09 июня 2016 г. 04:36

Конец «асимметричного партнерства». Германия намерена конкурировать с Россией в Евразии

/ Конец «асимметричного партнерства». Германия намерена конкурировать с Россией в Евразии

Бурная реакция российской политической общественности на появление информации о том, что с точки зрения германской оборонной стратегии Россия является теперь не партнером, а соперником, показала чрезмерно высокую степень политизации российской общественной жизни. В конечном счете, на появившуюся информацию отреагировали не только «активисты» и «блогеры», но и вполне релевантные эксперты и политики. Их не остановило ни то, что самого текста «в оригинале» никто не видел (хотя, как известно, в официальных документах важна каждая запятая), ни то, что факт появления такой «утечки» говорит о серьезных проблемах в самой германской элите.

Оставим в стороне попытки германских властей объяснить якобы случившееся изменение статуса России. В конечном счете, метания германских официальных лиц только запутали картину и подвергли сомнению пресловутый ordung в германской системе принятия решений. Сконцентрируемся на сути, ибо как бы хаотична не становилась германская – да и европейская в целом – политическая жизнь, значение официальных документов в ней и формулировок в этих документах исключительно велико. Сила официального и тем более – официального печатного слова пока еще имеет большое значение и отражает пока еще превалирование бюрократического и юридического процессов над политической целесообразностью.

Так что будем исходить из тех посылок, что, во-первых, в германской «Белой книге» по вопросам обороны действительно сдержался термин «соперник» применительно к России, а, во-вторых, что такая коррекция имеет под собой не только пропагандистские, но и сущностные основания. Конечно, утечка, а затем опровержение утечки о новом статусе России в ключевом германском официальном документе является «пробным шаром». Но это тот «пробный шар», который очень и очень близок к практической политике и реальным решениям.

На деле мы сталкиваемся не с попыткой Германии оказать на Россию некое пропагандистское давление, а со стремлением отфиксировать во многом «для себя» новый статус нашей страны в пространстве международных отношений для того, чтобы на базе общего для германской элиты понимания сформировать новый modus operandi с Россией. И этот статус, несомненно, выше, нежели статус «партнера».

Когда в Бонне, а затем – и в Берлине многие годы говорили «партнер» в отношении России, то, безусловно, имели в виду, «младший партнер». Даже когда обсуждали с Борисом Ельциным возможность нового «европейского концерта». Конечно, этот статус качественно менялся со временем – от страны, которую нужно «спасать» от самой себя до «младшего партнера», у которого могут быть поправки к позиции «старшего» германского «брата», но суть от этого не менялась. Россия, как и мыслили некоторые российские «геополитики» становилась ресурсным «придатком» Германии, которая, в свою очередь, стремилась стать (и стала!) европейским гегемоном.

Собственно, сегодняшний германский пан-европеизм, который так пугает иных российских политиков, взращен на российских ресурсах.

Безусловно, «партнерство» Германии и России основывалось на некоей «конвергенции» в политическом понимании глобальных процессов и основных задач европейской безопасности (насколько такая конвергенция в принципе была возможна с Ангелой Меркель во главе Германии остается под большим вопросом – в данном случае личность играет в истории очень большое значение). Однако это партнерство не предполагало никакого «выравнивания статусов» ни в политике, ни в экономике.

Причем, основой этого партнерства было то, что Россия, получая статус привилегированного поставщика ресурсов на рынки Евросоюза и, прежде всего, Германии, отказывалась до известной степени от попыток собственной ре-индустриализации и конкуренции на своем же рынке в большинстве секторов промышленности.

Стоит обратить внимание на два обстоятельства: во-первых, пик партнерства России и Германии (2003 – 2010 гг.), вершиной которого стало строительство газопровода «Северный поток-1», совпали с периодом интенсивной деиндустриализации России и утраты компетенций по многим критическим позициям в промышленности.

Во-вторых, кризис стратегии «партнерства» с Германией начался до «крымского разворота» и удивительным образом совпадает с резкой активизацией в 2011-2012 гг. интеграционных процессов на постсоветском пространстве, закончившихся созданием Евразийского союза (ЕАЭС).

В то время как в период «растущего партнерства» с Берлином большинство интеграционных инициатив на постсоветском пространстве были заморожены, а часть, - даже реверсирована, как например, проекты в рамках Союзного государства России и Беларуси. Вероятно, эти два компонента также были важнейшими элементами системы «асимметричного партнерства» Германии и России.

Появление применительно к России термина «соперник», если слухи действительно соответствуют действительности, означает невозможность продолжения именно этого партнерства. Прежде всего, потому, что к другому типу партнерства современная германская элита не способна и пока до конца не совсем ясно, - созреет ли она к этому или выберет традиционную, увы, парадигму взаимоотношений с Россией.

Статус «соперника» означает признание Берлином необходимости реальной конкуренции с Москвой, прежде всего, на политическом поле (к военной конкуренции ФРГ еще не готова и не будет готова еще относительно длительное время), но также и в экономическом пространстве. Причем не надо быть провидцем, чтобы понимать, что

пространство экономической конкуренции Москвы и Берлина во много будет локализовано именно в Новой Евразии.

Но важно еще и то, что в отношениях с «соперником» нельзя ограничиться политическим давлением. С «соперником» надо договариваться, не давать пустых обещаний и иметь не только возражения к его позиции, но и уступки. То есть то, что почти полностью отсутствовало в германской политике в отношении России во времена «закатного партнерства» по состоянию на 2011-2013 гг. 

Собственно, вся логика посткрымских санкций была основана на том понимании – которое, вероятно, во многом исходило именно из Берлина, что никакого взаимодействия с Москвой, как с «соперником» не требуется. Достаточно прямого политического давления, сопровождаемого уговорами и шантажом. Вероятно, по истечению двух санкционных лет в Берлине начали приходить к выводу о том, что данная логика неэффективна, как минимум.

Так, что нет ничего дурного и, тем более, унизительного в статусе «соперника» меркелевской Германии. Это, как раз, свидетельствует о серьезности «заявки» современной России на самостоятельный статус в мире и в Европе. Это, в конечном счете, подразумевает и более высокий уровень уважения.

Так стойкость и гибкость Москвы в противостоянии санкциям, вероятно, свое дело сделали и в умах ключевой для современной Европы германской элиты начинается переоценка ценностей.

Важно понимать и то, что «соперник», - это и более ответственный статус, нежели «партнер», от которого мало что зависит. И, конечно, России еще много придется потрудиться, чтобы полностью соответствовать авансам, которые – по слухам, конечно – выдала нашей стране Германия. Нельзя обмануть ожиданий немецких политиков.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ «Высшая школа экономики»

Комментарии
20 мая
РЕДАКТОРСКая КОЛОНКа

Москва сделала геостратегический выбор поддерживать Минск.

Инфографика: Силы и структуры США и НАТО в Польше и Прибалтике
инфографика
Цифра недели

35 млрд

кВт*ч электроэнергии суммарно выработала БелАЭС с момента начала работы. В 2024 г. выработка уже составила более 12 млрд кВт*ч: почти на 6% выше, чем за весь 2023 г.
– Пресс-служба БелАЭС