Кризис роста. Что происходит с союзом России и Беларуси?

Ситуация в российско-белорусских отношениях выглядит внешне странно, но отражает логику развития двусторонних отношений. Складывающуюся ситуацию можно вполне воспринимать как «кризис роста». Дмитрий Евстафьев – о глубинной подоплеке спора Минска с Москвой, о том, что делать и что поставлено на карту.

Конечно, некоторые высказывания лидера Беларуси чрезмерно эмоциональны, но такова уж нынешняя историческая эпоха. «Дутертизация» (президент Филиппин Родриго Роа Дутерте известен своими резкими высказываниями и призывами к внесудебным расправам с коррупционерами и наркоторговцами) внешнеполитической риторики является свершившимся фактом, к которому, кажется, адаптировался даже Кремль.

Пробуксовка интеграции

Вопрос однако не в риторике, а в том, что российско-белорусские отношения действительно нуждаются в обновлении. Нынешний характер отношений, вписывающийся в формулу «ни интеграции – ни разрыва», консервировать далее становится не просто бессмысленно, но невозможно. Так что высказывания А. Лукашенко следует воспринять как положительный сигнал. Это при наличии определенных дополнительных условий создает весьма позитивную почву для диалога.

Вопрос только в том, о чем будет этот диалог.

Отталкиваясь от выступления А. Лукашенко, диалог должен вестись об условиях доступа белорусских и «условно белорусских» товаров на российский рынок, и о признании за Беларусью возможности односторонних политических действий в рамках Союзного государства, – таких как введение безвизового режима с рядом стран, с которыми у России визовый режим есть. То есть, по сути, диалог должен вестись об условиях сохранения зоны свободной торговли и льготных поставках энергоносителей при отказе от какой-либо политической интеграции даже в форме координации политических решений.

Но ведь когда 2 апреля 1997 г. президенты России и Беларуси подписали договор о создании Союзного государства, имелось в виду нечто большее, нежели просто некий торговый союз и отсутствие прямого пограничного контроля. Нечто большее подразумевалось и 26 января 2000 г., когда Договор о Союзе вступил в силу.

Подразумевалась глубокая экономическая, политическая и военно-политическая интеграция. Экономически формула «союзное государство» подразумевала, как минимум, возникновение серьезного экономического игрока, способного оказывать решающее влияние как на европейские рынки, так и на рынки других стран. А интерес Беларуси заключался не в возможности экспорта устриц в Россию, но в способности, опираясь на российские энергоресурсы, а также используя логистические возможности России, продвигать продукцию своего прекрасного, но, увы, несамодостаточного машиностроения на перспективные, прежде всего азиатские, рынки.

К сожалению, большая часть «задумок», закладывавшихся в экономический фундамент Союза, не реализовалась. Причем, как по вине России, где происходила глубокая деиндустриализация и утрачивалась способность к реализации крупных проектов, так и в силу стремления руководства Беларуси к сохранению полностью «суверенного» экономического пространства.

Быть или не быть?

Ситуация в российско-белорусских отношениях в определенном смысле иллюстрирует положение, когда в связи с утратой большой цели на первый план выходят относительно мелкие вопросы, которые в иных обстоятельствах могли бы быть решены, как говорится, «в рабочем порядке».

Союзное государство России и Беларуси может быть только интеграционным объединением двух промышленно развитых государств, нацеленным на завоевание новых рынков, на глобализацию собственного, прежде всего промышленного, потенциала.

В другом качестве, просто как один из вариантов юридического оформления «зоны свободной торговли», этот Союз просто не нужен. Если элиты двух стран не видят для себя перспектив общего индустриального будущего, то тогда надо начинать аккуратный и спокойный процесс «раскассирования» Союза. В конечном счете, «зона свободной торговли» – часть договоренностей в рамках ЕАЭС, которые, впрочем, также не слишком устраивают Минск.

Если же речь идет о том, чтобы выйти из «евразийского интеграционного пространства» и попытаться встроиться в экономическую систему ЕС, то это тоже возможно, но тогда надо говорить не о суверенитете, а прямо об этой цели. Правда сомнительно, чтобы в рамках европейской системы экономических (и политических, что немаловажно) «ценностей» удалось сохранить экономическую стабильность и остатки «социалистических», прямо скажем, принципов организации экономики Беларуси. И тем более придется отложить в сторону антиолигархический пафос, характерный для многих белорусских экспертов. А развитие промышленности в «сферическом вакууме» при сегодняшней структуре рынков капитала выглядит крайне сомнительным.

Важно учитывать и то, что если для России существует определенное «пространство роста», связанное с заполнением целого ряда значимых «лакун» в машиностроении и связанных с ним отраслях промышленности, то для Беларуси такого пространства роста просто не существует. Причем не только в машиностроении, но и в большинстве отраслей промышленности.

Показательно, кстати, что торговые споры между двумя частями «Союзного» государства, за редким исключением (например, ситуация вокруг отношений «МАЗ-КАМАЗ») возникали, как правило, не по вопросам торговли продукцией с высоким уровнем добавленной стоимости.

Это, к сожалению, может свидетельствовать о процессе деиндустриализации внешнеэкономического потенциала Республики Беларусь. А это плохо не только для Беларуси, но и для России.

Предмет для дискуссии

Преодоление тенденции к деиндустриализации Беларуси и втягивание ее экономики в экономические комплексы соседних крупных межгосударственных объединений на низких и крайне низких уровнях добавленной стоимости должно стать предметом дискуссии между Москвой и Минском (прямо скажем, переупаковка и перемаркировка товаров является свидетельством крайне низкого статуса включенности в хозяйственные цепочки).

Во многом ответственность за выработку такой позитивной «повестки дня» ложится на Россию и ее экспертное сообщество. Оно должно наглядно показать, что доходы от совместного с предприятиями выхода на рынки «условного Юга» будут многократно превышать, прежде всего качественно, доходы от безвизового доступа европейских нуворишей в создаваемые белорусские казино.

Кризис роста Союзного государства – это часть кризиса деиндустриализации постсоветского пространства, который может быть только усугублен попытками разрыва интеграционных связей. Признание этой аксиомы существенно облегчит поиск дальнейших решений.

Было бы правильно, если Москва, не втягиваясь в «дискурс о креветках», предложила Минску программу взаимодействия, основанную на понимании объективной неизбежности реиндустриализации Новой Евразии. Эта реиндустриализация произойдет с участием или без участия Беларуси, но она произойдет, потому что таково объективное требование глобальной геополитической ситуации.

При этом подлинная реиндустриализация не может основываться на снижении уровня конкурентоспособности российских машиностроителей, например, через уравнивание цен на электороэнергию для них и для их белорусских коллег. Речь идет именно о совместной индустриальной политике на внешних рынках, что, естественно, подразумевает определенный отказ от «экспортного суверенитета». В противном случае, в чем выгода России от такого сотрудничества?

В любом случае, существует большое пространство для диалога, и было бы неправильно это пространство не использовать.

«Украинский» синдром самодостаточности

Конечно, над руководством России довлеет «украинский» прецедент, когда производство важнейшей для России продукции, в том числе и оборонной, было поставлено под угрозу в результате изменения политического курса Киевом.

Естественно, Кремль в дальнейшем будет предпочитать более серьезные гарантии, нежели «честное слово».

Тем более, что позиция Минска по ситуации на Востоке Украины (включая и военно-техническое сотрудничество с Киевом) оставляет некоторый простор для инсинуаций со стороны сил, не заинтересованных в развитии российско-белорусского индустриального взаимодействия.

Белорусскому руководству стоит признать невозможность экономической интеграции в современных условиях без политического сближения и взаимных политических обязательств. Это касается не только отношений России и Беларуси, – такова общая ситуация и в Евразии, и в целом – в мире.

Вопрос в том, чтобы искать приемлемые, прежде всего, для народов наших стран формы политической интеграции, даже если лидерам и элитам придется чем-то поступиться.

Вероятно, именно поэтому Россия, понимая рациональность и искренность позиции белорусского президента, заняла по отношению к его демаршу весьма мягкую, почти молчаливую позицию.

В Москве понимают, что в выступлении А. Лукашенко доминировала искренняя обеспокоенность судьбой экономики Беларуси, а не стремление каким-то образом пошантажировать Москву ставшими неактуальными уже некоторое время назад аргументами и угрозами.

Главный риск сегодня – если за текущими спорами кроется неверная оценка тех тектонических сдвигов, которые происходят в мировой политике и экономике и, в частности, в экономике европейской. Если по этому вопросу между Минском и Москвой возникнет фундаментальное расхождение (что сложно представить, ведь А. Лукашенко –лидер, всегда четко ощущавший суть исторической эпохи), то это станет куда более серьезным вызовом, чем сегодняшний спор о в целом маргинальных – на фоне возможных перспектив союза – вопросах.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ