «система», но все же….), можно будет продвигать реальные программы создания «европейской армии».

Скорее, речь идет об обозначении некоего вектора движения и зондировании, насколько сильно будет сопротивление движению по этому вектору.

Ведь, вопрос о создании «европейской оборонной идентичности», – это, в конечном, счете, вопрос о возникновении у ЕС самостоятельных военно-силовых задач за пределами зоны ответственности НАТО, то есть, Европейского ТВД и его окрестностей. Пока этот вопрос лежит в сугубо теоретической плоскости и, вероятно, еще долго будет там находиться.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ

В Беларуси завершились парламентские выборы. Количество партийных депутатов в нижней палате возросло более чем в два раза до 16 человек. Выборы запустят процессы общественно-политических трансформаций в Беларуси. Власть столкнется с вызовами, к которым не привыкла. Что может выиграть и чем рискует Минск?

Запад удовлетворен - частично

Внимание внешних наблюдателей по традиции приковано к внешнеполитическому фону белорусских выборов. Украинский кризис накалил обстановку в регионе. Внутриполитическая ситуация в странах ареала программы ЕС «Восточное партнерство» стала неразрывной частью общего политического баланса в регионе. Слишком высоки ставки. Кроме того, белорусские выборы воспринимаются Западом как «экзамен на демократию» для Минска, со сдачей которого западные политики связывают дальнейшее развитие отношений с Беларусью.

Госдепартамент США уже выразил свое официальное удовлетворение тем, что в Беларуси «альтернативные голоса будут представлены в парламенте впервые за 12 лет». В Вашингтоне подчеркивают, что «заметили стремление властей зарегистрировать большее количество оппозиционеров, чем на прошлых выборах». 

Евросоюз также увидел в действиях Минска «заметные усилия, чтобы решить некоторые долгосрочные вопросы». Речь идет о рекомендациях ОБСЕ. Фактически, от белорусского руководства требуют ослабить контроль над избирательным процессом и снизить централизацию власти в стране, чтобы дать больше возможностей оппозиции.

Вашингтон и Брюссель сходятся в том, что Беларуси теперь требуется «полномасштабная реформа» избирательного законодательства и дальнейшая «демократизация», если Минск надеется на улучшение отношений с Западом.

Запад демонстрирует свою готовность продолжить расширение политического диалога с Минском, но требует в ответ от Беларуси новых шагов по пути «демократизации». При этом ЕС акцентирует демократические преобразования даже сильнее, чем США.

Ослабление контроля во внутренней политике

Если отвлечься от внешней политики, то становится очевидно, что Беларусь сегодня сталкивается с задачей развития общественно-политической сферы. Дело не только и даже не столько в том, чтобы найти общий язык с Западом, сколько в постепенном и естественном изменении структуры белорусского общества: возрастании роли малого и среднего бизнеса в структуре экономики, смене поколений, росте общественной активности, появлении новых средств коммуникации и т.д. Эти тенденции не уникальны для Беларуси – они есть и в других странах Евразийского экономического союза, и на Западе. Другое дело, что далеко не всегда эта активность носит конструктивный характер.

Белорусское экспертное сообщество совершенно ясно отдает себе отчет, что расширение общественно-политического поля в стране, которое произошло по итогам парламентских выборов, ставит перед государством новые проблемы. И не учитывать внешнеполитические тенденции невозможно.

Александр Лукашенко неоднократно заявлял западным правительствам, что не следует ставить Беларусь перед выбором: «с Россией она или с Западом». Однако в условиях нарастания конфронтации в Восточной Европе между НАТО и Россией такой вопрос все равно сегодня де-факто на повестке дня. Даже если его не поднимают в высоких кабинетах, он играет роль в реальной политике.

Расширение представительства оппозиционных сил в белорусском парламенте втягивает Беларусь в игру, которую сегодня никто полностью не контролирует.

Речь идет о деятельности многочисленных общественных организаций и политических фондов на Западе. Известно, что они получают значительные средства от своих правительств, но ими крайне затруднительно управлять «по указке». У них своя логика борьбы и свои методы, которые развивались десятилетиями, несмотря на смену глав государств.

Например, администрации США или Германии сами в значительной мере зависят от роли прогрессивной общественности, не говоря о том, что не в состоянии полностью управлять активностью разношерстного общественного сектора. Более того, далеко не всегда для этого есть необходимая политическая воля. Ведь политики на Западе сами являются заложниками общественного мнения. А этот общественный сектор давно уже стал транснациональным.

Непредсказуемые партии

Сегодня крупные немецкие политические фонды открыто проявляют интерес к возвращению в Беларусь, откуда им пришлось уйти после вмешательства в политическую жизнь страны. Возможно, Минск в конечном итоге согласится на это возвращение, в обмен на некие гарантии и хорошую атмосферу в отношениях с Западом. Хотя, естественно, эти гарантии не могут быть закреплены юридически, следовательно, никого ни к чему не обязывают.

В этой ситуации перед белорусским руководством встает вызов развития институтов, благодаря которым можно будет стабилизировать общественную и политическую активность, направить ее в конструктивное русло. Чтобы не получилось так, что государственный аппарат останется один на один с оппонентами из общественно-политической сферы. Выпустить джина из бутылки часто легче, чем кажется.

Белорусские эксперты это знают, имея перед глазами пример Украины, когда «партия власти» Виктора Януковича распалась за считанные часы в феврале 2014 г., стоило лидеру потерять хватку. Но есть и опыт России 2010-2011 гг., когда в ходе акций протеста в Москве наступил раскол в ряде парламентских партий, лояльных центральной власти, прежде всего, в «Справедливой России», которая до сих пор не оправилась от внутрипартийного раскола. Ясно, что многие в Беларуси помнят и собственный опыт начала 1990-х гг., когда страна столкнулась с подъемом агрессивного национализма.

Очевидно, что в случае определенной дестабилизации общественно-политической или экономической ситуации (а спрогнозировать это крайне сложно), партийный парламент может быстро потерять управляемость. Поэтому сегодня в Беларуси идет живая дискуссия о том, как следует развивать партийную систему в стране.

Козыри Запада

Учитывая ряд уступок требованиям ОБСЕ со стороны Минска при подготовке к парламентским выборам, теперь мяч на стороне Запада. Какие ответные шаги предпримут Вашингтон и Брюссель?

Оглашение предварительного отчета наблюдателей ОБСЕ о парламентских выборах в Беларуси. Минск, 12 сентября 2016 г. Источник: sputnik.by.

Что касается США, то здесь еще не все санкции против Беларуси сняты. ЕС пока санкции свернул, но у него остается рычаг повышения уровня политического признания белорусского руководства. Также Минск заинтересован в формировании правовой базы в отношениях с ЕС. Эти козыри ЕС не так плохи, хотя, конечно, они не заменят расширение экономического взаимодействия, к которому стремится Минск.

Судя по заявлениям западных политиков, с Беларусью могут играть в известную игру: «уступки в обмен на переговоры», параллельно наращивая давление в сфере прав человека и общественной сферы.

Ту же игру в свое время вели с СССР. Реальные уступки Запад, может быть, сделает лишь если Беларусь стукнет кулаком по столу и будет готова прекратить оттепель.

Особенно учитывая логику, довлевшую в администрации США в начале 1990-х гг. Тогда правительство Горбачева нужно было поддержать материально, чтобы он продолжал выгодную США перестройку, но денег ему давать не хотели. Вернее, может кто-то и хотел, но администрация США боялась, что реальная экономическая помощь СССР приведет к остановке реформ.

При этом сформировалась твердая убежденность, что именно экономические трудности подталкивают руководство Советского Союза к перестройке. Об этом много написано – как в мемуарах политиков, так и в рассекреченных документах ЦРУ того времени.

Похожая логика сегодня преобладает и в отношении Беларуси. Например, брюссельская газета EUObserver, комментируя итоги выборов, объясняет изменения в белорусском парламенте тем, что «власть Лукашенко зашаталась», поэтому президент «вновь повернулся на Запад» в расчете на «экономическую отдачу». Ясно, что это мнение одной автора в одной газете. Но многие ли сомневается в том, что это мнение довольно типичное?

Тем более, поводов для изменения подходов за прошедшие 25 лет не было. Схема все та же: маленькими незаметными толчками столкнуть «демократизацию» с горки, чтобы она начала нарастать как снежный ком. А потом просто не чинить препятствий на пути, например, в форме экономической поддержки.

Естественно, ничего плохого в демократизации как таковой нет, но когда ее искусственно подталкивают, то «лекарство» может привести к противоположным результатам, вызвав у «больного» паралич вместо преображения. Все эти вещи давно понятны, по крайней мере, части белорусского экспертного сообщества. В последнее время примеров было немало, в том числе и на постсоветском пространстве.

Чем ответит Минск?

Что может выиграть Минск от продолжения игры в сближение с Западом? Сдерживание внутренних политических радикалов – возможно. Но лишь до первого серьезного внутриполитического кризиса. Повышение политического признания на Западе – возможно. Продолжение снятия санкций – возможно. Может быть даже удастся получить кредиты на Западе.

Однако во всех остальных случаях едва ли кто-то из крупных западных политиков рискнет вкладывать свой политический капитал в поддержку белорусской власти. Ведь можно легко стать жертвой мнения прогрессивной общественности, многочисленных общественных организаций и фондов, будучи обвиненным в «дружбе с диктатурой», если в отношениях с Беларусью ударят заморозки.

Перед белорусским руководством встает задача наращивания инвестиций в развитие общественно-политических институтов, которые могли бы обеспечить надежную опору власти под растущим давлением агентов «демократизации».

Это потребует значительных инвестиций ресурсов и кадров, чтобы национальные игроки были конкурентоспособны на фоне получателей западных грантов. Иначе игра на внутреннем политическом поле пойдет в одни ворота и будет быстро проиграна - останутся только «плохие и очень плохие варианты». Кроме того, встает проблема формирования прочной идеологической платформы для консолидации конструктивных национальных сил.

Этот вызов сегодня общий – и для Беларуси, и для России, и здесь необходимо наладить обмен опытом и подумать о совместных проектах. Благо последние стали активно формировать в последние год-два.

Евразийский экономический союз может ввести общую товарную маркировку «Сделано в ЕАЭС» в 2017 г. Вокруг этой инициативы Евразийской экономической комиссии разгорелись споры – поможет ли она бизнесу или помешает? Тем более, в Евросоюзе в свое время так и не смогли принять маркировку «Сделано в ЕС». Александр Шустов проанализировал аргументы критиков и предложил выход из ситуации.

В 2017 г. Евразийская экономическая комиссия планирует ввести на территории союза маркировку «Сделано в ЕАЭС». Об этом в интервью «Российской газете» 5 сентября сообщил директор департамента промышленной политики ЕЭК Николай Кушнарев. По его словам, переход от национальных маркировок к общесоюзной – важный этап интеграции, который начнется уже в следующем году.

Однако практическая реализация этих планов может столкнуться со сложностями. И заключаются они отнюдь не только в определении критериев, на основании которых товар будет иметь такую маркировку.

Проблемы могут возникнуть в связи с тем, что внедрение нового товарного знака в виде, котором он был презентован департаментом промышленной политики ЕЭК, может потребовать отказа от национальных маркировок.

А на это могут не согласиться многие из входящих в ЕАЭС государств, причем как по политическим мотивам, связанным с сохранением внешних атрибутов государственного суверенитета, так и по практическим причинам, связанным с коммерческими перспективами. При грамотной маркетинговой политике национальная маркировка является важным инструментом продвижения товаров на внешний и внутренний рынок, и отказ от нее может означать потерю прибыли.

Привлекательность новой маркировки для производителей планируется обеспечивать с помощью двух основных инструментов: предоставления преференций при госзакупках и помощи в продвижении товаров на внешних рынках.

В России такого рода льготы при госзакупках уже утверждены. С января 2014 г. госзакупки зарубежной оборонной, машиностроительной продукции, медицинских изделий, лекарств и программного обеспечения ограничены. Однако в отношении стран ЕАЭС действуют льготы.

Глава Правительства РФ Дмитрий Медведев на презентации по импортозамещению. Источник: 47news.ru.

«Несмотря на то, что в постановлении РФ речь идет о российском товаре, документ содержит и интеграционные аспекты в отношении продукции стран-членов ЕАЭС, - заявил Н.Кушнарев, – Например, для машиностроительных товаров есть требование по производству двигателя в России, но есть и альтернатива – произведенный в Беларуси двигатель тоже может засчитываться как российский».

О том, что введение общесоюзной маркировки «Сделано в ЕАЭС» без проблем не обойдется, говорят несколько обстоятельств. Россия, Беларусь и Казахстан в настоящее время при продвижении товаров на экспорт активно используют собственные, национальные маркировки. Этим маркировкам придается большое значение при продвижении на зарубежные рынки промышленных товаров, что связано с поддержкой технологического экспорта.

В РФ помимо национальной товарной маркировки «Сделано в России» разработан и соответствующий бренд, который используется экспортерами. Его презентация для зарубежной аудитории прошла в июне прошлого года в рамках всемирной универсальной выставки EXPO-2015 в Милане с участием первого заместителя председателя правительства РФ Игоря Шувалова.

Внешне он представляет собой графическую черно-белую стилизацию под бересту и надпись «Сделано в России». На сайте проекта madeinrussia.ru сказано, что новый бренд предназначен для продвижения российского бизнеса и культуры за рубежом.

Товарный знак бренда "Сделано в России". Источник: politikus.ru.

Большое внимание национальной маркировке товаров уделяют и в Казахстане. 1 июля этого года президент страны Нурсултан Назарбаев на совещании, посвященном подведению итогов программы индустриализации за январь-июнь, заявил, что он доволен продукцией под бредом «Сделано в Казахстане».

«Это не просто программа - это новые производства, рабочие места, технологии и товары, – заявил он, комментируя результаты полугодия, – Мы стали производить большую линейку отечественной продукции. Особенно меня радует, что товары легкой промышленности, мужская, женская и детская одежда и так далее начали возрождаться и под брендом «Сделано в Казахстане» начинают завоевывать наш рынок».

Логотип бренда "Сделано в Казахстане". Источник: tengrinews.kz.

В условиях, когда форсированная индустриализация является для Казахстана новой национальной идеей, а для подтверждения успехов ее реализации необходимы внешние атрибуты, очевидно, что отказываться от национальной маркировки Казахстан не планирует.

Экспертное обсуждение идеи введения маркировки «Сделано в ЕАЭС» показало, что воспринимается она не однозначно. Главный научный сотрудник Казахстанского института стратегических исследований Л. Каратаева на заседании экспертного клуба «Бренд как лоцман: сделано в ЕАЭС» заявила, что введение единой общесоюзной маркировки невозможно до тех пор, пока не будет единых стандартов. С тем, что вводить ее все же необходимо, участники заседания в целом согласились, отметив, однако, что на этом пути еще масса проблем. По словам модератора клуба Э. Полетаева, обязательного товарного знака «Сделано в ЕС» нет даже в Евросоюзе, где Франция и Германия предпочитают сохранять свои национальные маркировки.

Неоднозначную реакцию бизнеса на планы введения общесоюзной маркировки выявил и опрос предпринимателей, проведенный деловым ресурсом Forbes.kz.

Часть опрошенных бизнесменов видит в этом очевидные плюсы при продвижении своих товаров на рынках ЕАЭС, особенно в России, где потребитель привык доверять своей либо западной продукции.

Другие же указывают на то, что обязательное введение общесоюзной маркировки вступит в очевидное противоречие с целями программы индустриализации, ориентированной на продвижение бренда «Сделано в Казахстане». И если общесоюзная маркировка станет обязательной на уровне техрегламентов, то все прежние усилия по продвижению национальной маркировки будут сведены на нет.

Вариант с одновременным размещением общесоюзной и национальной маркировки выглядит проблематичным в связи с тем, что продвигать придется оба бренда, а разместить их на одном товаре графически будет довольно непросто.

Более подходящим может стать прозвучавшее в ходе одного из обсуждений предложение использовать двоичную маркировку наподобие «Сделано в ЕАЭС. Республика Казахстан», которая позволит совместить общесоюзные и национальные интересы.

Сам по себе бренд «Сделано в ЕАЭС» при таком подходе становится зонтичным, что может придать ему большую гибкость и снять возражения тех, кто будет настаивать на сохранении национальных маркировок по политическим мотивам.

Александр Шустов, кандидат исторических наук

В ходе Восточного экономического форума Владимир Путин заявил, что государствам Евразии необходимо стремиться к экономической интеграции без политического диктата. Ранее с подобными предложениями выступил Нурсултан Назарбаев. В сентябре готовится визит в КНР Александра Лукашенко. Активизация сотрудничества стран ЕАЭС с Китаем породила немало страхов и иллюзий. Об экономической политике Пекина и реальных возможностях сотрудничества Китая с государствами ЕАЭС нам рассказал к.и.н и д.э.н. Владимир Портяков, много лет проработавший в Торгпредстве СССР в КНР, затем - в посольстве СССР и России в Китае. Сегодня он является заместителем директора Института Дальнего Востока РАН, возглавляет Центр изучения и прогнозирования российско-китайских отношений.

- Владимир Яковлевич, какое место в экономических приоритетах Китая занимают страны ЕАЭС?

- Это улица с двусторонним движением. Ситуация и место зависит не только от самой КНР, но и от ситуации внутри ЕАЭС, особенно – в России. А ситуация непростая. Девальвация рубля в конце 2014 г. очень сильно и больно ударила по всему ЕАЭС. Третий год подряд падает прирост ВВП в России. В этом году, видимо, падение российского ВВП будет меньше, чем в прошлом – где-то до 1%. Это даёт основания говорить о стабилизации ситуации. Но сокращение внешней торговли еще продолжается. Сказываются невысокие цены на энергоносители. В этой связи произошло соскальзывание России с 8-9-го места среди торговых партнёров Китая на примерно 15-е место.

Есть и позитивные моменты, связанные с тем, что доля энергоносителей (читай, нефти) в структуре российского экспорта в Китай упала с 70% до 60%. И впервые за последние десятилетия в российско-китайском товарообороте несколько стала расти доля машин и оборудования. Ранее она была меньше 1%. Теперь дошла до 2%. Таким образом вырос объём несырьевого экспорта в Китай.

В то же время сохраняется существенный дисбаланс. Если в российском импорте на Китай приходится примерно 17% (столько же у США), то доля России во внешней торговле Китая, обычно колеблющаяся в районе чуть больше 2%, теперь снизилась до примерно 1,7%.

Китай демонстрирует интерес к сотрудничеству с ЕАЭС, но если брать чисто фактические показатели, объективно пока здесь наблюдается тенденция на понижение. Стороны вполне естественно надеются на резервы и на то, что сотрудничество в будущем улучшится.

Активно готовятся переговоры о подписании торгово-экономического соглашения между ЕАЭС и КНР.

Председатель Коллегии Евразийской экономической комиссии Тигран Саркисян с первым вице-премьером Государственного совета КНР Чжан Гаоли. Пекин, 24 августа 2016 г. Источник: eurasiancommission.org.

По большому счёту Россия и её союзники по ЕАЭС всё в большей мере становятся партнёрами не для всего Китая, но для его северо-восточных провинций – Внутренней Монголии и Синьцзян-Уйгурского автономного района.

- Как обстоят у КНР дела с Беларусью? В конце августа в Минск приезжала делегация из провинции Хунань. Компания Zoomlion проявила интерес к изготовлению машин и автокранов в Беларуси.

- Китай в последние годы проводит достаточно активную политику на белорусском направлении. Связано это в том числе с тем, что китайские инвестиции и технологические решения приветствуются в Беларуси, которая в экономическом смысле переживает непростые времена.

Можно даже сказать, что на Китай в Беларуси делается особая ставка. Присутствует взаимный интерес – стороны наметили планы создавать совместные технопарки и промышленные парки.

После известных событий на Украине заметно снизились объёмы китайско-украинской торговли. По части позиций Беларусь может выступать в качестве компенсатора и альтернативы для утраченных торговых связей с Украиной.

Председатель КНР Си Цзиньпин и президент Беларуси Александр Лукашенко. Источник: tianxia.link.

Помимо интереса особенно важно, что Минск не «тянет резину», а оперативно решает практические вопросы, необходимые для привлечения китайских инвестиций и технологий.

- Много и часто говорится о сопряжении ЕАЭС с Экономическим поясом Шёлкового пути. Все стороны признают, что к этому надо двигаться. Видите ли Вы практические шаги по реализации этого сопряжения?

- Всё-таки идут переговоры, и не только на уровне экспертов. Уже есть конкретное видение и понимание физического состояния объектов, которые мы хотим иметь в транспортных коридорах «Приморье-1» и «Приморье-2» на Дальнем Востоке. Они как раз ориентированы на завоз грузов и товаров из внутренних провинций Китая на Дальний Восток и оттуда уже на транспортировку их части в Сибирь.

Это главным образом порт Зарубино и подъездная инфраструктура к нему. Разговоры, конечно, идут давно и начались ещё в рамках международного проекта «Туманган», но на недавнем Восточном экономическом форуме во Владивостоке уже были представлены конкретные цифры необходимых инвестиций и затрат на строительство портовых сооружений, расширения самого порта, логистику, модернизацию железных дорог Хуньчунь-Махалино и Хуньчунь-Краскино, автомобильной сети.

Также явно активизировались переговоры в трёхстороннем формате Россия-Китай-Монголия. Я, в общем-то, вижу прогресс. Но поскольку с российской стороны этим в основном занимается Министерство экономического развития, соответствующая информация в широкой прессе особенно не представлена. Эта информация не самая открытая, её не навязывают.

Для привлечения большего внимания общественности к совместным проектам можно было бы проводить политику большей открытости. Более активно в этом смысле себя ведёт Министерство по развитию Дальнего Востока. Оно устраивает брифинги, пресс-конференции, показывает, что делается на Территориях опережающего развития. Создаётся более благоприятное информационное впечатление. Китайская сторона в связи с трёхлетием инициативы ЭПШП тоже активно освещает практическую работу по реализации Шёлкового пути.

- В экспертной среде иногда встречается точка зрения, что Шелковый путь «мифологизирован» и на самом деле формирует зависимость торговых партнеров от огромной экономики КНР. В качестве аргументов приводятся и ссылки на историю Шелкового пути в древности. Как Вы это прокомментируете?

- Элемент мифологизации, конечно, есть. Никто точно не знает, что происходило в прошлом, кроме факта, что шёлк как-то попадал из Китая через Центральную Азию в Рим и Византию. Довольно многое вокруг Шёлкового пути действительно придумано позже, но это беда-то небольшая.

Важно сейчас использовать инициативу Китая и, реализуя в её рамках проекты, подключить свою логистику, искать собственную выгоду, активизировать своё экономическое пространство.

Источник: dorogaru.info.

ЭПШП даёт возможности шевелиться всем. Кроме Индии, которая воспринимает проект крайне скептически. Остальные потенциальные участники ведут себя весьма активно, потому что понимают, что ЭПШП – это стратегия развития Китая и его выгоды, но вполне можно реализовать принципы, как говорят китайцы, обоюдной или общей выгоды. Для этого необходимо задействовать собственные проекты. Другое дело, что не всегда это просто. Тем более, у нас в стране утрачены традиции быстрого строительства чего-либо. Раскачивание бюрократической машины происходит довольно долго. Мифы не мешают. В прошлом по Шёлковому пути шёл не только шёлк, но и армии – ну и что? Важно, что был некий исторический прецедент – надо его использовать. Это просто «упаковка».

- Нередко можно встретить указания, что китайские регионы якобы субсидируют убыточные железнодорожные коридоры через Россию и Казахстан. Это соответствует действительности?

- И этот элемент тоже присутствует. Есть базовая ситуация, когда Китай производит огромное количество товаров, готов наращивать экспорт чего угодно практически до бесконечности. И ищет пути для этого экспорта. Ещё он накопил огромные резервы - многие провинции и предприятия имеют внушительные объёмы свободных средств. Они хотят получить дополнительные доходы, продвигая товары на международный рынок. Как и всегда, в таком деле встречаются расчёты на личный карьерный рост и прочие моменты, но это не главное.

Более существенно то, что растёт количество поездов, поставляющих товары по указанным маршрутам.

Китайцы ведь публикуют официальную статистику реализации своих программ – там же не всё туфта. В Китае всё больше появляются различные точки притяжения сотрудничества с другими регионами, привлечения как можно большего числа партнёров. Концепция Шёлкового пути сама претерпевает изменения – она охватывает всё новые и новые территории, от прибрежной зоны до «внутренних» районов. Сами китайцы всё-таки в этом видят инструмент не «бумажного развития», не псевдоразвития, а настоящего. Пока не прошло достаточно времени. Проект ЭПШП ведь не план: он не имеет какого-то конечного временного ориентира. Между странами идут переговоры о конкретных вещах. Совершенно рано давать негативную оценку.

- Экономист Гордон Чен предупреждает, что Китай в рамках G20 чаще стал использовать экономику в качестве нового геополитического оружия и инструмента давления на своих соседей. Автор приводит примеры китайских экономических мер, предпринятых против Филиппин и Японии. Идя на сближение с Пекином, не рискуют ли страны ЕАЭС подставиться под удар?

- Пока для такого рода умозаключений оснований нет. А то, что любая страна, имеющая возможность использовать широкий набор инструментов для убеждения и давления на соседей, делает это – так это несомненный факт. Если говорить о российско-китайских двусторонних отношениях, российская сторона применительно к Китаю, в том числе, регулярно использовала такой не вполне дипломатический инструмент как всяческие меры фитосанитарного контроля, противоэпизоотические мероприятия и так далее. Это всегда было и будет.

Глава МИД КНР Ван И и министр иностранных дел РФ Сергей Лавров. Источник: ytimg.com.

Что касается Китая, то да – это известные случаи. В 2010 г. Пекин отказался продавать японцам редкоземельные металлы. Подобные истории никому не нравятся. Санкции и прочие элементы давления маскируются под решения ВТО, борьбу с демпингом или государственным субсидированием.

Если брать Филиппины, то торговля с КНР в прошлом году выросла, несмотря на споры вокруг островов Южно-Китайского моря.

В целом Китай не является каким-то исключением из правил. Просто, будучи ведущей экономикой мира, у него больше шансов добиться успеха, используя политику экономического давления.

И несмотря на все обвинения в давлении, у очень многих стран именно торговля с Китаем находится на первом месте в структуре товарооборота. Это говорит о том, что росту торговли с КНР способствуют объективные факторы. И когда повышается взаимозависимость от торгового партнёра, естественно, повышаются шансы, что если что-то пойдёт не так, ущерб будет больше. Такова обратная сторона медали.

В глобальном плане рецепт один – диверсифицируйте свою торговлю, ищите новые рынки сбыта и других поставщиков, развивайте собственное производство. Меняется ведь и структура китайского экспорта. Многие товары, по которым Китай раньше был «номером один», уже по большей части производятся в других странах.

Китай уже не лидер по производству спортивной обуви. Бытовой текстиль, майки и хлопчатобумажные изделия тоже «уходят» из Китая в Бангладеш и страны Карибского бассейна. Появляются мощные конкуренты в электронике. Ситуация на рынках «живая». Но и риски есть - их просто надо принимать во внимание.

Беседовал Александр Шамшиев

Кончина президента Узбекистана Ислама Каримова заставляет по-новому взглянуть как на Узбекистан, так и на всю Центральную Азию. Безусловно, политический транзит в этих странах был ожидаем. Однако когда он начался, то вызывал большую тревогу.

Гарант стабильности уходит

Во многом тревога вызвана относительно быстрой кончиной Президента Узбекистана И. Каримова, который, перенеся инсульт, скончался через несколько дней. Опасения связаны и с тем, что президенты в ряде стран Центральной Азии находятся у власти уже четверть века и прочно ассоциируются со своими странами. Трудно представить кого-то другого во главе этих государств. Однако эпоха политических гигантов постсоветского времени подходит к концу.

Сам Каримов – знаковая фигура для своей страны, во многом благодаря которой был создан независимый Узбекистан. Это сегодня признают даже многие из тех, кто никогда не был сторонником режима Каримова. Президент Узбекистана и выстроенная им государствнная бюрократическая система сыграли большую роль в недопущении радикалов во власть в 1990-е гг. и блокировании их деятельности в 2000-е гг.

Сегодня политику и наследие Каримова одобряют в основном жители крупных городов, урбанизированных районов, которые действительно осознают важность стабильности, достигнутой при нем, и видят в светском государстве ценность.

Именно эта стабильность, несмотря даже на произошедшие в 2005 г. в Андижане события, сегодня главное достижение первого президента Узбекистана.

«Система Каримова» продолжает работать

Узбекистан на рубеже 80-х и 90-х гг. представлял собой очень сложный элемент советской системы, который отличался клановыми и региональными противоречиями, низким уровнем экономического развития при высокой степени хлопкозависимости, низким уровнем жизни, подорванной репутацией в общесоюзном масштабе, что было связано с расследованием коррупционных дел.

Наряду с этим республика характеризовалась неравномерным распределением населения, перенаселенностью ряда районов. Наконец, главными вызовами стали исламский радикализм и требования провозгласить Узбекистан исламским государством.

Однако Каримову, порой даже в очень сложных обстоятельствах (пример –  события в Намангане в конце 1991 г., когда он фактически рисковал жизнью перед толпой возбужденных радиклов во главе с Тахиром Юлдашевым), удалось взять ситуацию под контроль.

В результате получилось выиграть время и приступить к построению системы, которая формально называлась демократическим Узбекистаном. Фактически же система была основана на балансе кланов, постепенном формировании единого бюрократического аппарата и укреплении как режима личной власти, так и семейного финансового ресурса.

Что касается экономики, то политика Каримова в этой области была тесно увязана с внешнеполитическим курсом. Экономическую программу Каримова можно определить, как попытку диверсификации экономики с опорой на внутреннее развитие и промышленное производство. Главными элементами экономической политики были относительно успешное снижение «хлопкозависимости», стремление к импортозамещению и поддержка собственного производства.

Экономика растет, но проблемы остаются

На определенном этапе развития такая политика дает некоторый эффект, который не обошел стороной и Узбекистан. Однако наряду с политикой протекционизма не было ресурсов обеспечить сколько-нибудь сносный уровень социальных гарантий. Тем не менее, темпы роста национальной экономики были довольно высоки.

В конце 1990-х гг. темпы роста экономики составляли 4-5% в год вплоть до 2003 г., а затем еще больше, порядка 7-9% в год вплоть до 2015 г. (годовой прирост – 6,8 %). По прогнозам МВФ, которые были понижены, ВВП Узбекистана в 2016 г. вырастет на 5%.

За последние годы был введен в строй целый ряд газоперерабатывающих производств, осуществлен ряд важных инфраструктурных проектов. Например, запущено совместное с китайцами скоростное железнодорожное движение. Особое внимание вызывает железная дорога, которая связывает основную часть страны с Ферганской долиной, что очень важно в условиях социальной нестабильности в регионе.

Дорога позволяет перебрасывать грузы гражданского назначения, войска и военную технику. В строительстве этой дороги активно участвовали китайцы, в частности, был привлечен кредит китайского Эксимбанка в размере $350 млн.

Тем не менее, проблемы в экономике, характерные для Узбекистана в 90-е гг., только высоким темпом роста, который имеет тенденцию к сокращению, не решить. Кроме того, выбор в пользу опоры только на свои силы имеет ряд ограничений.

Руководство страны в последние годы, наряду с некоторой политической либерализацией и постепенно подготавливаемым дрейфом в сторону усиления полномочий парламента, совершило также ряд шагов в экономике, говорящих о курсе на постепенное открытие страны инвестициям. В качестве приоритета декларируется поддержка малого и среднего бизнеса.

Пока же отсутствие рабочих мест, низкая локализация в производстве, отсутствие социальных лифтов, огромный разрыв между городом и деревней, неравномерное региональное экономическое развитие оказывают серьезное влияние на экономическое положение Узбекистана и социальную ситуацию в стране.

Сегодня по показателю ВВП на душу населения, по данным Всемирного банка, Узбекистан занимает 125 место. Иностранные инвесторы в стране находятся в очень специфических условиях, которые далеки от благоприятного инвестиционного климата.

Если говорить о российских компаниях, работающих на рынке Узбекистана, то кроме Газпрома и Лукойла, назвать остальных довольно сложно. Наиболее крупный проект – строительство Лукойлом Кандымского газоперерабатывающего комплекса. Россия остается крупнейшим реципиентом рабочей силы из Узбекистана, хотя на фоне экономических проблем наблюдается миграционный отток.

Заглядывая в будущее

Эксперты расходятся в оценках будущего Узбекистана. Некоторые являются сторонниками апокалиптического сценария,  подчеркивая возможность нового всплеска протестов в Ферганской долине, социальных волнений по всей стране. Другие говорят о консолидации элиты и преемственности курса.

Впрочем, рассуждать о транзите власти в странах Центральной Азии, в том числе в Узбекистане, можно только в долгосрочном плане. По крайней мере, по нескольким дням или неделям можно сделать вывод только об относительной консолидации элиты. 

Действительно, принято решение следовать Конституции, страна не пошла по туркменскому сценарию. Это говорит о том, что основные игроки договорились. Однако говорить о том, появится ли у Узбекистана новый лидер, сравнимый по влиянию с Каримовым, можно будет только после президентских выборов.

Силовики во главе с Рустамом Иноятовым и и.о. президента Шавкатом Мирзияевым, бывшим премьер-министром, находятся в альянсе. Однако как будет складываться ситуация через несколько месяцев, не вступят ли основные политические силы в конкурентную борьбу, тем более опираясь на клановую структуру – ответ на этот вопрос сегодня вряд ли может быть однозначным.

Самому Иноятову уже 72 года, что тоже нельзя сбрасывать со счетов. Однако он является наиболее сильным и влиятельным человеком в стране, в подчинении которого находятся в том числе и элитные подразделения спецназа. Еще одним политиком национального масштаба является первый заместитель премьер-министра Рустам Азимов.

Во многом именно взаимодействие этого триумвирата определит, кто станет преемником Каримова. Пока Миризяев утвержден парламентом в должности и.о. президента. Однако человека, равного Каримову по харизме, особенно учитывая непубличный характер наиболее сильной в политическом плане фигуры Иноятова и вероятный его отказ от выдвижения на пост президента, нет.

Позиции региональных игроков

В международном плане можно спрогнозировать, что любой руководитель, пришедший после Каримова, будет в строгом смысле слова не пророссийским, не прокитайским, а скорее проузбекским.

Тем не менее, от позиции крупных держав, прежде всего, России и Китая, во многом зависит, как будет складываться и ситуация в Узбекистане и вокруг него. Что касается США, то сомнительно, что до выборов Вашингтон будет проявлять себя особенно активно. Широкомасштабная дестабилизация региона США будет стоить очень дорого как в финансовом, так и в политическом плане. Тем более, это может в еще большей степени подтолкнуть Россию и Китай к тесному взаимодействию.

Вашингтону важно работать как раз на российско-китайские противоречия, и действовать он будет более аккуратно. Пока США явно не готовы выделять большие средства даже в рамках нынешних программ взаимодействия со странами Центральной Азии.

Проект  5+1 (министры иностранных дел центральноазиатской «пятерки» и госсекретарь США) пока является скорее переговорной площадкой. Вызывает определенный скепсис и поддерживаемый госдепартаментом США проект СASA-1000.

Ситуация вокруг Узбекистана может стать индикатором того, насколько Китай и Россия могут как внешние силы поддерживать стабильность в республике, обеспечить стабильность на киргизско-узбекской границе, общий баланс сил в регионе, где вполне вероятно обострение обстановки.

Для России в ее взаимодействии с Китаем в регионе есть ряд важных вызовов. Россия сегодня уже перестала быть первым торговым партнером Узбекистана, уступив это место Китаю, товарооборот которого с Узбекистаном растет, несмотря на все кризисные тенденции в экономике и превышает $3,5 млрд. Кроме того, Узбекистан тесно привязан к Китаю посредством трубопроводов, через него в Китай идет газ, а сам трехниточный (начинается строительство четвертой нитки) газопровод Туркменистан-Узбекистан-Казахстан-Китай является самым длинным в мире.

Экономическая экспансия Китая, переориентация путей транспортировки углевородородв на КНР, инфраструктурные проекты на территории Узбекистана и других стран Центральной Азии, активизация политики мягкой силы Китая должны побудить Россию активизировать свою политику. Важным представляется уйти от постсоветских штампов и стереотипов, работать с разными группами в элитах, активизировать двусторонние проекты, понимая специфику каждой отдельной страны и не уповать только на интеграционные проекты.

Следует ожидать, что вслед за наращиванием экономических контактов уже началось военно-политическое усиление Китая в регионе. Тем более имея в виду, что ОДКБ, из которого Узбекистан вышел и вряд ли вернется обратно, пока не может решить все проблемы региональной безопасности.

Вероятно, политика государства будет по-прежнему базироваться на принципе отказа от вступления в альянсы. Вместе с тем, интерес может вызвать развитие отношений с интеграционными объединениями без строгого членства. России, в свою очередь, Узбекистан важен как ключевая страна для обеспечения безопасности в Центральной Азии.

Александр Гущин, к.ист.н.,
заместитель заведующего кафедрой стран постсоветского зарубежья РГГУ

13 сентября президент Армении Серж Саргсян подписал указ о назначении Карена Карапетяна на пост премьер-министра после ухода в отставку его предшественника Овика Абраамяна. Правительство возглавил один из топ-менеджеров «Газпрома», выдвинутый правящей Республиканской партией Армении (РПА). Каковы причины отставки, и к чему приведет кадровая чехарда в высших эшелонах власти?

Почти смертельный удар

Овик Абраамян объяснил свою отставку тем, что для улучшения экономической ситуации необходимы совместные усилия общества и правительства, а для этого нужны новые подходы и новое правительство. Сложная социально-экономическая ситуация в стране привела к усилению негативного отношения к «партии власти» РПА, во главе которой стоит Серж Саргсян.

Для правящей элиты почти смертельным ударом стала апрельская война в Нагорном Карабахе, в ходе которой всплыло множество проблем с неэффективной тратой бюджетных средств, выделенных на нужды армии.

Тема военных расходов, которая ранее не поднималась ввиду состояния «ни мира, ни войны» с Азербайджаном, стала самой обсуждаемой после восстановления перемирия в Карабахе, что выявило неэффективное использование бюджетных средств на реформы и перевооружение армии. Вдобавок, после апрельских событий представители РПА, в частности, вице-спикер парламента Эрмине Нагдалян, заявили о готовности на территориальные уступки в Карабахском конфликте. Многие опасались, что Серж Саргсян готовится к односторонним уступкам.  

Реакцией на эту ситуацию стал беспрецедентный в истории независимой Армении вооруженный мятеж оппозиции. Утром 17 июля вооруженная группа представителей оппозиционного движения «Учредительный парламент» захватила отделение полиции на окраине Еревана, взяв в заложники находившихся там полицейских. При этом восставшие предъявили свои требования: освобождение задержанного ранее лидера движения «Учредительный парламент» Жирайра Сефиляна, отставка Сержа Саргсяна и формирование переходного правительства.

Изначально власти заняли жесткую позицию, охарактеризовав вооруженную группу как террористов, но с учетом довольно широкой общественной поддержки действий радикалов, Серж Саргсян изменил тактику и начал переговоры с ними. 31 июля вооруженная группа сдалась властям. В ответ Серж Саргсян обещал разрешить назревшие проблемы путем создания «правительства национального согласия» с широким разделением политической ответственности.

Топ-менеджер «Газпрома»

Назначение Карена Карапетяна стало частью предпринятых Сержем Саргсяном изменений. На первый план выходит тот факт, что он не является членом правящей партии, работал за рубежом, поэтому подходит на роль реформатора.

Карапетян с 2011 по 2012 гг. был первым вице-президентом ОАО «Газпромбанк». В 2012 г. занял пост заместителя гендиректора по стратегии и развитию ООО «Газпром межрегионгаз». В 2015 г. был назначен заместителем гендиректора по международным проектам ООО «Газпром энергохолдинг».

Вместе с тем, Карапетян долгие годы работал внутри политико-экономической системы Армении. Так, с 2001 г. он занимал должность генерального директора ЗАО «АрмРосгазпром» (сейчас «Газпром Армения» – 100% дочка «Газпрома»), а во время первого срока президентства Сержа Саргсяна был мэром Еревана с декабря 2010 г. по октябрь 2011 г.  

Несмотря на работу за рубежом в последние годы, Карапетян, тем не менее, глубоко включен в политико-экономическую систему страны, располагая опытом работы на высоких должностях в Армении и обширными деловыми контактами внутри страны. По всей видимости, Карапетян просто оказался единственным кандидатом от РПА, не вызывающим резкого отторжения у большинства граждан Армении, как это могло быть в случае других претендентов.

Кадровая интрига

В СМИ активно муссируются слухи о возможной отставке нескольких министров в новом правительстве. Так, речь идет о министре иностранных дел Эдварде Налбандяне, которого на этой должности может заменить руководитель аппарата президента Армении Виген Саргсян. Также оставить свой пост может министр сельского хозяйства Серго Карапетян, считающийся соратником бывшего премьера.

Критике также часто подвергаются министерства диаспоры и культуры, что повышает вероятность кадровых решений и в этих ведомствах.

Может смениться и министр обороны, так как нынешний глава оборонного ведомства Сейран Оганян, по информации «Интерфакс», в октябре будет назначен на должность генсека ОДКБ. 

Серж Саргсян попытается выделить, как минимум, одно министерство или какие-то должности в новом правительстве для оппозиции. Не зря он говорил о «правительстве национального согласия» с разделением политической ответственности. Однако в этом вопросе возникнут определенные сложности, поскольку некоторые партии, называющие себя оппозиционными, не воспринимаются общественностью в качестве таковых. Если в новое правительство войдут представители таких партий, новый кабинет вряд ли сможет рассчитывать на общественное доверие. А партии, которые на самом деле являются оппозиционными и ведут непримиримую борьбу против Сержа Саргсяна, едва ли согласятся стать частью нового проекта президента Армении.

После назначения Карена Карапетяна не стоит ждать резких колебаний внешнеполитического курса Армении, так как внешнюю политику страны определяет президент. Вместе с тем, Карен Карапетян, долгие годы проработавший в российских структурах, укрепит российско-армянские экономические и политические связи.

Также следует ожидать активизации процесса евразийской интеграции. Это связано как с необходимостью улучшать экономические показатели после вступления в ЕАЭС, так и с личными контактами Карена Карапетяна в России и на евразийском пронстранстве.

Что касается внутриполитических интриг, то отставкой правительства Серж Саргсян ослабил позиции своего главного конкурента в Республиканской партии Армении Овика Абраамяна.

После парламентских выборов весной 2017 г. Армения перейдет к парламентской форме правления, и главой государства станет премьер-министр.

Серж Саргсян, который является инициатором этих изменений, в преддверии референдума по переходу к парламентской республике заявлял, что после выборов он не будет претендовать на должность премьер-министра. Однако после референдума его сторонники не исключали, что Серж Саргсян продолжит управлять страной. Так, брат президента Левон Саргсян после конституционных реформ заявил, что Серж Саргсян останется в числе лиц, принимающих решения.

После произошедших перестановок экс-глава правительства Овик Абраамян, скорее всего, возглавит предвыборный штаб РПА. В случае победы этой партии на выборах, он сможет занять кресло спикера парламента. Нельзя исключать, что Серж Саргсян все же может быть выдвинут на должность премьер-министра.

Гор Алексанян, армянский политический обозреватель,
аспирант кафедры стран постсоветского зарубежья РГГУ

Облик энергетики будущего сегодня не знает никто. С одной стороны технологии получения электрической и тепловой энергии на основе возобновляемых источников постепенно выталкивают на обочину классическую генерацию на основе углеводородного топлива. В то же время альтернативная генерация до сих пор так и не избавилась от проблем, которые мешают ее масштабному внедрению, что сильно повышает шансы на продолжение широкого использования ископаемого топлива для генерации энергии.

Новые идеи и новые технологии, создаваемые не только в Европе и США, но и на евразийском пространстве, в перспективе могут не только сделать ненужными газовые и угольные электростанции, но и сильно сократить использование альтернативной генерации.

Фактически, сейчас человечество находится в начале трудного пути преобразования энергоотрасли, финал которого только лишь проступает сквозь туман технологической перспективы.

Однако как минимум одну неотъемлемую характеристику энергетики будущего мы понимаем уже сегодня. Недавно мировое сообщество обсуждало в Париже важнейшую проблему изменения климата на планете. Более 170 стран в итоге подписались под новым климатическим соглашением и эксперты считают, что для достижения поставленных в соглашении целей необходимо развивать «зеленую» мировую генерацию, поскольку на производство энергии приходится две трети глобальных выбросов парниковых газов. Таким образом, будущее за экологически чистой генерацией.

Надо отметить, что в ближайшие десятилетия потребление энергии человечеством будет только расти. В Международном энергетическом агентстве (МЭА) считают, что мировой спрос на энергию к 2040 г. увеличится на 37%. Существенно изменится и структура мирового потребления – к этому сроку в лидеры выйдут страны Азии, прежде всего Китай, Африки и Ближнего Востока, где ожидается бурный экономический рост, для обеспечения которого и потребуются колоссальные энергоресурсы.

Ископаемые виды топлива сохранят свое доминирование, этому послужил современный «сланцевый прорыв», отодвинувший на несколько десятилетий угрозу исчерпания эффективно добываемых нефтегазовых ресурсов. Как отмечается в докладе Аналитического центра при Правительстве РФ, доля нефти и газа в мировом потреблении первичной энергии к 2040 г. останется практически неизменной – 51,4% (53,6% в 2010 г.).

Согласно прогнозам экспертов, газ к 2040 г. станет основным топливом в энергобалансе стран ОЭСР. К 2040 г. вырастет на 15% мировой спрос и на уголь, основным потребителем которого будет Китай.

Как известно, именно тепловые электростанции, работающие в том числе на газе и на угле, являются основными источниками эмиссии парниковых газов в атмосферу. Мировые запасы угля колоссальны, но надеяться на то, что современные технологии позволят свести на нет парниковые выбросы угольных ТЭС, не приходится.

В последнее время широкое внедрение возобновляемых источников энергии (ВИЭ) называют чуть ли не главным инструментом борьбы с парниковыми выбросами.

На ВИЭ в 2014 г. пришлась почти половина от всех новых генерирующих мощностей в электроэнергетике, лидерами в развитии ВИЭ стали Китай, США, Япония и Германия, инвестировавшие в эту сферу $270 млрд.

Ветряная электростанция. Источник: cont.ws.

Берлин несколько лет назад сделал ставку на масштабное развитие солнечной генерации, решив постепенно отказаться от атомных объектов для выработки электроэнергии. Определенных успехов в этой области Германия достигла в июле 2015 г., когда солнечные батареи, установленные по всей стране, произвели столько же электроэнергии, что и атомные электростанции – объем генерации и тех, и других составил по 5,18 ТВт/час.

Уже в 2014 г. ветер, солнце, биомасса и вода обеспечили 26,2% всей произведенной в Германии электроэнергии, впервые обогнав по этому показателю традиционного для отрасли лидера – бурый уголь, на долю которого пришлось 25,4%. Некоторые эксперты считают, что в 2030 г. страна может полностью перейти на ВИЭ при производстве электроэнергии, уйдя от всех ископаемых, а также ядерных источников получения энергии. 

Но на примере Германии видно, к каким последствиям способно привести чисто политическое решение по отказу от стабильного источника энергии, в данном случае атомной генерации. В числе внутренних последствий – рост стоимости электрической энергии для конечных потребителей, в числе внешних – потеря важнейших компетенций в высокотехнологичной атомной отрасли и это на фоне того, что в мире вновь бурно развивается строительство АЭС и все новые страны заявляют о планах развития собственной атомной генерации.

Высокая зависимость ВИЭ от государственной поддержки делает «зеленую» энергетику уязвимой в кризисной экономической ситуации.

К тому же ВИЭ имеют те самые родовые недостатки, заключающиеся в том, что объем производства энергии на объектах альтернативной генерации сильно зависит от погоды, в случае с солнечной генерацией – еще и от времени суток.

Если инвестиции Евросоюза в ВИЭ в прошедшем году упали на 21%, то в остальных странах они резко растут. К примеру, государства Ближнего Востока и Африки нарастили вложения в ВИЭ на 58%, – до $12,5 млрд.

И это не могло не сказаться на росте альтернативной генерации в мире, согласно данным британской BP, доля ВИЭ в производстве электроэнергии в 2015 г. уже достигла 2,8% мирового потребления энергоресурсов. Активное развитие ВИЭ не только не заставило ЕС, где эксплуатируется 131 АЭС общей мощностью около 121 Гигаватт, отказаться от атомной генерации. Евросоюз намерен активно инвестировать в атомную энергетику, в том числе в разработку и строительство современных реакторов с мини-АЭС, первую из которых предполагается вести в эксплуатацию не позднее 2030 г.

При всех сложностях в использовании атомной генерации она обладает важной особенностью – вклад АЭС в выбросы парниковых газов близок к нулю. 

Замещение с помощью АЭС тепловой генерации приводит к ожидаемому снижению эмиссии СО2. Поэтому постепенная замена выбывающих старых атомных мощностей на новые энергоблоки АЭС в странах, давно эксплуатирующих «мирный атом», и вхождение все новых государств в мировой ядерный клуб – это естественная тенденция как минимум нескольких ближайших десятилетий. Обусловлена она как задачей обеспечения стабильного и надежного энергоснабжения, так и необходимостью ввода новых, экологически безопасных объектов генерации.

Тяньваньская АЭС в Китае, возведенная Росатомом. Источник: novostienergetiki.ru.

На фоне «дележа пирога» мирового энергобаланса между классической генерацией и ее молодой соперницей в лице ВИЭ, особняком стоят проекты, которые в итоге могут сыграть ключевую роль в формировании энергетики будущего. Человечество ищет надежный, безопасный и дешевый источник энергии, который бы не только не загрязнял окружающую среду, но и решал накопившиеся проблемы.

В России возводят новые, самые современные ядерные энергоблоки, в Беларуси строят мощную и передовую АЭС, в Армении планируют отправить на почетную «пенсию» энергоблок  с реактором ВВЭР-400 и поставить новую атомную станцию. Все эти проекты представляют собой еще и существенный вклад в развитие безопасной и экологически чистой энергетики.

Еще один проект, способный повлиять на формирование облика энергетики будущего, –«Прорыв», реализуемый в Росатоме. Он предусматривает создание ядерных энергетических технологий нового поколения на базе замкнутого ядерного топливного цикла с использованием реакторов на быстрых нейтронах (БН).

Развитие атомной генерации на основе реакторов БН позволит решить проблему накопленных радиоактивных отходов, топлива для таких реакторов человечеству должно хватить на очень длительный период.  

Очертания будущей мировой энергетики можно разглядеть в планах развития распределенной генерации, в повышении энергоэффективности и проектах модернизации действующих объектов тепловой генерации, а также вывода старых мощностей из эксплуатации. У России и ее евразийских партнеров сегодня сильные позиции в ряде энергетических направлений, в том числе в атомной сфере, и поэтому мы в перспективе точно должны оставаться в лидерской группе стран, создающих инновационные технологии энергогенерации, которые и определят энергетическое будущее человечества.

Андрей Ретингер, журналист-международник     

Программный директор Российского совета по международным делам Иван Тимофеев в интервью «Евразия.Эксперт» – о том, кто торпедировал сотрудничество России и НАТО, почему об интеграции Евразийского и Европейского союзов мы сможем всерьез задуматься не раньше, чем через 10-15 лет, и что стоит за предложениями Ф.-В. Штайнмайера начать переговоры о вооружениях с Москвой?

- Идея «интеграции интеграций» между Западом и Востоком в Европе умерла?

- В новой Глобальной стратегии Евросоюза написано, что ЕС поддерживает региональные интеграции, готов с региональными блоками сотрудничать. Ряд таких блоков там упоминается, однако Евразийского экономического союза среди них нет. Если мы посмотрим на историю отношения Евросоюза к любым формам интеграции на постсоветском пространстве с участием России и без участия западных игроков, то увидим достаточно сдержанную реакцию на развитие Таможенного союза, Единого экономического пространства, а теперь и ЕАЭС.

На экспертном уровне в Евросоюзе было много спекуляций, что это попытки возродить Советский Союз. На политическом уровне риторика ЕС была более сдержанной. Однако большого энтузиазма не было.

С другой стороны, была старая идея Большой Европы от Лиссабона до Владивостока. Но когда эта идея активно обсуждалась в конце 1980-х начале 1990-х гг. (например, Парижская хартия), то, во-первых, существовал еще СССР. Во-вторых, сам ЕС еще не достиг того уровня интеграции, который есть сегодня. Не было той асимметрии в Европе, которая затем возникла. Тогда эту идею можно было обсуждать реально.

То, что затем произошло с Советским Союзом и Россией сделало этот разговор более абстрактным. Европа по-прежнему заявляла о сотрудничестве, но уже исключительно по своим правилам. Это сотрудничество по определению не может быть равноправным. Это и вызвало острую реакцию России, когда ей предлагали стать одним из участников Восточного партнерства. Можно ли применить один и тот же подход к выстраиванию взаимодействия с Россией и Молдовой? В теории может и можно, но на практике вряд ли.

Российская дипломатия говорила о Большой Европе как идее равноправия. Есовцы исходили из новых реалий, когда России отводилась периферийная роль в любой интеграции.

- Возможна ли сейчас интеграция?

- Невозможна. И проблема здесь даже не столько в Евросоюзе, сколько в Евразийском союзе. Есть договор о ЕАЭС, созданы институты, но эти два союза пока несопоставимы по уровню глубины интеграции.

Когда мы сделаем большую евразийскую домашнюю работу, тогда мы можем, если захотим, предлагать ЕС «интеграцию интеграций».

Есть определенные этапы взросления ребенка. Так и с ЕАЭС – как только другим контрагентам – не обязательно ЕС, но и Китаю, и другим странам – будет выгоднее двусторонние экономические отношения с отдельными странами выстраивать через Евразийскую экономическую комиссию, тогда можно будет говорить о высокой субъектности.

- Когда такое время наступит?

- Не нужно торопить события. У нас уже есть 5 стран в ЕАЭС. Надо спокойно выстраивать интеграцию. Это не 2-3 года, это 10-15 лет.

- Как скажется на будущем ЕАЭС выпадение Украины (вероятно, надолго) из интеграционных процессов?

- Если Украина на данном этапе хочет более тесных торговых отношений с ЕС, то мы, естественно, принимаем такой выбор. ЕАЭС – это экономическое объединение, сугубо добровольное. Если страна считает, что ей выгодно идти по пути интеграции с другими структурами по каким-то причинам – пожалуйста.

Если удастся выстроить с Беларусью, Казахстаном, Арменией и Кыргызстаном глубокую экономическую интеграцию, и другие государства увидят, что это работает и выгодно, то к объединению может присоединиться не обязательно постсоветское государство. На территории бывшего Советского Союза свет клином не сошелся.

Лучше строить не вширь, а вглубь. Даже хорошо, что сейчас нет Украины в ЕАЭС – это очень сложная экономика, и политика играла бы слишком большую роль в экономическом сотрудничестве. Поэтому интеграцию с участием Украины было бы выстраивать сложнее. Лучше двигаться поэтапно.

При всей идеологической привлекательности торговой интеграции Украины с Евросоюзом, я бы на месте украинцев посмотрел на опыт Прибалтики. А опыт этот очень неоднозначный. Формально там высокий ВВП на душу населения, вроде они влияют на какие-то решения, хотя по этому поводу есть сомнения. Но если посмотреть на демографические показатели, то мы увидим колоссальную депопуляцию. Если в начале 1990-х гг. население Риги было 1 млн, то сейчас – 600 тыс., и это столичный город! Причем уезжают молодые кадры.

Экономический рост достигается за счет людей и технологий. Старые технологии на Украине активно распродают, новых прорывов пока не видно. Если молодое население поедет в Евросоюз, то там же оно будет потреблять и платить налоги. Какие перспективы у страны? Возникают большие вопросы.

В рамках Евразийского союза у Украины эта проблема была бы менее острой. Тут связи более устоявшиеся. Россия была преимущественно рынком украинских товаров с высокой добавленной стоимостью: ОПК, авиапром, машиностроение, ракетостроение. Чем это заменить? Но это выбор Украины.

- Какую позицию занимает Берлин? С одной стороны Меркель периодически выступает с жёсткими заявлениями. С другой стороны – недавняя инициатива главы МИД Ф.-В. Штайнмайера о переговорах с Россией по поводу контроля над вооружениями в Европе. Что стоит за этими предложениями?

- Франк-Вальтер Штайнмайер, будучи дипломатом, пытается найти конструктивные пути решения проблем – это его работа. Недавно в Екатеринбурге я принимал участие во встрече с ним. В предложениях главы МИД ФРГ нет никакого идеализма. Предложения Штайнмайера – это не низкопоклонство или желание подружиться. Он рациональный, прагматичный дипломат, действующий в интересах своей страны. В интересах Германии сейчас стабилизация обстановки. В противном случае Берлин оказывается вовлечен в конфликт, который ему не нужен.

Конечно, Германии выгоден новый договор об обычных вооружениях в Европе, о чем и говорил Штайнмайер. Конечно, Германии выгодно разрешение конфликта на Украине.

Президент России Владимир Путин и Министр иностранных дел ФРГ Ф.-В. Штайнмайер. Источник: tsn.ua.

Как этого добиться? Позиция Штайнмайера такая: надо хотя бы понимать, чего хочет противоположная сторона.

Можно исходить из того, что Россия по определению хочет всех завоевать и установить автократию. А можно просто попытаться понять мотивацию. Для эффективной дипломатии надо знать, чего хочет оппонент. Штайнмайер работает в этом направлении и не отходит от политической линии Меркель.

- Недавнее заявление главы МИД ФРГ, назвавшего учения НАТО на восточных границах «бряцанием оружием», вызвало критику в Германии, на Западе министра пытались одёрнуть…

- Думаю, как дипломат Штайнмайер здесь играет гораздо тоньше чем те, кто его одёрнул. Он понимает: говорить, что в Москве «бряцают оружием», а в НАТО «проводят учения» – это все равно, что «у вас шпионы, а у нас разведчики». Видимо, глава МИД ФРГ понимает: если ты говоришь на языке двойных стандартов, тебе не доверяют.

- Где сегодня красные линии у сторон?

- Трагедия момента в том, что такой красной линией для Кремля стал украинский кризис. Когда за рубежом посчитали, что Москва в очередной раз промолчит и делать ничего не будет.

Красные линии сегодня понятны, поэтому Штайнмайер и предлагает переговоры по вооружениям. Он прекрасно понимает, почему произошел кризис, и почему Россия столь остро реагирует на расширение НАТО.

Дело не в том, что кто-то что-то пообещал Горбачеву (не расширять НАТО на Восток после воссоединения Германии – прим.ред.), а потом не выполнил. Обещание должно быть закреплено на бумаге. Если такого нет, то нечего жаловаться. Есть Основополагающий акт Россия-НАТО от 1997 г., подписанный обеими сторонами и предполагающий право каждой страны в Европе определять будущее своей безопасности – с кем она.

Но в Основополагающем акте Россия-НАТО было зафиксировано, что Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) – это фундамент отношений России и НАТО. Расширение НАТО, вобравшего в себя бывших участников Варшавского договора, создало асимметрию в Европе. Поэтому в 1999 г. 30 стран, включая членов НАТО, подписали Соглашение об адаптации ДОВСЕ. Здесь уже ограничение вооружений шло не по блокам НАТО и ОВД, а по странам и территориям.

И хотя асимметрия в пользу НАТО была очевидной, Соглашение об адаптации ДОВСЕ по разным причинам не ратифицировало большинство западных стран. Ратифицировано оно было лишь Беларусью, Казахстаном, Россией и Украиной. Прибалтика прямо отказывается от участия. Это, по сути, саботаж и срыв всего процесса.

- Почему западные страны отказались от выполнения подписанных соглашений?

- Видимо, было ощущение, что Россия – это нисходящая держава. Дескать рано принимать – посмотрим, что будет дальше. В 1999 г. уверенности в будущем России не было. Мало кто думал, что Россия соберется с силами. Видимо, было ощущение, что можно понажимать на Россию с военными базами, как-то это дело обставить.

Мы оказались в невыгодной ситуации – возник серьезный дисбаланс. Понятно, что страны Прибалтики сами не могут выставить серьезную армию. Но пространство там значительное. Туда можно завести военные силы, сделать все, что угодно, если не регулируется договором. То же самое можно сделать и с новыми членами НАТО.

Допустим, Украина становится новым членом НАТО. Какова будет ее роль в рамках ДОВСЕ? Это большой вопрос. Это надо было обсуждать в начале 2000-х гг., еще до того, как Россия, осознавая асимметрию, наложила мораторий на исполнение ДОВСЕ в 2007 г.

На Западе была расслабленность. Казалось, что можно проигнорировать опасения России. Однако, торпедировав ДОВСЕ, на Западе фактически торпедировали Основополагающий акт Россия-НАТО.

Если нет ДОВСЕ, то самостоятельный выбор каждого государства в Европе в вопросах безопасности для России приобретает совершенно иное звучание. Если есть ДОВСЕ, то все понятно и предсказуемо. Вооружения под контролем: мы за Уралом держим излишки, и в Европе количество оружия ограничено – нечем начинать войну.

Но если под боком России одна группа, которая в ДОВСЕ не входит, вторая – которая ДОВСЕ не ратифицировала – тогда получается, чем больше стран вступает в НАТО, тем выше потенциальная угроза для России. Нет равной и неделимой безопасности в Европе. Она становится неравной и делимой.

Учения НАТО в Прибалтике. Источник: regnum.ru.

Вот и весь корень проблем. Когда Штайнмайер сегодня предлагает вернуться к этому разговору, он, по сути, предлагает искать пути нормализации ситуации, связанной с расширением НАТО.

- Может ли ЕС и Германия подкрепить слова делами?

- Нет сомнений, что Штайнмайер – это авторитетный политик, который при определенных обстоятельствах может стать еще более весомым игроком.

В экспертных кругах ситуация иногда хуже, чем в политических. Политические деятели имеют потенциал политической воли и некого визионерства, что позволяет находить развязки порой очень сложных международных ситуаций.

В экспертной среде, напротив, часто воспроизводят официальную позицию или, еще хуже, воспроизводят телевизионную картинку. Громких заявлений от экспертов мы слышим немало. Но почему о переговорах по обычным вооружениям заявляет Штайнмайер, а не эксперты предлагают такой проект?

- Миграционная и террористическая угрозы подталкивают ЕС к взаимодействию с Россией и Евразийским союзом?

- Не особо подталкивают. В есовской системе координат роль России в решении их внутренних проблем стремится к нулю. Чем мы можем помочь нашим коллегам? Россия приняла миллион украинских беженцев. Об этом как-то мало говорят, в основном слышим про агрессию. Но это миллион граждан Украины получил защиту и работу в России, они не в ЕС поехали.

Каких-то реальных предложений, например, о миграционной политике от Лиссабона до Владивостока сегодня нет. Их и не будет. Внутри ЕС есть разные подходы к миграции – Германия и Польша, Прибалтика.

Даже если решится ситуация на Украине, в отношениях России и Евросоюза не будет ощутимых прорывов.

То, что нужно Евросоюз и Россия получают и так. ЕС получает надежные поставки энергоносителей из России. Что касается технологий – а что, мы их раньше получали? Товары мы и так импортируем. Не хватает нам дешевых денег в виде западных кредитов? Может это и хорошо – не растет наш корпоративный долг, так как он мог бы расти в условиях кризиса.

Еще до начала украинского кризиса были достигнуты пределы конвергенции России и Евросоюза в прежнем формате. Теперь Россия выбрала путь более самостоятельной игры. Да, Евразийский экономический союз – это ограничение нашего суверенитета, но не в пользу Брюсселя, а внутри объединения.

Беседовал Вячеслав Сутырин

Белорусский политолог Андрей Лазуткин анализирует возможные направления развития избирательной и партийной системы Беларуси с учетом новых тенденций, проявившихся в ходе парламентской кампании 2016 г.

Перспективы смешанной избирательной системы

По нашему мнению, основная проблема трансформации политической системы – кадровая. Политическая практика нынешней парламентской кампании в Беларуси показывает, что даже в сравнительно либеральных условиях партии банально не способны обеспечить округа кандидатами и командами (как правило, снимались выдвиженцы именно от политических партий). Кадры не приходят в партии, так как последние пока малопривлекательны в качестве социальных лифтов, а замещение депутатских, правительственных должностей за редким исключением отсутствует.

Характерной чертой остается не только слабая подготовка кадров, но и их низкая численность.Лидеры оппозиционных структур утверждают, что оппозиционные партии специально занижают списочную численность членов и не подают в Минюст их личные данные, чтобы избежать «репрессий против активистов». Однако неясно, как при этом соблюдается устав партии, взымаются взносы и решаются вопросы субординации. Очевидно также, что при такой ситуации партия опирается на внешние источники финансирования, а не на членские взносы, а якобы «репрессиями» оправдывается стабильно низкая численность актива. В нормальной ситуации партии, наоборот, должны быть заинтересованы в том, чтобы вывести из тени «серых» активистов, включить их в системные структуры, зарегистрировать. Это повысило бы статус зарегистрированных политических организаций.

В настоящий момент численность подавляющего большинства структур поддерживается на уровне 1-1,5 тыс. человек (БНФ, БПЛСМ, ОГП, БСДП(Г) и др., что соответствует минимальному требованию Закона «О политических партиях».

Парламентская кампания показала, что логично ожидать дальнейшего укрупнения структур двумя возможными путями:

• синтеза организаций – как в случае с правой коалицией (где ДЗС и незарегистрированная БХД выступают сателлитами ОГП, имеющей регистрацию);
• укрупнением одних структур за счет других. Например, в результате перераспределения финансирования в кампании «ГП» действуют активисты других структур – БПЛСМ, БСДП(Г) и пр.

Как отметила Глава Центризбиркома Беларуси Л. Ермошина, часть кандидатов не сформировала фонды и не отпечатала агитационную продукцию, что было связано с нехваткой средств. Если в такую ситуацию попадают партийные кандидаты, то очевидно, что партия не имеет ресурсов для финансирования кампаний своих активистов, а значит, личные источники финансирования в целом преобладают.

Одновременно в результате слабого отбора внутри партий появляются кандидаты-безработные и пр., которые скорее формируют электоральную статистику, создают массовку и «отчетность» для структуры, но не влияют на электоральный результат, что подтверждает достаточно массовое снятие партийных кандидатов (включая даже лидеров партий – например, В. Заднепряного, председателя РПТС).

По данным Информационно-аналитического центра при Администрации президента РБ (2015), рейтинг и узнаваемость зарегистрированных партий (как провластных, так и оппозиционных), колеблется в пределах 1,5-3%. 

Очевидно, что введение смешанной избирательной системы в настоящий момент не востребовано населением. Изменение избирательного законодательства реально выгодно 5-6 политическим структурам (и в первую очередь – оппозиционным), общая численность реальных активистов которых не превышает 15 тыс. человек – в этом случае об обеспечении какого-либо представительства не может идти и речи.

Кроме того, партии оказываются в неравных условиях относительно друг друга. Часть из них вообще не имеет структур в отдельных округах (например, только единственную областную). Возникает вопрос, может ли партия в таком случае включаться в список голосования по всем избирательным округам области?

Кроме того, конституционно не закреплены партийные фракции (в Палате представителей действуют группы депутатов, которые не обязаны формироваться на некой партийно-фракционной основе). Как пока представляется, условная «партийность» парламента мало повлияет на практику законотворчества.

Надо также учитывать, что любые трансформации избирательной системы выгодны, в первую очередь, т.н. «оппозиционной инфраструктуре»: аналитическим центрам, кампаниям наблюдения, правозащитным организациям, фондам и пр., – поскольку это легитимирует их маргинальную деятельность в глазах избирателя, а также повышает статус всех без исключения оппозиционных политических партий.

От атомизированной системы – к системе поляризованного плюрализма

На наш взгляд, для анализа белорусской партийной системы наиболее релевантной представляется классификация итальянского политолога Джованни Сартори, предложенная в работе «Политические партии и партийные системы». Для описания существующей мировой практики им были выделены семь типов партийных систем:

1) однопартийная;

2) с партией-гегемоном;

3) с доминирующей партией;

4) двухпартийная;

5) умеренного плюрализма;

6) поляризованного плюрализма;

7) атомизированная.

Критериями классификации выступает количество партий, а также степень монополизации ими власти. Заметим, что, анализируя практику взаимодействия партий и коалиций, наряду с достаточно распространёнными на Западе системами (напр. двухпартийной, с доминирующей партией, умеренного плюрализма и др.), в качестве остаточного класса политолог выделяет так называемую атомизированную партийную систему, чертами которой являются:

• нефункциональное состояние партийной системы;
• слабая зависимость партий друг от друга;
• изолированность партий от властных отношений и социально-экономических процессов;
• изменение позиции одной партии не оказывает значительного влияния на динамику политического процесса.

Наиболее функционально близкой к данной системе, но стоящей на более высоком уровне развития, является т.н. система поляризованного плюрализма. Несмотря на сохранение определенной нестабильности, чертами такой системы уже являются:

• поляризация политических сил;
• высокая сегментация партий по электоральным группам;
• билатеральный (двусторонний) характер политической оппозиции;
• наличие партий с антисистемной ориентацией;
• сформировано разделение на партии-лидеры и партии-аутсайдеры;
• сформирована ролевая модель (возникает т.н. «правая оппозиция», «левая оппозиция», партия власти);
• происходит частая смена коллективных субъектов (формируются и распадаются коалиции), ведется борьба за лидирующие позиции в ограниченном политическом пространстве.

На наш взгляд, партийная система Республики Беларусь сочетает признаки двух перечисленных типов и таким образом является переходной от атомизированной системы к системе поляризованого плюрализма.

В частности, характерной чертой атомизированной системы является значительная изолированность партий от властных отношений (так, белорусские партии слабо представлены в местных Советах и практически не представлены в Палате представителей), что обусловливает низкую зависимость партий друг от друга (отсутствует практика создания коалиций в Парламенте, блокирования и иных видов взаимодействия, характерного, к примеру, для стран Европейского союза). По ряду причин партии оказывают слабое влияние на политический процесс, а значит можно говорить о частичной дисфункции партийной системы.

Тем не менее, следует отметить ряд положительных тенденций, который свидетельствует о постепенном формировании системы поляризованного плюрализма в Республике Беларусь.

Так, сформирована двусторонняя оппозиция: т.е. политические структуры идентифицируют себя в зависимости от отношения к действующему политическому режиму (достаточно жестко разделяются на оппозиционные и неоппозиционные организации). Во-вторых, партии частично сегментированы по электоральным группам (партиями номинально определена своя целевая группа населения, например, малое и среднее предпринимательство, рабочие, работники сельского хозяйства, интеллигенция, верующие, националисты и проч.) В свою очередь, среди оппозиционных структур присутствует деление на «конструктивную» и «антисистемную» или радикальную группы, что также является характерной чертой партийной системы поляризованного плюрализма.

Сформировалось также размежевание на партии-лидеры и партии-аутсайдеры. Кроме того, присутствует четкая ролевая модель, т.е. партии позиционируют себя в качестве «левой оппозиции», «правой оппозиции» и др. 

Кроме того, происходит частая смена коллективных субъектов: практически под каждую политическую кампанию создавались новые коалиции разной степени эффективности («Объединенные демократические силы», «Белорусский независимый блок», «Талака», «Народный референдум», «Правая коалиция» и др.), причем среди организаций идет жесткая борьба за лидирующие позиции и материальные ресурсы.

О трансформации партийной системы от атомизированной к системе поляризованного большинства свидетельствует также ряд позитивных изменений, которые можно отметить по сравнению с периодом 1990-х гг. В частности, отказ от тактики «народных фронтов», т.е. неструктурированных антисистемных массовых движений; идеологическое размежевание структур; развитие избирательного законодательства. Кроме того, еще в 1999 г. не прошли перерегистрацию ряд нежизнеспособных структур, не имевших ресурсов для деятельности. Положительную роль сыграл Декрет Президента Республики Беларусь от 26.01.1999 г. № 2 «О некоторых мерах по упорядочению деятельности политических партий, профессиональных союзов, иных общественных объединений».

Отметим, что белорусскими исследователями, как правило, приводятся данные количественного анализа, свидетельствующие об увеличении числа общественных объединений и политических партий, на основании чего делается вывод о развитии политической системы. Между тем, в классификации Дж. Сартори функциональное усложнение (а значит, и развитие партийной системы), происходит не при увеличении количества партий, а, наоборот, при их сокращении. Так, в атомизированной системе действует более восьми партий; в системе поляризованного большинства – более пяти, в системе умеренного плюрализма – 3-4 партии. Причем исследователь использует не формальный подход (количество зарегистрированных политических партий), а имеет в виду партии, имеющие «потенциал для коалиции» или «потенциал для давления (шантажа)». Это партии, имеющие вес в политической системе и представляющие интерес для других политических структур).

Таким образом, партийная система Республики Беларусь сохраняет отдельные черты атомизированной, но трансформируется в направлении системы поляризованного плюрализма, проявляя положительную динамику. Можно также констатировать, что развитие системы не предполагает количественный рост, а, наоборот,  сокращение количества политических партий и их усиление.

Андрей Лазуткин

Список сокращений и пояснений:

БНК – Белорусский Национальный Конгресс (не зарегистрирован)

БНФ – Белорусский Народный Фронт

БПЛСМ – Белорусская партия левых «Справедливый мир»

БПП – Белорусская Патриотическая партия

БХД – Белорусская Христианская Демократия (не зарегистрирована)

БСДП(Г) – Белорусская Социал-демократическая партия «Грамада»

БСДП(НГ) – Белорусская Социал-демократическая партия «Народная грамада» (не зарегистрирована)

ГП – Общественная инициатива «Говори правду»

ДЗС – Общественная организация «Движение за Свободу»

ЕАЭС – Евразийский Экономический Союз

ЕНП – Европейская Народная партия

ЗГИН – Движение «За государственность и независимость» (не зарегистрировано)

ИАЦ – Информационно-аналитический центр при Администрации Президента Республики Беларусь

ОГП – Объединенная гражданская партия

ОДКБ – Объединенный договор о коллективной безопасности

Разам – Движение «Разам» (не зарегистрировано)

РПТС – Республиканская партия труда и справедливости