20 февраля 2017 г. 00:00

Ярослав Лисоволик: «Уйти от парадигмы потребительского роста к росту инвестиционному»

/ Ярослав Лисоволик: «Уйти от парадигмы потребительского роста к росту инвестиционному»

«Евразия.Эксперт» начинает публикацию цикла бесед с главным экономистом Евразийского банка развития, доктором экономических наук Ярославом Лисоволиком. Красной линией через все интервью проходит тема выработки экономической стратегии России и Евразийского союза с учетом географических особенностей евразийского пространства. Именно этой теме посвящен последний доклад в Евразийском банке развития главного экономиста ЕАБР. В первом интервью мы говорим о том, чему современным экономистам стоит поучиться у классиков евразийства и где искать национальную экономическую идею России и ее партнерам по ЕАЭС?

- Ярослав Дмитриевич, недавно вы издали доклад, посвященный географическим особенностям развития экономик стран ЕАЭС. Вы ссылаетесь на классиков евразийства. До последнего времени подобные работы расценивались как «неформат». Что изменилось сегодня?

- Наследие евразийцев не было должным образом оценено и изучено. В нашей российской истории есть своеобразные «провалы в памяти» экономической мысли, которые нам сегодня – русским и евразийским экономистам – надо восстанавливать. Что наша экономическая школа говорила о наших особенностях, экономическом развитии, нашей географии? Когда этой исторической основы нет, почва очень зыбкая под ногами.

Меня многие зарубежные коллеги спрашивают: «Вы говорите про евразийскую интеграцию, а есть ли у вас такая же историческая традиция как у нас?» Наша традиция где-то даже более богатая и длительная, чем их традиция.

Скажем, теория экономической интеграции Винера, канадского экономиста, это 1950-е гг. Многие работы евразийцев, которые в какой-то степени предвосхитили те или иные аспекты учения об интеграции, относятся к 1920-м гг.

- То есть почти столетие c момента зарождения теории...

- Да, в течение нескольких следующих лет мы должны готовиться к тому, чтобы отмечать столетнюю годовщину экономического наследия евразийцев. Их учение в сегодняшнем контексте будет приобретать новое дыхание и большую востребованность.

Мне кажется, это уже происходит. Есть потребность в нахождении собственных источников экономического роста и экономической стратегии, основанной на собственном научном наследии. Мы неизбежно будем возвращаться к нашим корням.

- Ваш последний доклад в Евразийском банке развития посвящен тому, как удаленность от морских торговых маршрутов сильно бьет по конкурентоспособности экономик, увеличивая расходы на транспорт. Что делать?

- С самого начала евразийцы говорили фактически об интеграции. Они говорили о необходимости создания т.н. комплекса взаимодополняющих экономик, которые за счет взаимодействия компенсируют проблемы, связанные с огромными дистанциями до ключевых мировых рынков.

Кроме того, необходимо развивать инфраструктуру, транспортные артерии для выхода на мировые рынки. Евразийцы отмечали опасность изолированности от мировых рынков.

- Они были против автаркии?

- Да, они выступали против тотальной автаркии, также как и против безоглядной открытости по отношению к мировой экономике. При этом  интеграция должна отвечать национальным интересам и особенностям. «Не в обезьяньем копировании зарубежного «океанического» опыта», как они писали, заключается будущее России, а в разработке своих собственных экономических национальных интересов и в интеграции, которая именно на этом основана.

- Сейчас много говорится о том, что инвестиции в большие трансконтинентальные транспортные коридоры в краткосрочном и среднесрочном плане коммерчески не выгодны. Например, ряд экспертов считает, что проект высокоскоростной магистрали Москва-Казань направлен на обеспечение связности территорий и не имеет коммерческого смысла.

- Континентальная интеграция сильно завязана на развитие ряда ключевых секторов экономики, прежде всего, транспортного. Здесь необходимо сотрудничество государственного и частного капитала. В упомянутом нашем специальном докладе мы пишем, что модель роста должна основываться на генерировании т.н. «длинных денег».

Это означает приоритет стабильности. При той волатильности и громадных перепадах на финансовых рынках, которые мы наблюдали, очень сложно выстраивать стратегии финансирования долгосрочных проектов.

- Что с этим делать?

- Необходимо посмотреть на возможности углубления наших финансовых рынков, чтобы постепенно создавать экономическую среду, которая характеризуется низкими уровнями инфляции и низкими процентными ставками.

В последние десятилетия наша экономическая модель в большей степени характеризовалась потребительским ростом, а не инвестиционным. Учитывая особенности континентальной географии, парадигма экономического развития евразийских стран в будущем – это прежде всего инвестиционный рост.

Необходимо своего рода «переключение скоростей» для российской экономики от парадигмы потребительского экономического роста, который во многом уже начинает себя исчерпывать, в сторону роста инвестиционного.

Здесь, кстати, очень любопытна противоположность с Китаем. Он успешно задействовал свою инвестиционную модель развития. Посмотрите на список крупнейших портов мира: буквально за последние десятилетия Китай ворвался в десятку этой иерархии. Проблема замкнутости и географическая проблема (особенно для северо-западных изолированных регионов КНР) успешно решается Китаем за счет развития инфраструктуры. Теперь уже Китай может «переключать скорости» и смотреть на возможности развития за счет потребления уже на этой достаточно прочной базе инфраструктурного развития.

- Но у Китая был очень мощный приток ресурсов за счет дешевой рабочей силы и доступность торговых путей с США. Ведь во многом в основе развития китайских портовых комплексов лежит торговля, прежде всего, с США через океан. У китайцев было конкурентное преимущество, которое они смогли эффективно использовать. Какое конкурентное преимущество у евразийского сообщества стран?

- Во-первых, очень важным преимуществом является наличие природных богатств, полезных ископаемых, более эффективное использование которых могло бы усилить компоненты инвестиционного роста.

Ведь что происходило последние 10-15 лет? Мы получаем сверхдоходы, запираем их на ключ, и они не идут на развитие. Отчасти это было связано с тем, что не было работающего институционального механизма для эффективного использования этих средств.

- Мы не умели правильно тратить деньги?

- Совершенно верно. Во многом такого рода средства направлялись на потребление и не сильно способствовали улучшению инфраструктурной части нашего развития.

Второе наше конкурентное преимущество – это, конечно, человеческий капитал, который все еще один из наиболее конкурентоспособных в мировой экономике. Необходимо развитие образования и здравоохранения как факторов, которые делают нас более конкурентоспособными в отношениях с азиатскими странами и со многими европейскими.

Мы видим, что и США, и Китай принимают программы развития человеческого капитала, направленные не только на взращивание своих талантов, но и на борьбу за интеллектуальный капитал в мировом масштабе, перетягивание ведущих специалистов. У наших стран, в том числе и у России, громадная диаспора за рубежом. В случае России – это порядка 30 млн человек. Мы занимаем 3-4 место в мире, по разным оценкам, по размеру диаспоры. И при этом, я и многие другие считаем, что это, наверно, самая высокотехнологичная диаспора в мире.

Если мы наладим взаимодействие с диаспорой, то это даст громадный скачок в экономическом развитии. Посмотрим на такие страны как Южная Корея и Ирландия – взаимодействие с диаспорой играло очень важную роль в достижении высоких темпов экономического роста. В более общем плане крайне важной составной частью стратегии развития Евразии становится совершенствование «человеческого капитала». Есть работа американского экономиста Эрлиха, которая свидетельствует, что ключевым фактором успеха США в XX веке, именно экономического успеха, была система развития человеческого капитала.

- Эта мысль звучит в ходе развернувшейся сегодня в России «ярмарки» программ экономического развития?

- Обсуждаются в основном концепции, связанные с отвлеченными идеями или потребностями узких групп интересов. Но есть громадный запрос со стороны населения, и он не сводится только к более высоким зарплатам и пенсиям. Есть намного более глубинный запрос, связанный с понятным вектором экономического развития. Для русского человека всегда было очень важно понимать, куда мы идем.

- Не отсюда поговорка: долго запрягаем – быстро едем?

- Да, разобравшись куда идти, начинаем нестись очень быстро. Определить главный вектор – это первое. Пока этот вектор все еще достаточно размыт в нагромождении приоритетов различных групп интересов.

- Наши партнеры по евразийскому пространству часто воспринимают Россию как нечто огромное, разнородное, где есть разные группы, интересы, борьба. Они говорят, что это мешает интеграции…

- Наша эффективность на международной арене и наша способность выстраивать интеграцию со странами ближнего зарубежья зависит от нашей способности быть понятными. Прежде всего, за счет нашей экономической стратегии. Когда будет понятно, куда мы идем, начнут улучшаться и перспективы интеграции, и взаимодействие со странами «дальнего зарубежья».

- Мы приближаемся к кристаллизации экономической стратегии?

- Это неизбежно. Так или иначе, Россия будет приходить к тому, что этот запрос со стороны общества надо будет выполнять. Это медленный процесс. Но сам факт того, что запущено широкомасштабное обсуждение, ярмарка идей – это уже важно. И важно, чтобы все-таки запрос большей части населения страны был понят и услышан.

Кто-то может сказать, что если вы базируетесь на таких «народных началах», то это примитивный популизм. Но даже Международный валютный фонд в какой-то момент осознал очень серьезные политические  ограничения для реализации своих программ: без внутренней и широкомасштабной поддержки со стороны населения выполнение программ становится проблематичным.

Надо забыть стереотипы «девяностых» о том, что запрос со стороны большинства населения – это популизм и патернализм. Многие их тех, кто считает, что народ ничего не понимает, попросту оторвались от реальности. Устремления широких масс населения в области экономических преобразований должны быть не барьером, а самым важным ключом к успешной реализации мер экономической политики.    

Конечно, опросы показывают, что низкая инфляция – это необходимый с точки зрения большинства населения ориентир. Но такие предложения как, например, обесценить рубль и сделать его ключевым конкурентным преимуществом никуда не годятся. Это создает проблемы для нашего долгосрочного развития – подрывается доверие к нашей национальной валюте. Опять рынками и экономикой правит волатильность, которая никогда не даст нам развиваться в долгую.


Беседовал Вячеслав Сутырин

Комментарии
20 мая
РЕДАКТОРСКая КОЛОНКа

Москва сделала геостратегический выбор поддерживать Минск.

Инфографика: Силы и структуры США и НАТО в Польше и Прибалтике
инфографика
Цифра недели

15,5 леев

составил тариф на газ в Молдове без учета НДС с 1 декабря 2024 г. Стоимость выросла на 3,4 лея, или почти на 30%. С учетом НДС тариф достиг 16,7 леев – Национальное агентство по регулированию в энергетике