Карабахский кризис – вызов, но не приговор евразийской интеграции

Недавняя эскалация конфликта в Нагорном Карабахе вызвала критику в отношении институтов безопасности на постсоветском пространстве и идей евразийской интеграции в целом. Вместе с тем, проблемы дают ценный материал для работы над ошибками. "Евразия.Эксперт" продолжает дискуссию об ОДКБ и наднациональных инститах на евразийской пространстве в контексте карабахского кризиса. Ранее уже были опубликованы статьи экспертов из Беларуси и Армении - Алексея Дзерманта и Сергея Минасяна. Российский политолог Максим Сучков изложил в своей статье взгляд на ситуацию из России.

В лабиринте «постсоветских пространств»

Наиболее выпукло кризис на Кавказе показал важную особенность евразийского проекта – институты безопасности и интеграционные объединения на постсоветском пространстве во многом зиждутся на волевом решении Москвы инвестировать в них политическую волю и экономические ресурсы. Поэтому когда Россия сталкивается с непростыми дилеммами – как это случилось в карабахской эскалации – и распоряжается этой волей и ресурсами иначе чем, по мнению некоторых наблюдателей, должна это делать, в поведении Москвы усматривают «отклонения» от линии на укреплении интеграции.

Понятны и претензии к другим членам ЕАЭС и ОДКБ, прежде всего, Беларуси и Казахстану. Их фактические позиции были интерпретированы в Ереване в лучшем случае как «недружественные», в худшем – как «проазербайджанские», а потому «анти-союзнические». Действительно, найти основания для расценивания их как идущих вразрез если не с буквой, то с духом ОДКБ, было можно. Похожая критика, смешанная с призывами к большей если не военной, то политической солидарности, звучала ранее и в некоторых российских политико-экспертных кругах после войны в Южной Осетии в 2008 г. и на протяжении всего украинского кризиса.

Нельзя сказать, что эта критика безосновательна, поскольку, большей частью, основана на легитимных ожиданиях. Однако предлагаемые рецепты граничат с популярной максимой Марка Твена, когда вместе с грязной водой есть риск выплеснуть и ребенка.

Дело здесь не столько в отсутствии механизмов координации позиций членов ОДКБ и ЕАЭС, сколько в разновекторности их интересов, о чем говорить открыто не всегда удобно. В этом смысле, справедливо говорить о «постсоветских пространствах», где у отдельных государств за четверть века независимого существования выработался собственный набор представлений о внешнеполитических приоритетах. Все это по отдельным вопросам может разительно отличаться от императивов единого интеграционного проекта или того, каким он представляется России. Понимать это важно не только Москве, но и самим действительным или потенциальным членам евразийской интеграции. Это не означает, однако, что следует отказаться от углубления интеграции.

Мировой кризис антикризисного управления

Вопрос сопряжения собственных государственных интересов и интересов интеграционного объединения не уникален для евразийского проекта. В кризисные периоды эти расхождения выявляются с большей силой, чем во времена относительного благоденствия. Пример Евросоюза как долгие годы наиболее успешного интеграционного объединения тому подтверждение. Критика идеи солидарности как залога евразийской интеграции, которая посыпалась даже со стороны некоторых ее вчерашних сторонников, справедлива ко всем интеграционным объединениям. Равно как и та критика, которая, как правило, направлена на главное интеграционное ядро – Германию в ЕС, Россию в ЕАЭС.

Это же относится и к критике главного постсоветского института безопасности – ОДКБ. Признаки перехода конфликта из тлеющего состояния, в котором он находился почти четверть века, к пожару имелись как минимум на протяжении последних трех лет. Можно говорить о недостаточном давлении внешних игроков на конфликтующие стороны, чтобы это предотвратить, хотя отрицать внутреннюю динамику конфликта и ответственность самих сторон также было бы лукавством. Неспособность эффективно проявить себя в данном конфликте именно ОДКБ как институту является проявлением его дисфункции в той же мере, в которой хромают все международные механизмы кризисного регулирования и управления – схожая критика звучит в отношении деятельности ОБСЕ на юго-востоке Украины, многочисленных миссий ООН в Африке и пр. Кроме того, это обращает нас к более широкой дискуссии о том, какие критерии деятельности организации должны считаться индикаторами его эффективности.

Популярная ныне альтернатива в отношении карабахского урегулирования – переформатирование представительского формата с целью расширения переговорного пространства в виде подключении к этому процессу Турции и Ирана – также вряд ли несет в себе ключ к разрешению конфликта.

Репрезентативность состава участников автоматически не гарантирует конструктивных решений, но нередко может препятствовать их выработке. Вряд ли кто-то сегодня с уверенностью скажет, что созидательный потенциал Анкары и Тегерана будет превалировать над их собственными интересами в этом конфликте, продвижение которых способно еще больше нарушить хрупкий статус-кво.

Трезвый интеграционный расчет

Чаяния и ожидания государств-членов евразийских институтов в отношении России и друг друга в корне своем понятны и справедливы. Но подлинное партнерство предполагает и уважение к интересам самой России – логика некоторых комментаторов и политических заявлений порой как будто предполагает их отсутствие. Трезвая оценка российской позиции и интересов, а также себя и собственных возможностей – минимальный набор исходных для результативной интеграции. Экономические успехи и внешняя привлекательность не должны кружить голову. Конъюнктура может измениться, а восстановить поврежденные отношения будет непросто.

Различия в позициях не должны становиться тормозом для сотрудничества на других направлениях. Постсоветские конфликты – один из наиболее серьезных вызовов региональной интеграции и построению общего пространства безопасности, но говорить о том, что это лакмусовая бумажка эффективности этих институтов на данном этапе, представляется преждевременным.

Тем более что евразийская повестка ими не исчерпывается и примеров успешного сотрудничества больше, хотя они, как правило, и реже попадают в фокус внимания обывателя.  

Нет ничего удивительного в том, что именно в такие кризисные периоды обостряются дискуссии о причинах вступления того или иного государства в институты безопасности или экономической интеграции, пересматриваются альтернативы, анализируются риски потенциальной смены стратегического курса. И именно в эти периоды возрастает ответственность и запрос на лидерство со стороны «главного интегрирующего».

России, действительно, следует внимательне относиться к своим действиям, просчитывать, как те или иные внешнеполитические акции могут быть восприняты в странах ЕАЭС и ОДКБ. Это касается и поставок вооружений и отдельных политических решений в вопросах экономического сотрудничества, торговых практик и инвестиций.

Полагаться на «инерцию исторического добрососедства» в мире с иными ценностными ориентирами рискованно. 

Это безусловный ресурс, но вряд ли на него можно опираться, когда к власти в постсоветских республиках будет приходить все больше молодых элит, не имеющих советского опыта и ассоциирующих его – зачастую, без должного критического осмысления – с негативными образами западных нарративов.

Институтам ЕАЭС и ОДКБ важно пережить эмоциально-оправданный, но политически близорукий период «фатальной предопределенности неудачей», а ее членам вынести из него правильные уроки и кропотливо проделать работу над ошибками.