«Лидер Европы» в постзападном мире: Что стоит за визитом Макрона в Кремль «Лидер Европы» в постзападном мире: Что стоит за визитом Макрона в Кремль «Лидер Европы» в постзападном мире: Что стоит за визитом Макрона в Кремль 10 февраля 2022 eurasia.expert eurasia.expert info@eurasia.expert

Обострение ситуации вокруг расширения инфраструктуры НАТО на Восток было во многом предсказуемым, как и локализация напряженности на территории Украины. Хотя очевидно, что приведшие к этому процессы, в том числе геоэкономические, выходят далеко за границы Украины. Речь идет об острой борьбе за доминирование в Европе и попытки различных сил переконфигурировать европейское геоэкономическое пространство в своих интересах. Сегодняшняя ситуация определяется нарастающим осознанием европейскими элитами остроты сложившейся обстановки и пагубности направления ее развития. Почему Россия стала фокусом геополитических трансформаций в Европе и чего хотел добиться в ходе визита в Москву президент Франции Эммануэль Макрон, в статье для «Евразия.Эксперт» проанализировал профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев.

Обратим внимание, что первый всплеск напряженности с проявлением заметных признаков внешнего управления процессами дестабилизации проявился сперва в Белоруссии и только затем – на территории Украины. Речь изначально шла о более глубоком переформатировании исключительно важного пространства в Восточной Европе. Причем, пространства важного не столько экономически (даже промышленно развитая Беларусь относительно малозначима в общеевропейских масштабах; тем более игнорируема деиндустриализирующаяся Украина), сколько геополитически, как удобный плацдарм.

После неудачи с дестабилизацией и захватом власти в Белоруссии осенью 2021 г. концепт «буферной зоны» на западной границе России, пригодной для оказания системного военного давления на нее, отсечения ее от ключевых рынков, если и не перестал быть полностью актуальным, то лишился одного их наиболее значимых компонентов. Речь идет о «санитарном кордоне», дополненном разноформатным военно-силовым инструментарием (не только «гибридных войн», хотя и с опорой на эти механизмы). Формирование такого компонента оказалось просто невозможным.

Среднесрочная судьба Украины решилась в Белоруссии. Однако такой разворот сделал возможным более опасный вариант дальнейшего развития событий, миттельшпиль которого мы наблюдали в ходе последовательных визитов европейских лидеров в Москву в феврале 2022 г. Эта активность связана с попытками европейцев вернуть хоть какую-то управляемость ситуацией в важном регионе.

США и европейский кризис безопасности: гипотеза


США анонсировали «доктрину Байдена», при ближайшем рассмотрении оказавшуюся вариантом «периферийной стратегии». Речь идет об отказе от затратных и потенциально разрушительных конфликтов, оптимизации военно-политических обязательств и действий на периферии ключевых противников с минимизацией прямого вовлечения. Вариации такой стратегии осуществлялись США в 1970-е и 1980-е гг. в периоды временного внутреннего политического и экономического кризиса, когда приоритетом становилась консолидация элиты. Такой период США переживают и сегодня.

Резонно предположить, что США признали неизбежность восстановления российского контроля над большей частью Евразии. Это связано, вероятно, с пониманием крайней затратности противодействия России в современной геоэкономической ситуации.

И США, и «коллективный Запад» не имеют достаточного объема военно-политических ресурсов, чтобы «оборонять», вернее, политически контролировать большую часть Евразии. Не имеют они и финансовых ресурсов, чтобы обеспечить стабилизацию Украины, ставшей слишком экономически дезорганизованным и политически токсичным активом.

Главный вопрос для США – в каком формате и масштабах Евразия будет консолидирована и каковы будут ее отношения с сопредельными макрорегионами, прежде всего, с Китаем и Европой. И насколько эти макрорегионы будут самостоятельны в своем стратегическом поведении.

Очевидно, что США добились в Европе больших успехов в проведении подобной политики и сейчас стремятся трансформировать «операционные» достижения в способность к стратегическому управлению не только экономическим ростом как таковым, но и стратегическими векторами экономического развития стран ЕС и сопряженных с ним регионов, прежде всего, Среднего Востока и Восточного Средиземноморья.

США нужна геоэкономически несамостоятельная Европа, зависящая от них не только в сфере безопасности (Вашингтон уже выполнил эту задачу), но и по стратегическим направлениям геоэкономического развития: энергетике, финансам и инвестициям, логистике.

В этих сферах на страны Евросоюза оказывается усиливающееся давление, эффективность которого возрастает за счет внутреннего конфликта между государствами-членами ЕС и наднациональными структурами союза.

Военно-политические риски, даже медийно сконструированные, как, например, «угроза вторжения России на Украину», облегчают решение этой задачи. Хотя бы в силу удержания Вашингтоном инициативы в тех сферах, где Штаты считают возможности безопасной для себя эскалации близкими к неограниченным. Что и проявляется в подходе Вашингтона и Лондона к управлению нестабильностью на Украине и в ряде других регионов, сопредельных с Россией.

Европа: дилемма геоэкономического субъекта или объекта


Главная проблема современной Европы заключается в невозможности дальнейшего обеспечения ее системного развития при сохранении ее сегодняшней геополитической и геоэкономической конфигурации. Это невозможно ни в рамках сценария управления за счет наднациональных структур, ни даже при возвращении приоритета национальных государств, противоречия между которыми нарастают.

Поляризация в современной Европе развивается и во внешнем измерении. Происходит разделение между странами, согласными со статусом европейской периферии США (Польша, прибалтийские лимитрофы, Дания и ряд других стран), и странами, которых такой статус не устраивает (Франция, Италия, Австрия).

Промежуточное положение занимает Германия, утрачивающая по объективным причинам роль безусловного гегемона в Европе, а с ней – и перспективы консолидировать вокруг себя «староевропейский макрорегион».

Германии для получения статуса главного союзника США в Европе придется пожертвовать геоэкономической самостоятельностью, прежде всего, относительной самостоятельностью и устойчивостью энергетического сектора.

Свобода маневра Германии в последние два года сократилась кардинально и пока нет оснований полагать, что германская элита сможет консолидироваться в ближайшие два-три года. Напротив, гораздо больше указаний на то, что ФРГ смирилась с неизбежностью превращения в одну из стран периферии США, хотя и с особым статусом в экономической сфере.

«Логика Макрона»: попытка реконструкции


Эммануэль Макрон стремится максимально использовать все шансы на получение статуса лидера экономически развитой и не жестко проамериканской части Европы. Тем более, учитывая, что ситуация с энергетической безопасностью у Франции обстоит лучше, чем у большинства других стран ЕС. Кроме того, Франция обладает еще несколькими заметными конкурентными преимуществами:

● наличием собственного, хотя и не столь значительного потенциала проецирования силы, способностью осуществлять силовые операции на значительном удалении от национальной территории. Вооруженные силы Франции будут основой для формирования европейских военно-силовых структур, если эти проекты когда-либо дойдут до стадии практического обеспечения;

● сохранением собственной инвестиционно-банковской системы, до известной степени, хотя и не полностью автономной от американской. Макрон остается, несмотря на сегодняшний статус, представителем финансовой среды, безусловно, остро осознающим риски для своего выживания при продолжении США политики геоэкономического поглощения Европы;

● наличием индустрии наукоемких технологий, продвинутых сегментов промышленности, в том числе в сфере «новой энергетики» и машиностроения, которым необходимо для выживания сохранение рынков за пределами и ЕС, и в целом «западного мира», где реализуется курс на доминирование американского технологического стандарта с использованием политических средств.

Макрон пользуется ситуацией, когда в Европе одновременно сформировался запрос на восстановление геоэкономической самостоятельности, очевиден дефицит возможностей проявить самостоятельный геополитический курс, и в то же время растет реальное осознание стратегической пагубности разрыва с Россией.

Этого мало для того, чтобы обеспечить реальную независимость Франции и, тем более, ЕС от США, но достаточно, чтобы вести конструктивные переговоры с Россией. А в дальнейшем – подавать себя в качестве «лидера Европы» в решении одной из ключевых проблем для выживания Европы и иметь претензии на роль одного из «центров силы» постглобального мира.

Россия как фокус трансформаций в Европе


Опыт последнего года доказал, что никакие геополитические и геоэкономические трансформации в Европе невозможны без России, даже если они сконфигурированы против нее. Действия России по обострению дискуссии с США по вопросам общеевропейской безопасности продиктованы жизненной необходимостью сломать неблагоприятную для Москвы логику развития ситуации. Эта логика предполагает постоянное возникновение очагов нестабильности, исключающих возможность спокойного взаимодействия с ЕС.

Действия Москвы направлены на то, чтобы через обострение ситуации создать некое дополнительное пространство для маневра европейским элитам. Или, как минимум, тому их сегменту, что не видит для себя перспектив в случае превращения их стран в «прифронтовые» (от англ. «frontline states», термина НАТО, часто применяющегося к Прибалтике – прим. ред. «ЕЭ»).

В России хорошо осознают, что, хотя Москва добилась многого в снижении значимости для себя европейского направления, Европа остается важнейшим, как минимум, в экономическом плане направлением. Несмотря на беспрецедентное сближение с Москвой, Пекин пока избегает делать знаковые в политическом плане шаги в адрес России, например, признав Крым российским или указав китайским компаниям не соблюдать введенные США санкции против нашей страны или ее компаний, допустим, в финансовой области. В Пекине все еще рассчитывают на новый тур торговли с Вашингтоном, когда эти вопросы могут стать важной «разменной монетой».

Москва заинтересована в деэскалации отношений, как минимум, с европейскими странами (на нынешней стадии нормализация отношений с США выглядит нереалистично) и сохранении ряда важнейших направлений геоэкономического взаимодействия, не только по углеводородной энергетике. Как минимум, на ближайшие два-три года, пока Пекин не дозреет до более тесных геоэкономических отношений с Россией (а перспективы этого, конечно, есть, что доказывают российско-китайские договоренности по закупкам КНР нефти), а Россия не достроит инфраструктуру присутствия на юго-восточном направлении (в частности, в пространстве глобального коридора «Север-Юг») и «зону безопасности» в Центральной Азии. И Франция в данном случае – вполне комфортный партнер, поскольку, обладая амбициями, имеет относительно скромные практические возможности их реализации.


Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ

10 февраля 2022 г. 08:41

«Лидер Европы» в постзападном мире: Что стоит за визитом Макрона в Кремль

/ «Лидер Европы» в постзападном мире: Что стоит за визитом Макрона в Кремль

Обострение ситуации вокруг расширения инфраструктуры НАТО на Восток было во многом предсказуемым, как и локализация напряженности на территории Украины. Хотя очевидно, что приведшие к этому процессы, в том числе геоэкономические, выходят далеко за границы Украины. Речь идет об острой борьбе за доминирование в Европе и попытки различных сил переконфигурировать европейское геоэкономическое пространство в своих интересах. Сегодняшняя ситуация определяется нарастающим осознанием европейскими элитами остроты сложившейся обстановки и пагубности направления ее развития. Почему Россия стала фокусом геополитических трансформаций в Европе и чего хотел добиться в ходе визита в Москву президент Франции Эммануэль Макрон, в статье для «Евразия.Эксперт» проанализировал профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев.

Обратим внимание, что первый всплеск напряженности с проявлением заметных признаков внешнего управления процессами дестабилизации проявился сперва в Белоруссии и только затем – на территории Украины. Речь изначально шла о более глубоком переформатировании исключительно важного пространства в Восточной Европе. Причем, пространства важного не столько экономически (даже промышленно развитая Беларусь относительно малозначима в общеевропейских масштабах; тем более игнорируема деиндустриализирующаяся Украина), сколько геополитически, как удобный плацдарм.

После неудачи с дестабилизацией и захватом власти в Белоруссии осенью 2021 г. концепт «буферной зоны» на западной границе России, пригодной для оказания системного военного давления на нее, отсечения ее от ключевых рынков, если и не перестал быть полностью актуальным, то лишился одного их наиболее значимых компонентов. Речь идет о «санитарном кордоне», дополненном разноформатным военно-силовым инструментарием (не только «гибридных войн», хотя и с опорой на эти механизмы). Формирование такого компонента оказалось просто невозможным.

Среднесрочная судьба Украины решилась в Белоруссии. Однако такой разворот сделал возможным более опасный вариант дальнейшего развития событий, миттельшпиль которого мы наблюдали в ходе последовательных визитов европейских лидеров в Москву в феврале 2022 г. Эта активность связана с попытками европейцев вернуть хоть какую-то управляемость ситуацией в важном регионе.

США и европейский кризис безопасности: гипотеза


США анонсировали «доктрину Байдена», при ближайшем рассмотрении оказавшуюся вариантом «периферийной стратегии». Речь идет об отказе от затратных и потенциально разрушительных конфликтов, оптимизации военно-политических обязательств и действий на периферии ключевых противников с минимизацией прямого вовлечения. Вариации такой стратегии осуществлялись США в 1970-е и 1980-е гг. в периоды временного внутреннего политического и экономического кризиса, когда приоритетом становилась консолидация элиты. Такой период США переживают и сегодня.

Резонно предположить, что США признали неизбежность восстановления российского контроля над большей частью Евразии. Это связано, вероятно, с пониманием крайней затратности противодействия России в современной геоэкономической ситуации.

И США, и «коллективный Запад» не имеют достаточного объема военно-политических ресурсов, чтобы «оборонять», вернее, политически контролировать большую часть Евразии. Не имеют они и финансовых ресурсов, чтобы обеспечить стабилизацию Украины, ставшей слишком экономически дезорганизованным и политически токсичным активом.

Главный вопрос для США – в каком формате и масштабах Евразия будет консолидирована и каковы будут ее отношения с сопредельными макрорегионами, прежде всего, с Китаем и Европой. И насколько эти макрорегионы будут самостоятельны в своем стратегическом поведении.

Очевидно, что США добились в Европе больших успехов в проведении подобной политики и сейчас стремятся трансформировать «операционные» достижения в способность к стратегическому управлению не только экономическим ростом как таковым, но и стратегическими векторами экономического развития стран ЕС и сопряженных с ним регионов, прежде всего, Среднего Востока и Восточного Средиземноморья.

США нужна геоэкономически несамостоятельная Европа, зависящая от них не только в сфере безопасности (Вашингтон уже выполнил эту задачу), но и по стратегическим направлениям геоэкономического развития: энергетике, финансам и инвестициям, логистике.

В этих сферах на страны Евросоюза оказывается усиливающееся давление, эффективность которого возрастает за счет внутреннего конфликта между государствами-членами ЕС и наднациональными структурами союза.

Военно-политические риски, даже медийно сконструированные, как, например, «угроза вторжения России на Украину», облегчают решение этой задачи. Хотя бы в силу удержания Вашингтоном инициативы в тех сферах, где Штаты считают возможности безопасной для себя эскалации близкими к неограниченным. Что и проявляется в подходе Вашингтона и Лондона к управлению нестабильностью на Украине и в ряде других регионов, сопредельных с Россией.

Европа: дилемма геоэкономического субъекта или объекта


Главная проблема современной Европы заключается в невозможности дальнейшего обеспечения ее системного развития при сохранении ее сегодняшней геополитической и геоэкономической конфигурации. Это невозможно ни в рамках сценария управления за счет наднациональных структур, ни даже при возвращении приоритета национальных государств, противоречия между которыми нарастают.

Поляризация в современной Европе развивается и во внешнем измерении. Происходит разделение между странами, согласными со статусом европейской периферии США (Польша, прибалтийские лимитрофы, Дания и ряд других стран), и странами, которых такой статус не устраивает (Франция, Италия, Австрия).

Промежуточное положение занимает Германия, утрачивающая по объективным причинам роль безусловного гегемона в Европе, а с ней – и перспективы консолидировать вокруг себя «староевропейский макрорегион».

Германии для получения статуса главного союзника США в Европе придется пожертвовать геоэкономической самостоятельностью, прежде всего, относительной самостоятельностью и устойчивостью энергетического сектора.

Свобода маневра Германии в последние два года сократилась кардинально и пока нет оснований полагать, что германская элита сможет консолидироваться в ближайшие два-три года. Напротив, гораздо больше указаний на то, что ФРГ смирилась с неизбежностью превращения в одну из стран периферии США, хотя и с особым статусом в экономической сфере.

«Логика Макрона»: попытка реконструкции


Эммануэль Макрон стремится максимально использовать все шансы на получение статуса лидера экономически развитой и не жестко проамериканской части Европы. Тем более, учитывая, что ситуация с энергетической безопасностью у Франции обстоит лучше, чем у большинства других стран ЕС. Кроме того, Франция обладает еще несколькими заметными конкурентными преимуществами:

● наличием собственного, хотя и не столь значительного потенциала проецирования силы, способностью осуществлять силовые операции на значительном удалении от национальной территории. Вооруженные силы Франции будут основой для формирования европейских военно-силовых структур, если эти проекты когда-либо дойдут до стадии практического обеспечения;

● сохранением собственной инвестиционно-банковской системы, до известной степени, хотя и не полностью автономной от американской. Макрон остается, несмотря на сегодняшний статус, представителем финансовой среды, безусловно, остро осознающим риски для своего выживания при продолжении США политики геоэкономического поглощения Европы;

● наличием индустрии наукоемких технологий, продвинутых сегментов промышленности, в том числе в сфере «новой энергетики» и машиностроения, которым необходимо для выживания сохранение рынков за пределами и ЕС, и в целом «западного мира», где реализуется курс на доминирование американского технологического стандарта с использованием политических средств.

Макрон пользуется ситуацией, когда в Европе одновременно сформировался запрос на восстановление геоэкономической самостоятельности, очевиден дефицит возможностей проявить самостоятельный геополитический курс, и в то же время растет реальное осознание стратегической пагубности разрыва с Россией.

Этого мало для того, чтобы обеспечить реальную независимость Франции и, тем более, ЕС от США, но достаточно, чтобы вести конструктивные переговоры с Россией. А в дальнейшем – подавать себя в качестве «лидера Европы» в решении одной из ключевых проблем для выживания Европы и иметь претензии на роль одного из «центров силы» постглобального мира.

Россия как фокус трансформаций в Европе


Опыт последнего года доказал, что никакие геополитические и геоэкономические трансформации в Европе невозможны без России, даже если они сконфигурированы против нее. Действия России по обострению дискуссии с США по вопросам общеевропейской безопасности продиктованы жизненной необходимостью сломать неблагоприятную для Москвы логику развития ситуации. Эта логика предполагает постоянное возникновение очагов нестабильности, исключающих возможность спокойного взаимодействия с ЕС.

Действия Москвы направлены на то, чтобы через обострение ситуации создать некое дополнительное пространство для маневра европейским элитам. Или, как минимум, тому их сегменту, что не видит для себя перспектив в случае превращения их стран в «прифронтовые» (от англ. «frontline states», термина НАТО, часто применяющегося к Прибалтике – прим. ред. «ЕЭ»).

В России хорошо осознают, что, хотя Москва добилась многого в снижении значимости для себя европейского направления, Европа остается важнейшим, как минимум, в экономическом плане направлением. Несмотря на беспрецедентное сближение с Москвой, Пекин пока избегает делать знаковые в политическом плане шаги в адрес России, например, признав Крым российским или указав китайским компаниям не соблюдать введенные США санкции против нашей страны или ее компаний, допустим, в финансовой области. В Пекине все еще рассчитывают на новый тур торговли с Вашингтоном, когда эти вопросы могут стать важной «разменной монетой».

Москва заинтересована в деэскалации отношений, как минимум, с европейскими странами (на нынешней стадии нормализация отношений с США выглядит нереалистично) и сохранении ряда важнейших направлений геоэкономического взаимодействия, не только по углеводородной энергетике. Как минимум, на ближайшие два-три года, пока Пекин не дозреет до более тесных геоэкономических отношений с Россией (а перспективы этого, конечно, есть, что доказывают российско-китайские договоренности по закупкам КНР нефти), а Россия не достроит инфраструктуру присутствия на юго-восточном направлении (в частности, в пространстве глобального коридора «Север-Юг») и «зону безопасности» в Центральной Азии. И Франция в данном случае – вполне комфортный партнер, поскольку, обладая амбициями, имеет относительно скромные практические возможности их реализации.


Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ

Комментарии
20 ноября
РЕДАКТОРСКая КОЛОНКа

США делает все для сдерживания суверенной России.

Инфографика: Силы и структуры США и НАТО в Польше и Прибалтике
инфографика
Цифра недели

₽120 млрд

составит ежегодный совокупный положительный эффект для белорусской экономики после полной реализации всех Союзных программ – премьер-министр России Михаил Мишустин