«Январские тезисы» Сергея Лаврова по Нагорному Карабаху

В минувшем году периодически всплывали слухи у наличии у Москвы неких планов по разрешению конфликта вокруг Нагорного Карабаха («план Лаврова»). Данные слухи были опровергнуты. Однако в СМИ периодически появляются предположения о якобы «размене» уступок по Карабаху на присоединение Азербайджана к Евразийскому союзу. В ходе пресс-конференции 15 января 2018 г. глава МИД России Сергей Лавров разъяснил позицию Москвы по карабахскому направлению. Сергей Маркедонов – о нюансах российской позиции и о том, почему форсированные шаги на карабахском направлении со стороны Москвы стали бы дипломатическим самоубийством.

Карабахский фактор для России

Интерес России к этому сложному этнополитическому узлу обусловлен целым рядом факторов.

Армяно-азербайджанский конфликт из-за Нагорного Карабаха уникален тем, что противостоящие друг другу стороны одинаково заинтересованы в посредничестве Москвы, а само урегулирование не сопровождается конфронтацией между Россией и Западом.

В апреле 2017 г. исполнилась первая годовщина так называемой «четырехдневной войны», самого крупного нарушения режима прекращения огня с момента его установления. Было немало прогнозов о возможном повторении военной эскалации на линии соприкосновения или на армяно-азербайджанской госгранице за пределами Нагорного Карабаха. Однако, несмотря на постоянные вооруженные инциденты, «разморозки» противостояния удалось избежать.

В этом контексте не лишним будет напомнить, что именно благодаря усилиям Москвы представители Баку и Еревана в апреле 2016 г. пришли к соглашению о прекращении «четырехдневной войны».

Впоследствии же Россия сыграла особую роль в достижении Венских и Санкт-Петербургских договоренностей относительно укрепления института международных наблюдателей и мониторинга на линии соприкосновения сторон. И если в австрийской столице речь шла о традиционном формате Минской группы ОБСЕ, то в Северной Пальмире состоялся трехсторонний президентский саммит.

Фактически в 2016-2017 гг. этот формат получил дополнительную легитимацию. При этом и Россия, и Запад рассматривают его не как противовес Минской группы, а как важный дипломатический канал. И, что особо важно, он работает во многом благодаря доверительным личным контактам Ильхама Алиева и Сержа Саргсяна с Владимиром Путиным.

Заметим, что эти связи эффективно работают не только по карабахскому направлению, но и по широкому спектру двусторонних отношений Москвы с Баку и Ереваном. Однако такого высокого уровня доверия нет у лидеров стран – сопредседателей Минской группы (США и Франции) с лидерами закавказских государств. И в данном контексте любые попытки выдавливания России из мирного процесса будут бить в том числе и по американо-европейским интересам, поскольку многие дипломатические каналы в этом случае будут заблокированы.

Без Москвы западным политикам многие вещи придется начинать с нуля.

И именно это во многом объясняет беспрецедентную готовность США и Франции (как своеобразного представителя ЕС в Минской группе) работать с Россией вопреки принципиальным расхождениям вокруг Украины, Сирии, европейских дел. 

Систематизация по Лаврову

На первый взгляд, в тезисах, озвученных главой МИД РФ на январской пресс-конференции, не прозвучало особой новизны в отношении подходов Москвы к урегулированию сложного этнополитического конфликта. В той или иной форме и он сам, и президент Владимир Путин не единожды проговаривали официальную позицию государства.

Однако выступление Сергея Лаврова по Карабаху интересно тем, что в нем предпринята систематизация и конкретизация уже имеющихся оценок.

Для американской и европейской политологической литературы характерен общий вывод о незаинтересованности России в скорейшем урегулировании армяно-азербайджанского конфликта с целью сохранения своего влияния на Баку и Ереван. Этот тезис можно было бы принять, если бы не одна немаловажная деталь. Действительно, свои дипломатические усилия на карабахском направлении Москва предпринимает не ради альтруистических соображений.

Утратив значительную часть своего влияния на Грузию в результате признания абхазской и южноосетинской независимости в августе 2008 г., Россия не может позволить себе роскоши жесткого выбора между Арменией и Азербайджаном.

На одной чаше весов окажется военный союзник и участник общих интеграционных проектов, а на другой – соседнее государство и важный экономический и политический партнер.

Однако сегодня Баку и Ереван не демонстрируют ни малейших признаков достижения компромисса, их внешнюю политику определяют максималистские планки, а сам Карабах в армянском и азербайджанском обществе воспринимается в определенной степени как сакральная территория. Вокруг этого конфликта во многом выстраивается идентичность двух закавказских государств.

В таких условиях форсировать мирный процесс, пытаться брать на себя гарантии, осознавая невозможность их практического выполнения, было бы самоубийством.

Отсюда и принципиальной важности вывод Лаврова: «У Российской Федерации не может быть конкретных планов по решению этой проблемы, потому что ее решить могут только сами стороны». Среди прочего, это сигнал и другой «конвенциональной мудрости», доминирующей среди политиков и экспертов в Азербайджане и Армении: «ключи» от урегулирования находятся в Москве. Возможно, так было на момент распада СССР. Но тогда Армянская и Азербайджанская ССР предпочли этой союзной медиации национальную независимость. В этой связи рассчитывать приходится прежде всего на себя.

Сегодня примирение некогда «братских республик» без их малейшей на то готовности не входит в число национальных интересов России.

Было бы наивным считать, что комментарий российского министра прекратит спекуляции в СМИ относительно наличия некоего «плана Лаврова» по Карабаху (текста которого никто никогда целиком не приводил). Но разъяснение относительно позиции Москвы крайне важное: Россия не рассматривает в качестве идефикс изменение статус-кво. Напротив, она готова его поддерживать, если это не вредит ее интересам.

Москва крайне заинтересована в недопущении военной эскалации между армянскими и азербайджанскими силами. Развитие событий по негативному сценарию поставило бы под серьезный удар и евразийские интеграционные проекты, и, возможно, отношения России с Турцией и Ираном, не говоря уже про Запад.

По мнению Лаврова, карабахскую проблему «в одном документе раз и навсегда не решить». Данный тезис крайне важен для того, чтобы в будущем избегать искусственных и завышенных ожиданий, как это уже было в канун Казанского саммита в июне 2011 г. Если конфликт не решается в течение многих лет, а основные переговорные идеи уже высказаны, то было бы наивным полагать, что один или два форума обеспечат позитивный прорыв.

Поэтому, с точки зрения министра, на первый план в нынешних условиях выходит минимизация военных инцидентов, «чтобы все-таки стало спокойнее на линии соприкосновения. Это помогло бы переходить и к политическому урегулированию».

В самом деле, без принципиального улучшения ситуации в военно-политической сфере содержательных переговоров не будет. Или всякий раз они будут начинаться с нулевой точки, к которой их будут возвращать очередные снайперские дуэли или рейды диверсионно-разведывательных групп.

Впрочем, словосочетание «поэтапное урегулирование» потребует дальнейших разъяснений. Дело в том, что долгие годы само это понятие (в противовес армянской позиции – «пакетное решение») было зарифмовано с позицией Баку. В отличие от армянской стороны, Азербайджан заинтересован в переносе решения о статусе Карабаха на более поздний этап, фокусируясь на освобождении районов вокруг бывшей НКАО.

Но в словах российского министра несколько иной смысл. Речь в данном случае не об алгоритме окончательного разрешения конфликта, а о мерах по повышению эффективности переговорного процесса, а также о том, чтобы стороны противостояния не пеняли бы на посредников, а проявляли больше политической воли и ответственности. И главное на этом пути от абстрактных формул и заклинаний о мире, который лучше войны, перейти к практическим действиям, будь то качественный мониторинг линии соприкосновения или предотвращение инцидентов.

Сергей Маркедонов, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета