«Человек человеку – вирус»: как COVID-19 меняет психологию масс

В условиях всеобщего карантина и самоизоляции как никогда выходит на первый план вопрос психологического здоровья граждан. Меняются привычные людям схемы взаимодействия друг с другом и с миром, все больше активности уходит в онлайн и «дистанционку». ВОЗ отмечает рост домашнего насилия, депрессий и тревожных состояний. О том, как продолжительная пандемия перестраивает модели общественного поведения и психологию масс, читайте в статье доктора политических наук, профессора факультета социологии Ереванского государственного университета Артура Атанесяна.

В отличие от предыдущих масштабных инфекционных заболеваний XXI века, имевших массовый резонанс и последствия (таких, как птичий грипп, лихорадка Эбола и прочие), коронавирусная инфекция изменила нашу реальность – социальную жизнь человека, его быт, коммуникацию и взаимоотношения с другими людьми.

Оставим гиперпопулярный вопрос о характере и степени реальности угрозы данной инфекции специалистам-вирусологам, а тему о том, специально ли нагнетаются и используются массовые страхи теми или иными субъектами национальной и мировой политики – представителям и любителям теории заговора. Поразмышляем о том, как изменится система сложившихся социальных восприятий и моделей поведения людей вследствие угрозы COVID-19.

Чем дальше, тем лучше?

Короновирусная инфекция явилась очередным поводом – более сильным, чем мода и потребительская культура – для того, чтобы еще бόльшая, чем прежде, доля населения планеты отдала предпочтение непрямой коммуникации с себе подобными. Общение через медицинские маски и резиновые перчатки является лишь внешней стороной ситуации. Люди все больше предпочитают не иметь друг с другом никакого дела, если это не является частью удовлетворения естественных, базовых потребностей, да и те сегодня легко заменить на варианты без участия человека. Неслучайно многие даже не заметили подмены необходимого соблюдения «физической дистанции» введенным в массовый обиход термином «социальная дистанция», предполагающим не общение на расстоянии, а избегание социальных связей вообще.

Виртуализация коммуникации, как минимум, за последнее десятилетие доказала не только то, что в ряде ситуаций людям существенно удобнее лежать на диване и заказывать еду и товары по почте, не производя все это своими руками и не обмениваясь товарами, услугами, знаниями и способностями через прямой контакт и взаимодействие. Виртуализация социальных отношений есть лишь внешняя сторона, модное и потребительское проявление массовых страхов людей в отношении друг друга, низкого уровня доверия, нежелания тратить время и усилия на самореализацию через взаимоотношения с другими людьми.

Виртуализация социальных отношений создала иллюзию того, что законы дарвинизма больше не действуют: не нужно напрягаться и доказывать другим, что ты сильнее, умнее, образованнее. Вместо того, чтобы создавать, можно рассуждать об этом, а статус в виртуальной социальной сети многим показался адекватной заменой статусу в обществе.

Сегодня самоутверждение постепенно заменяется самопрезентацией, а красиво себя показать – это не только начало коммуникации, но и самоцель.

С одной стороны, постоянно увеличивающийся и все более характерный для каждого нового поколения спрос на взаимодействие с себе подобными на расстоянии, «без рукопожатия», стимулировал создание виртуальных форм трудовой, игровой, половой, учебной, спортивной, коммерческой и иной коммуникации. С другой стороны, предложение от производителей виртуальных форм общения и взаимодействия, облаченное в моду и комфорт, продолжает нравиться все большему количеству людей, и увеличивает спрос на модели взаимодействия человека с человеком без человека. Иначе говоря, виртуальные формы взаимоотношений, все более популярные и широко потребляемые – это те же марлевые повязки и резиновые перчатки, которым уже давно отдается массовое предпочтение.

Вследствие COVID-19, или массового дискурса вокруг данной темы, у людей потребительского общества появляется еще один, более весомый повод избегать друг друга: безопасность. Если социальное отдаление человека от себе подобного за последние два десятилетия происходило в формате виртуализации, потребительской моды, ухода от борьбы за выживание и самоутверждение в мир мнимых грез, самоутешения и общения с себе подобными на расстоянии (так намного проще и безопаснее), то вследствие мер, предпринимаемых государствами – в основном, призывов не общаться с себе подобными как потенциально больными – растущая тенденция эгоизации обществ и индивидов получила легитимное обоснование, ведь «безопасность превыше всего».

Угроза COVID-19 стала очередным фактором свертывания глобализационных процессов, на смену которым в последнее десятилетие стали приходить тенденции закрывания государств друг от друга (Brexit, строительство американской стены на границе с Мексикой, популярность национальных идеологий в правящих кругах и обществах, и так далее). В условиях пандемии появился новый принцип дифференциации государств и обществ на тех, кто справляется с угрозой более эффективно, и тех, кто не справляется вообще; на тех, кто создает вакцину против COVID-19, и тех, кто станет ее ждать в виде гуманитарной помощи.

Внутри обществ данная дифференциация происходит по тому принципу, что одни относятся к требованиям соблюдения «социальной дистанции» и самоизоляции инициативно и даже указывают на недисциплиированность других, а те позволяют себе всякие вольности и даже сомневаются в существовании угрозы COVID-19 в той форме, в какой она подается властями и СМИ.

В дальнейшем подобная дифференциация может послужить одной из причин для еще большего дистанцирования одних государств от других, а внутри общества – одних групп населения со своими поведенческими моделями от других.

Если кризис затянется, то, вероятно, часть членов общества больше не захочет и не сможет вернуться к прежнему режиму и ритму общения, самореализации вместе с другими и через других, к моделям поведения офлайн, на символическом уровне предполагающим рукопожатия, элементы поведенческого коллективизма и массовости, а на функциональном – взаимодействие и соперничество.

По сути, из тенденции «общаться из дому» и «работать из дому» может развиться привычка «жить из дому» как существенный шаг в направлении атомизации (распада) обществ. А чем меньше люди взаимосвязаны, чем меньше они ощущают себя единым целым и склонны взаимодействовать, тем легче ими управлять, и этим вряд ли никто не воспользуется.

Так ли безопасно оставаться дома?

Призывы и требования сидеть дома являются одним из основных элементов общественного дискурса, а также диалога между властью и обществом вокруг предпринимаемых мер против распространения вируса. Но так ли это безопасно? С физической точки зрения замена активного образа жизни на пассивный будет безусловно иметь негативные последствия. Появится и обострится целый ряд физических недугов, отсутствующих или не проявляющихся у активных людей, однако это – вопросы медицины.

Что касается психического состояния населения, то длительное депрессивно-паническое настроение, ограниченность реальной коммуникации лишь членами семьи, страх потерять работу и каждодневное подсчитывание возможных/реальных убытков, социальное отчуждение от других членов общества, суженное эмоциональное пространство и отсутствие разнообразия в непосредственной социальной среде, безусловно, станут причиной внутриличностных, семейных конфликтов, а также конфликтов в отношении властей и общества.

Потребление информации в СМИ и в Интернете существенно возрастет, однако государственная политика по борьбе с COVID-19 не учитывает необходимости психологической работы с населением, в частности, через СМИ.

Интересно отметить, что методология освещения угрозы пандемии в традиционных СМИ и интернет-новостях соответствует принципам информационной войны, только в данном случае она направлена на собственное население и ведется через круглосуточное повторение одной и той же информации об угрозе, напоминание о том, что кризис все еще впереди, а его временные рамки постоянно сдвигаются, что предпринимаемые усилия не имеют существенных результатов, что враг невидим и это делает его еще более опасным, что носителями смертельной угрозы могут быть любые люди, животные и предметы вокруг тебя, и так далее. Синхронное воспроизведение одинаковых месседжей в СМИ различных стран обеспечивает равномерное сдавливание психики населения в целом.

Даже в военное время, когда угроза моментально погибнуть намного реалистичнее, чем сегодня, бойцов веселят и их боевой дух поднимают работники искусства и культуры, представители СМИ, лидеры и боевые товарищи. Сегодня же все это на государственном уровне на удивление слаженно не предпринимается, хотя в техническом плане является более реализуемым, чем в военное время, а попытки обычных людей подбодрить друг друга могут быть восприняты как умышленное нарушение «социальной дистанции».

Вследствие длительного нагнетания обстановки и отсутствия компенсаторных механизмов (позитивных месседжей) часть населения станет депрессивной, другая – агрессивной. Поведение первой группы будет проявляться через социальное отчуждение, второй – через протестную активность, в частности, через акции неповиновения призывам государственных органов, умышленное нарушение режима в рамках борьбы с пандемией. Данная группа будет расти за счет стремительно увеличивающейся доли населения которая теряет доходы и не имеет конкретного представления о том, когда и как все закончится, что чревато еще большей дестабилизацией обстановки.

Быть интровертом снова в моде

Киноиндустрия и популярное искусство последних десятилетий активно формировали и популяризировали людей исключительно коммуникативных, в своей активности ориентированных на внешнюю аудиторию, лидеров (как минимум на уровне своего непосредственного микропространства). Общество конца XX и начала XXI века задумывалось как общество экстравертов. Вероятно, постиндустриальная экономика с преимущественно обслуживающим сектором и сфокусированностью на туризме, банковской сфере, ресторанном, гостиничном и тем более – шоу-бизнесе нуждалась именно в таком человеческом ресурсе, а экстраверты с их коммуникативной гиперактивностью предпочитали не простаивать весь день за станком, не сидеть над лабораторными экспериментами и химикатами, не паять микросхему, а разговаривать, развлекать и на этом зарабатывать неплохие деньги.

Интровертам же отводилось место «неудачников» – людей, лишенных популярности, социального капитала – друзей и подруг, понимания в кругу сверстников, а также приписывалась характерная внешность человека слабых физических качеств, плохого зрения, высокого уровня никому не понятных интеллектуальных способностей и зацикленности на пребывании дома. Кроме того, среди молодежи постоянно проводились тренинги для «будущих лидеров», всевозможные летние школы молодых руководителей, политические дебаты, а в методику преподавания и обучения активно вводилась групповая работа, методы обсуждения, интерактивные виды обмена информацией и ее усваивания.

Иначе говоря, молчаливый молодой человек, пытающийся решить поставленную задачу на уровне саморефлексии и не вступающий по этому поводу (и тем более – без повода) в дебаты с другими, скорее воспринимался как маргинал, нежели как нормальный случай.

Теперь же, когда борьба с COVID-19 предписывает отсиживаться дома, интровертам не придется делать вид, что они экстраверты, a лидерский потенциал человека не будет напрямую сопрягаться с его способностью и желанием постоянно выть на виду. Функциональные характеристики лидера получат преимущество в отношении символических качеств. Экстраверты окончательно перекочуют на площадки виртуального самовыражения, постов, лайков и комментариев, а интроверты займутся любимым делом. Теперь их оставят в покое и перестанут считать маргиналами, ведь маргинал – это тот, кто выделяется из толпы, а когда все находятся дома, и толпы-то не будет.

Пересмотр востребованности специальностей

Угроза COVID-19 вновь поставила ребром вопрос о том, какая специальность нужнее. Человечество временно отвыкло от глобальных катастроф, каковые периодически случались в истории, и, как оказалось, никто не готов гарантировать их отсутствие в настоящем и ближайшем будущем. Соответственно, функциональность той или иной специальности и ее неизменная (а возможно, и возрастающая) ценность именно в условиях масштабного кризиса были и остаются показателями нужности того, что мы делаем.

Сегодня, когда закрыты музеи, школы, университеты, торговые центры, рестораны и пабы, может возникнуть вопрос: а возобновят ли они работу потом, после окончания кризиса, в той форме, в какой работали до него? Нужны ли они, захотят ли вернуться к традиционным формам и функциональности потребители? Ведь и музейные экспозиции, и выставки, и преподавание, и торговлю, и развлечения можно доставлять на дом, и если кризис с COVID-19 затянется, люди к этому привыкнут.

Вместе с тем, в условиях угрозы COVID-19 усиленно работают врачи, полиция, военные и другие службы безопасности, продолжают работать транспортники, производители продуктов питания, фермеры – через скайп и другие формы визуализации и коммуникации картошку не вырастишь, хлебом не накормишь, границу государства не защитишь, людей не вылечишь (за исключением, возможно, каких-то консультаций). Позитивизм как требование практической применимости, конкретности, нужности специальностей для обеспечения безопасности и развития государства и общества, снова имеет достаточное обоснование.

Манипулируемость массового сознания

Если до появления телевидения люди выходили за новостями на улицу, то после появления в квартирах телевизоров, чтобы узнать о новостях, люди стали приходить домой. Согласно теории СМИ, опосредованная средствами массовой информации реальность постепенно заменила людям их собственный опыт и, соответственно, позволяет в той или иной степени манипулировать общественными восприятиями и поведением. Иначе говоря, чем меньше мы выходим на улицу, чем меньше видим, слышим, знаем из личного опыта и можем проверить то, что подается нам через СМИ, тем больше мы подвержены манипуляциям.

Теперь же, когда из-за угрозы COVID-19 люди массово оказались дома, альтернативы средствам массовой информации, сайтам и социальным сетям у них объективно практически не осталось. Соответственно, степень манипулируемости общества резко возрастет.

Получается замкнутый круг: с одной стороны, чем выше угроза COVID-19 (об этом большинство людей на земле узнает через СМИ и Интернет), тем больше мы ее боимся и больше избегаем реальности. С другой стороны, чем больше мы прячемся от реальности, тем больше вынуждены доверять СМИ и интернет-коммуникации, которые продолжают пугать нас угрозой COVID-19. Ситуация напоминает старую историю с домохозяйкой, которой кажется, что всюду насильники, и потому она боится выйти из дому. Когда ее спрашивают, откуда она это знает, домохозяйка отвечает: из телевизора!

Является ли угроза COVID-19 тем, что мы о ней знаем, в общем и целом зависит от того, что нам о ней сообщают СМИ, и не многим хотелось бы узнать об этом через личный опыт и опыт заболевших знакомых. Вместе с тем, знаем ли мы о COVID-19 правду?

Разделяй и властвуй?

Интересно заметить, что призывы и требования властей не выходить из дома, не собираться вместе, не находиться на улице без необходимости, и так далее, безотносительно к данной конкретной ситуации и исторически очень характерны именно для недемократических правительств. Формула «разделяй и властвуй» в контексте борьбы с COVID-19 пока что реализуется в первой своей части. Второй же этап данной политики может стать или властвованием над угрозой вируса и его полным уничтожением, или властвованием над попрятавшимися в домах и квартирах людьми, которые за последние десятилетия привыкли постоянно чего-то требовать у своих правительств, угрожать митингами, импичментом, неявкой на выборы, невыплатой налогов, злоупотреблять свободой слова…

Политика «хлеба и зрелищ» потребительских обществ может быть заменена политикой дефицита хлеба и туалетной бумаги, а вместо либеральных ценностей привыкшим к свободам гражданам придется окунуться в состояние бытового реализма и резкого сокращения прав и свобод, причем повсеместно, так что ссылаться на «цивилизованный мир» теперь уже не получится. Как говорится, не заболеем – увидим.

Артур Атанесян, доктор политических наук, профессор факультета социологии Ереванского государственного университета