23 декабря 2021 г. 11:22

«Пояс безопасности» Китая: Что стоит за созданием КНР спецбазы МВД Таджикистана

/ «Пояс безопасности» Китая: Что стоит за созданием КНР спецбазы МВД Таджикистана

В середине ноября секретарь Совбеза России Николай Патрушев предупредил: если новые власти в Кабуле не смогут нормализовать ситуацию, в Афганистане возможен катастрофический сценарий. На фоне растущих угроз, исходящих из соседней страны, в Таджикистане сообщили о возможном строительстве Китаем новой спецбазы для МВД республики. Почему афганский кризис не удается урегулировать, и как Пекин расширяет свое влияние в Центральной Азии на его фоне, в интервью «Евразия.Эксперт» рассказал таджикский политолог, приглашенный исследователь Института социологических исследований в Париже Парвиз Муллоджанов.

– По словам Патрушева, в развитие катастрофического сценария в Афганистане входят новый виток гражданской войны, всеобщее обнищание населения и голод. Почему не удается нормализовать ситуацию в стране и какие еще катастрофические сценарии ждут афганский народ?

– Основная причина заключается в том, что фактически талибы* [члены организации, запрещенной в России и ряде других стран как террористическая – прим.ред.] оказались не готовы к власти. В принципе, никто не был готов к такому повороту. Все прогнозы на Западе и внутри Афганистана сводились к тому, что будет затяжная гражданская война, как в 1990-х гг., когда талибы* взяли только часть страны и тихонько в течение 2-3 лет продвигались на север. Но из-за того, что был фактический сговор между США и Пакистаном с одной стороны, потом между афганским правительством, президентом Ашрафа Гани и руководством талибов* с другой стороны, вся эта система «полетела», и талибы* пришли к власти. Хотя они и сами не ожидали этого.

У талибов* нет кадров, денег, представления о том, что делать со страной. Это катастрофа, потому что не так страшен кризис. Основная проблема в том, как реагировать на кризис. 

У нынешних талибов* по сравнению с их предшественниками из 1990-х гг. есть понимание того, что с кем-то нужно договариваться. Поэтому они пытаются вести какой-то диалог, начать какой-то компромисс. Но их нынешняя политика от их политики 1990-х гг. не особо отличается.

Кроме того, руководство талибов* фактически не идет на реальный договор с Западом, и поэтому отказывается принимать условия по созданию инклюзивного правительства. Их не признают, в страну не идет помощь. А 75% бюджета страны составлялось из иностранных помощи и инвестиций. И возникает парадокс: они нуждаются в этой помощи больше, чем раньше, но в то же время не идут на компромисс. Это ведет к катастрофе. Она неизбежна.

– Можно ли сказать, что сегодня для Таджикистана исходит реальная угроза от Афганистана?

– Если говорить о прямом военном вмешательстве, то не только в отношении Таджикистана, но и в отношении других стран вероятность, в принципе, не очень высока, хотя исключать ее нельзя. Я не думаю, что талибы* имеют возможность или желание идти через границу, устраивать большой «халифат». С другой стороны, есть несколько факторов, которые беспокоят соседей Афганистана.

На севере Афганистана скопилось около 7-8 тыс. иностранных боевиков. Таджикское правительство и его соседи хорошо знают, что заявление талибов* о том, что они контролируют страну, – не совсем правда. Второй фактор – сеть Хаккани* [запрещенная в ряде стран террористическая организация – прим. ред.] приступила к созданию тренировочных лагерей и медресе на территории Афганистана. Аль-Каида* [запрещенная в России и ряде стран террористическая организация – прим. ред.] договорилась о создании баз. Недалеко от Кабула созданы уже три такие базы.

Третий фактор – это то, что пропагандистская инфраструктура «халифата», которая была создана на территории Ирака и Сирии, была разгромлена, и теперь переносится в Афганистан. Сейчас есть данные, что при талибах* эта структура воссоздается. Если подытожить все эти три фактора, то основная сложность заключается в том, что Афганистан потенциально превратится в то, чем был «халифат» в Сирии или Ираке.

– В парламенте Таджикистана сообщили, что Китай построит на территории республики специальную базу для сил МВД. Некоторые СМИ представили это как создание военной базы. Но ведь в Таджикистане уже действует российская база. Зачем нужна еще одна?

– Если говорить о национальных интересах, то я не вижу, зачем это вообще нужно. С военной точки зрения наличия российской военной базы вполне достаточно. Таджикистан является членом ОДКБ. Россия вмешается, если будут какие-то серьезные столкновения на границе. Поэтому с точки зрения военной, геополитической, с точки зрения отражения угрозы наступления талибов*, я не думаю, что здесь есть что-то, что соответствует интересам Таджикистана.

Другое дело, что есть интересы китайского лобби. Оно значительно во всех республиках Центральной Азии. Это лобби связано с Китаем экономическими интересами и они продвигают все проекты, которые выгодны Пекину. Китай сегодня выдвигает вперед новую стратегию развития, которая заключается в экономической и военной экспансии. Это проект по созданию баз «пояса безопасности», особенно вокруг Синьцзяна. Это, скорее всего, посты безопасности, где базируются специальные силы Китая. Хотя Таджикистан это отрицает.

– Какую выгоду извлечет от этой базы Китай?

– Выгода заключается в том, что они будут более активно действовать в западном направлении. Они как бы предотвращают угрозу проникновения уйгурских боевиков из Афганистана в Центральную Азию, а дальше – на территорию Китая. Хотя на самом деле эта угроза незначительная. Невозможно перейти через три границы, даже в горной местности, потому что у Китая все достаточно перекрыто. То есть, это угроза больше теоретического, а не практического характера. Выгода более стратегического характера – это новый этап экспансии. Китай закрепляется в ближнем зарубежье.

Сейчас при Си Цзиньпине они не только открыто об этом говорят, появляется и пропаганда, печатаются новые карты, снимаются сотни фильмов о прошлом Китая, об империи Тань, когда был пик экспансии Китая в сторону Центральной Азии, когда они практически разгромили Восточный Тюркский каганат.

Тогда они впервые вышли на территорию современной Киргизии. Ферганское княжество было в вассальных отношениях с Китаем. Сегодня эта история является основанием для китайской пропаганды. Говорят, что был великий Китай до XIX века, потом он был унижен и разгромлен. А сейчас, как они говорят, был Мао, который привел Китай к независимости. Потом был Дэн Сяопин, который заложил основу для экономического могущества Китая. И вот третий «великий кормчий» – это Си Цзиньпин, при котором экономическое могущество превращается в военно-геополитическое могущество.

– Насколько сильно повлияет китайский маневр на баланс сил в регионе?

– Он уже повлиял. Произошел серьезный геополитический сдвиг, связанный с тем, что при Си Цзиньпине Китай уже начал говорить о своих военных интересах. Раньше в Пекине говорили лишь об экономических интересах: «мы хотим развивать свои транспортные пути», «хотим вкладываться в минеральные ресурсы». Теперь они открыто говорят, что «мы вложили в Среднюю Азию около $60 млрд» и эти инвестиции необходимо защищать. Отсюда и проистекает, что у Китая есть не только экономические, но и военные интересы. 

Это также связано с тем, что глобальная экономическая модель меняется и в будущем будет совсем другой. Мы привыкли к тому, что совсем недавно технологии и финансы были на Западе, а индустрия в основном в Китае. Сегодня это разделение уже не такое четкое. Китай вышел на второе место по военно-экономической мощи. Денег больше у Китая, технологий больше у него. Китай больше не хочет быть индустриальной кузницей мира. У него новые глобальные амбиции, новый конфликт с США.


*«Аль-Каида», сеть Хаккани, Движение «Талибан» – террористические организации, запрещенные в России и ряде других стран, талибы – члены запрещенной террористической организации «Талибан»

Комментарии
20 мая
РЕДАКТОРСКая КОЛОНКа

Москва сделала геостратегический выбор поддерживать Минск.

Инфографика: Силы и структуры США и НАТО в Польше и Прибалтике
инфографика
Цифра недели

15,5 леев

составил тариф на газ в Молдове без учета НДС с 1 декабря 2024 г. Стоимость выросла на 3,4 лея, или почти на 30%. С учетом НДС тариф достиг 16,7 леев – Национальное агентство по регулированию в энергетике